Мария в поисках кита

— Вы имеете в виду…

— Я имею в виду Кико. Твоего нового сумасшедшего дружка. Извини, что я все время возвращаюсь к нему. Но мне интересно, что такого сверхвыдающегося можно обнаружить в идиоте?

Сверхвыдающегося. Почти ни у кого не встречающегося. И практически не размножающегося в неволе — среднестатистическую овцу раздражает обилие причастий, от них у овцы возникает сыпь в подмышечных впадинах. И вообще, без этих дурацких причастий (фи-и!) было бы намного лучше и воздуху бы прибавилось.

— Он ведь тебе нравится, правда, Ти?

— Он любопытный. — Еще одна фраза из двух слов, с которой я справляюсь намного лучше, чем с фразой «который час?».

— Сдается мне, что он не просто идиот, а идиот с двойным дном… Этот ключ, который он тебе всучил…

— Ключ открывает музыкальную шкатулку. Только и всего.

— Действительно, любопытно. Это какая-то сверхвыдающ… необычная шкатулка?

— Самая обычная, с балеринкой и зеркалами внутри. Еще я назвала бы ее старинной… Хотите посмотреть?

— Я уже вышла из возраста, когда живо интересуются музыкальными шкатулками. Или еще не вошла в него. Ты не находишь?

— Я не знаю… — Моя правая бровь задирается едва ли не до корней волос, в полном соответствии с новым образом простофили Ти. — Вам виднее, а в общем, я не знаю.

— И где же хранится сей дивный предмет?

— В букинистическом магазинчике… Мы там были, помните?

— Конечно, — и глазом не моргнув, отвечает ВПЗР. — Милое местечко. Совершенно бессмысленное с точки зрения островного бизнеса, но милое.

С точки зрения островного бизнеса сувенирная лавка Анхеля-Эусебио намного перспективнее, чем неизвестно кому принадлежащий книжный магазин. Но ВПЗР почему-то предпочитает не вспоминать о лавке. Делает вид, что ее и вовсе не было.

А что — если и вправду не было?

В той реальности, где стареют лодки, существуют через пень-колоду вырытые кроличьи норы и не доведенные до ума трупы; в той реальности, где снег сменяет туман, хотя должен идти дождь; где часы тикают в брюшной полости стен и по лицу местного идиота (и самодеятельного художника по совместительству) бегают ящерицы, — в той реальности букинистический имеет гораздо больше прав на существование, чем какая-то бескрылая сувенирная лавка.

Впрочем, почему же — «в той»?

В этой реальности. В моей нынешней реальности. А другой пока не предвидится.

— …Зачем же он отдал ключ тебе, Ти?

— Понятия не имею.

— Наверное, ты ему нравишься. Ты ведь красивая девушка. А он — симпатичный молодой человек, хотя и идиот.

— Он странный, — упрямлюсь я. Даже овце и простофиле свойственны проблески самолюбия, и ничто так не пригашает их, как предположение, что влюбленный в нее парень может оказаться идиотом.

— А шкатулка?

— В смысле? — Проклятая овца Ти старательно округляет глаза.

— Шкатулка — не странная?

— Старинная.

Давай же, Ти!.. Выпростайся хоть на секунду из овечьей шкуры! Расскажи этой мудрой, очень взрослой и весьма благосклонной к тебе женщине о том, что шкатулка странная, еще какая странная! Расскажи, что она испугала тебя, а потом попробовала затянуть в свои глубины. Расскажи про слепую балеринку, — быть может, эта мудрая женщина, и к тому же писательница, придумает свою собственную версию: почему балеринка ослепла. История наверняка получится занятной и поучительной (других писательница не сочиняет). И послужит тебе предупреждением. Так и есть — ты вспомнишь о ней в самый последний момент и убережешься от опасности.

Давай же, Ти!..

Нет, ничего не получается. Ровным счетом ничего. Я силюсь открыть рот, но губы как будто прилипли друг к другу (еще одна модификация моего нынешнего иррационального безмолвия). Или нет — они кажутся зашитыми. Заросшими всякими неприятными растениями, сорняками и колючками. Даже думать не хочется, какие отвратные насекомые там обитают!.. И надеяться на то, что из ниоткуда вдруг возникнет какой-нибудь добрый садовник и выполет все сорняки, не приходится.

— Значит, идиот Кико подарил тебе шкатулку?

ВПЗР и есть добрый садовник, вот оно что! Каждое произнесенное ею слово освобождает мой рот от сорняков и колючек, и отвратные насекомые дохнут сами собой. Слава богу, я могу говорить!..

— Он отдал мне ключ. А это — не одно и то же.

— И ничего при этом не сказал?

— Он не говорит, разве вы забыли?

— Да-да… Теперь вспомнила. Он не говорит — по одному ему известным причинам. Но, возможно, все же хочет что-то сказать.

— При помощи шкатулки?

— При помощи ключа. Ведь он отдал тебе именно ключ.

— А шкатулка? Вы по-прежнему не хотите взглянуть на нее?

— Я хочу взглянуть на ключ. Дай-ка его мне.

Мне приходится постараться, чтобы освободить запястье от шнурка с ключом: на это уходит полминуты, не меньше. Еще три минуты ВПЗР изучает переданную ей вещицу. Наконец она откидывается на стуле и принимается постукивать пальцами по ноутбуку.

— Ну? — не выдерживаю я. — Обнаружилось что-нибудь интересное?

— Ничего особенного. Кроме того, что шнурок слишком уж длинный.

— Какая разница, длинный он или нет? Разве это важно?

— Скорее всего — нет. Но носить его на шее неудобно.

— Я ношу его на запястье. Вы же сами видите. Вполне удобно.

— А где носил его твой дружок?

Я не могу вспомнить, где именно находился шнурок с ключом до того, как Кико передал его мне. Кажется — речь тоже шла о запястье, но я не совсем уверена. Я помню лишь, как ключ соскользнул мне в руку, и больше ничего.

— Наверное, там же. У него полно шнурков.

— Но все они — короткие. Как раз для запястий. А этот — длинный.

— И что с того?

— Я просто немного удивлена, вот и все.

Шнурок и вправду слишком длинный, и как я раньше этого не замечала? Я и не должна была заметить, ведь я же — простофиля и овца. Счастье, что вовремя и к месту подвернулась ВПЗР, указавшая мне на очевидное: шнурок длинный, и носить его на шее неудобно, в этом случае он повиснет едва ли не до пупа. Кико заметно выше меня, но не настолько, чтобы это положительным образом сказалось на носке, да еще снег…