Мария в поисках кита

Аморальный и беспринципный фрик на несколько секунд задумывается, потом пинает ногой тугую шину «Wanderer-Werke»:

— Боливар не вынесет двоих, Ти. А сама не дойдешь? Идти ведь не так далеко, за пятнадцать минут доберешься.

— Ну да, ну да…

Мне остается только наблюдать, как ВПЗР отдаляется от меня на своем жутко ценном велосипеде. Водит она не так, чтобы очень, «Wanderer-Werke» бросает из стороны в сторону; пару раз я думаю, что она вот-вот свалится, но в самый последний момент ей удается избежать падения. Отвлекшись на начинающую гонщицу, я как-то совсем выпускаю из виду незнакомца в куртке. А может, подсознательно не смотрю в его сторону.

Мне хочется, чтобы он исчез.

Но он не исчезает. Стоит там же, где стоял. Странно, что он реагирует на меня и совсем не реагирует на ВПЗР, будто ее и нет вовсе. Или он повторяет движения только спешенных людей, а люди на колесах его не интересуют?..

Велосипед так и не нашелся, хотя я — для проформы — и обежала вокруг «Cara al mar». Наверное, это было необходимо, чтобы увидеть наконец бездну. Ну, не совсем бездну, а крутой отвесный обрыв с морем далеко внизу. О чем-то подобном я думала, стоя на маленькой площадке рядом с двориком при кафе. Здесь не три и не четыре метра — все тридцать!.. И очень сильный ветер. Он свистит в ушах, и это ужасно неприятно. Еще неприятнее думать о том, что в случае падения шансы спастись равны нулю. А упасть довольно легко: нет даже элементарного ограждения, нет самой захудалой таблички с надписью: «!Peligro!» . [32]

32

Осторожно, опасно! (исп.)

Если тебя решат столкнуть, никакое ограждение, никакая табличка не помогут.

Господи, ну почему я решила, что кто-то задумал недоброе? До сих пор Талего не выглядел гостеприимным, но и кровожадным он тоже не был. Скорее — нейтральным, хотя что там у него на уме — одному Богу известно. Он — как тот человек, чье намерения неясны, а лицо наполовину закрыто капюшоном… И кстати, где он, этот человек?

Отскочив, как ошпаренная, от края пропасти, я озираюсь по сторонам: никого! И все равно — нужно держаться подальше от этого места, оно вызывает во мне страх и смутную тревогу.

Я возвращаюсь туда, откуда пришла, — к крыльцу дома. Незнакомец никуда не делся, нас по-прежнему разделяют сто метров. Пригласить его на танго, что ли?..

Я больше не машу ему рукой и не делаю танцевальных движений, просто иду в его сторону — и всё. Если моя теория верна…

Моя теория верна.

Куртка с капюшоном отдаляется от меня ровно с той же скоростью, с какой двигаюсь я. Стоит мне ускорить шаг — ускоряется и незнакомец. Стоит замедлить или вообще остановиться — он делает то же самое. Как долго все это продлится?

Бесконечно долго. Мы можем наматывать бессмысленные круги по Талего часами. При условии, что мне не удастся загнать незнакомца в какой-нибудь тупик, из которого не будет выхода. Вероятность этого невелика — я понятия не имею, где находятся местные тупики.

Талего и сам по себе — один большой тупик.

Я иду по дороге, по которой десять минут назад проехала ВПЗР, и стараюсь не выпускать куртку из поля зрения. Попутно я пытаюсь сообразить, кто из аборигенов способен проделывать с залетной девицей столь странные штуки. Это — точно не старуха Майтэ, единственная известная мне женщина острова. И вряд ли это Анхель-Эусебио, каким я запомнила его по лету. Анхель-Эусебио, с его цыганской самоуверенностью и наглостью, не стал бы отсиживаться под столом. И Курро — не стал бы; он — хозяин, а хозяева не прячутся в собственном доме за плюшевой скатертью. А если прячутся — значит, у них должны быть на то веские причины.

