Мария Федоровна

У нее были свои тяжелые волнения, связанные с ее положением. Надо было держаться, нельзя было расслабиться. Она не имела теперь права волноваться, так как это могло неблагоприятно отразиться на ребенке. Цесаревна старалась жить, как и раньше, но душа все время тосковала по мужу. Она ему корреспондировала регулярно. Ее письма бодры, трогательны, полны изъяснений в любви: «Как скучно без тебя. Ты этого и представить не можешь, потому что я тебя гораздо больше люблю, чем ты меня; не правда ли?»

Она называла его теперь любовно «пусси-пусси», и Цесаревич улыбался, когда это слышал. У них уже был свой мир, свой язык, свой стиль отношений, недоступный никому другому.

О своем физическом состоянии она почти ничего не писала, стараясь не отягощать лишними переживаниями. Если не знать реального положения вещей, то эти письма можно принять за послания веселой и беззаботной особы, не обремененной ни страхами, ни переживаниями, ни регулярно повторяющимися приступами слабости, а лишь чувствами к своему любимому.

«Здравствуй, ангел сердца моего. Ты видишь, что мои мысли не покидают тебя ни на минуту. Ты был моей последней мыслью, когда я засыпала, и сейчас, как только я проснулась, снова пишу тебе. А от тебя все еще нет ничего. Ты мог бы хотя бы прислать хоть одно маленькое словечко телеграммой уже из Пскова, или с какой-нибудь другой станции, но ничего нет. Пусси, Пусси, ты так увлекся игрой в карты, что уже забыл меня, не правда ли?» Она знала, что это неправда, но так хотелось еще раз услышать, что ее сильно любят!

Мария Федоровна при этом регулярно и подробно описывала состояние Императрицы. У Марии Александровны уже в начале 60-х годов появились признаки чахотки, и она постоянно лечилась у известнейших докторов, на лучших курортах в России и за границей. Без малого двадцать лет супруга Александра II боролась с недугом, который в конце концов преждевременно свел ее в могилу.

Почти пятнадцать последних лет ее жизни рядом с ней была невестка, которая просто могла бы написать историю болезни свекрови. Чуть ли не ежедневно ее навещала, выслушивала, сочувствовала, обсуждала с докторами течение болезни.

Она была так заботлива, так искренне участлива, что это не могло не тронуть добродетельное сердце царицы. «Твоя дорогая Мама, к несчастью, опять перенесла неприятный приступ. В 4 часа у нее вдруг началось харканье кровью, чего с нею не было уже несколько лет. Но Гартман (Карл Карлович, лейб-медик. — А. Б.) не волнуется и надеется, что это более не повторится. Он только попросил ее, чтобы она вела как можно более спокойный образ жизни и много не разговаривала. За обедом, однако, она разговаривала… Но сегодня вечером для чтения она не может появиться. Только бы Бог сделал так, чтобы это не повторилось. Несчастная, как это ужасно и для нее и для нас, которые не могут ей ничем помочь».

Марии Федоровне и самой необходимо было вести спокойный образ жизни, но она до последней возможности не отказывалась от своих семейно-династических обязательств.

С конца апреля 1868 года семья Цесаревича жила в Александровском Дворце Царского Села, а рядом, в Большом Дворце, обосновались Царь с Царицей. Важного события можно было ждать в любую минуту. Александр в эти дни почти не отлучался, лишь в самом крайнем случае, находясь все время или вместе с женой, или поблизости.

6 мая, в начале 5-го утра, Мария Федоровна проснулась, ощущая сильную боль в нижней части живота. Она тут же разбудила Сашу, который сам не знал, что делать. Позвал акушерку, которая сказала: «начинается».

Цесаревич тут же написал и отправил записку матери: «Милая душка, Ма! Сегодня утром, около 4-х часов, Минни почувствовала снова боли, но сильнее, чем вчера, и почти вовсе не спала. Теперь боли продолжаются, и приходила мадмуазель Михайлова, которая говорит, что это уже решительно начало родов. Минни порядочно страдает по временам, но теперь одевается, и я ей позволил даже ходить по комнате. Я хотел приехать сам к Тебе и Папа, но Минни умоляет меня не выходить от нее. Дай Бог, чтобы все прошло благополучно, как до сих пор, и тогда-то будет радость и счастье».

Но потребовалось еще несколько часов, пока все окончательно определилось. Дальнейший ход событий запечатлен в дневнике Цесаревича.

«Мама с Папа приехали около 10 часов, и Мама осталась, а Папа уехал домой. Минни уже начинала страдать порядочно сильно и даже кричала по временам. Около 12 ¹/ ₂жена перешла в спальню и легла уже на кушетку, где все было приготовлено. Боли были все сильнее и сильнее, и Минни очень страдала. Папа вернулся и помогал мне держать мою душку все время. Наконец, в ¹/ ₂3 час пришла последняя минута, и все страдания прекратились разом. Бог послал нам сына, которого мы нарекли Николаем. Что за радость была — это нельзя себе представить. Я бросился обнимать мою душку жену, которая разом повеселела и была счастлива ужасно. Я плакал, как дитя, и так легко было на душе и приятно».

Чувства были естественны и понятны. У них — сын! Они дождались долгожданного благословения Господня! И палили пушки, и гремели салюты, и сыпались Высочайшие милости. У Императора Александра II появился первый внук. Родился последний Русский Царь, человек, которому уготована была небывалая судьба…

Через две недели состоялись крестины. Великий князь Николай Александрович впервые покинул отчий кров, и в золоченой царской карете его отвезли в Большой Дворец. Восприемниками стали: Царь, Великая княгиня Елена Павловна, Датский наследный Принц Фредерик, Датская Королева Луиза и Русская Царица Мария Александровна.

Датские бабушка и дядя специально ради этого случая приехали в Россию. Почти через тринадцать лет Николай Александрович станет Цесаревичем, а через двадцать шесть лет, в 1894 году — Императором. С того времени 6 (18) мая будет государственным праздником России вплоть до последнего, 1917 года. Затем эта дата превратится в день памяти Последнего Русского Царя. (Порой неверно датируют это событие 19 мая по Григорианскому календарю, хотя разница между новым и старым стилем для XIX века составляла 12 дней.)

Ребенок был здоровым и жизнерадостным. Очень редко плакал; няньки и кормилицы поражались его спокойному нраву. Но больше всех радовались родители. Минни после родов сразу как будто заново ожила, а Александр испытывал восторженные чувства. Каждый день, как только вставал, отец направлялся к Сыну, и душа наполнялась неизъяснимым блаженством при виде улыбчивого малыша, который почти всегда «был в духе». Вскоре после появления Сына Цесаревич записал: «Да будет Воля Твоя. Госполи! Не оставь нас в будущем, как Ты не оставлял нас троих в прошлом, Аминь». Их теперь уже было трое, и Цесаревич молился за всех.