Задумавшись, я спотыкаюсь о какой-то булыжник и едва не падаю. И краем глаза замечаю, что и незнакомец — споткнулся. Вернее — точь-в-точь повторил это мое совершенно спонтанное движение.

Нет, это уже слишком!..

Передвигаться по пустоши — совсем не то, что идти по дороге, какой бы плохой она не была. Поверхность здесь неровная, глинистая, усыпанная камнями разной величины; то и дело попадаются лужи с мутной коричневой водой, а к кустарникам я и вовсе стараюсь не приближаться: они полны колючек. «Бег зайца через поля» — кажется, в фильмотеке ВПЗР был такой фильм, Жанна Моро в нем не играла. А может, и самого фильма не было, — только книга. Очень мужская книга, которая вовсе не предполагает присутствия женщин.

У мужчин и без них неприятностей полно.

Главный заяц острова справляется с бегом по пересеченной местности намного лучше, чем я. Он как будто парит над всеми неудобствами ландшафта, время от времени оглядываясь: не потерялась ли его преследовательница, не отстала ли?

Я стараюсь не отставать. Даже интересно, чем закончится эта игра в салочки.

Она заканчивается у здания океанариума: именно туда свернул незнакомец, обогнув импровизированное кладбище лодок. Я и глазом моргнуть не успела, как он скрылся внутри. Несколько секунд я раздумываю: последовать за ним (что было бы безрассудством, против которого восстает все мое естество) или пойти в сторону домов, где я наверняка увижу ВПЗР.

Вдвоем — не так грустно и совсем не так тревожно, пусть она и фрик — беспринципный и аморальный.

Впрочем, я увидела ВПЗР намного раньше и совсем-совсем рядом. Она стояла над лежащим на дороге велосипедом и периодически с силой поддавала ботинком по колесам.

— Что случилось? — спросила я, подойдя к ней вплотную.

— Ты меня сглазила, — заявила ВПЗР недовольным тоном. — Меня и мой чудесный «Wanderer-Werke»… Вот так и знала, что случится какая-нибудь срань.

— И что за срань случилась?

— Шина лопнула, не видишь, что ли?

— Ну а я-то здесь при чем?

— Как — «при чем»? Ты пошло позавидовала моему велосипедному счастью! А поскольку глаз у тебя недобрый, шина взяла и лопнула. Ты должна все немедленно исправить.

— По-моему, вы меня уволили. Так что я ничего не должна исправлять. Тем более — немедленно.

— Твое увольнение не отменяет твоего же недоброго глаза. Кто виноват — тот пусть и исправляет.

— Каким образом?

— Придумай что-нибудь…

Приходится признать, что ВПЗР имеет надо мной какую-то совершенно иррациональную власть. А я еще издевалась над Катушкиным, не идиотка ли? Вот и сейчас, демонстрируя свой полный идиотизм, я присаживаюсь на корточки перед изувеченным «Wanderer-Werke». Одного взгляда достаточно, чтобы понять: восстановлению шина не подлежит. Вдоль нее вдет длинный аккуратный разрез, чтобы так распороть резину, нужно было очень и очень постараться. Интересно, на что наехала чертова Хонки-Тонк? На гвоздь? На консервную банку? На колючую проволоку? Ничего похожего поблизости от «Wanderer-Werke» не обнаруживается, одни лишь камни, сухие корни и мелкие ракушки.

— Ну что? — ВПЗР даже подпрыгивает от нетерпения.

— Ничего утешительного сказать не могу. Нужно полностью менять колесо.

— И где его взять?

— Не знаю. Вряд ли здесь. Нужна хорошая специализированная мастерская и хороший мастер. И что-то подходящее по размеру и диаметру.

— Катушкин! — осеняет вдруг ВПЗР. — Катушкин, вот кто нам поможет! Катушкин — мастер на все руки, ты же не будешь этого отрицать?

Глупо спорить с очевидным. Остается лишь выписать в испанскую глушь безотказного Катушкина.