Марк Аврелий. Золотые сумерки

Если нет основательных причин менять политический вектор и стратегию достижения поставленной цели, значит, не будем их менять. Итак, в первую очередь необходимо пополнить казну. Пришел момент, о котором предупреждал Адриан — излишняя бережливость может стоить головы.

В сентябре Рим был поражен неслыханным до сих пор указом. Марк Аврелий Антонин Август, Отец Отечества, Парфянский, Величайший, Германский, Сарматский, Армянский, объявил распродажу ценностей, принадлежавших императорской семье, а также сокровищ, хранившихся в тайной кладовой Адриана, устроенной им у себя на вилле в Тибуре.

На продажу были выставлены предметы роскоши, принадлежавшие лично императору: золотые, муриновые, хрустальные бокалы, императорские сосуды. Фаустина пожертвовала свои наряды, украшенные золотым шитьем и самоцветами. Из доверенной Марку кладовой Адриана были извлечены уникальные драгоценные камни, статуи, картины великих мастеров прошлого. Срок распродажи — два месяца. Условия были таковы: каждый, кто захочет вернуть купленную вещь, пусть знает — это позволено. Деньги возвращались немедленно. Скрытно, через государственных рабов была пущена весть, что император не будет выказывать никакого неудовольствия ни к тем, кто покупал его личные вещи, ни к тем, кто их возвращал.

Торги, вялые вначале вследствие осторожности населения, вскоре, особенно после того, как в Рим нахлынули богачи и перекупщики из италийских городов, а затем из провинций, разгорелись с необыкновенной силой. Азарт, жажда наживы, безнаказанность, а также желание стать причастным к спасению государства, приносили неплохой доход, так что к октябрю Марку удалось собрать необходимые средства на подготовку решающей экспедиции за Данувий. Тем временем события в Азии вынудили Марка отозвать Авидия Кассия из Паннонии и послать его наместником в Сирию с правом набрать еще один легион. Авидию также предписывалось жесткими мерами навести порядок и восстановить боеспособность изнеженных азиатских легионов.

Наместником в Паннониях был назначен легат Септимий Сев'eр. В его задачу входило подготовить место для переправы, принять флот, который вскоре прибудет из провинций Реция и Норик, отремонтировать корабли и быть готовым к переправе армии на левый берег Данувия. Особым, тайным пунктом, Северу предписывалось найти способ снестись с находящимся в плену Бебием Лонгом старшим.

Глава 7

В середине сентября Бебий Лонг младший опять задержался в спальне до полудня — все никак не мог натешиться с Марцией. Потом молодые люди долго умывались. Девушка, стоявшая возле Бебия с кувшином, пролила ему на спину холодную воду. Молодой человек вскрикнул, схватил кувшин, попытался облить девчонку. Та ловко увернулась и со смехом бросилась бежать, сначала в перистиль, потом спряталась за стенным выступом в атриуме, где Бебий наконец догнал ее, схватил, обнял, жарко поцеловал в губы и, ощутив прилив желания, собрался было поднять на руки и отнести в спальню, однако девушка сделал испуганное лицо и с силой дернула его за волосы на лбу.

Бебий поставил девушку, обернулся. В атриум зашла Матидия, улыбнулась, обратилась к сыну.

— Бебий, ты до сих пор дома? Сынок, выбери минутку, зайди ко мне, нам надо поговорить.

— Хорошо, матушка.

Матидия с достоинством удалилась. Молодые люди некоторое время стояли друг напротив друга. Бебий неожиданно начал надвигаться на девушку.

— Иди. Тебе надо идти. Матушка ждет, — шепотом напомнила Марция.

— До вечера подождет. Прежде мне надо сходить в город. С тобой.

— Со мной?

— Ну да. Пока матушка не приказала тебе постричь волосы.

Марция сразу погрустнела.

— Мне так не хочется расставаться с ними. Смотри, какие они густые, мягкие.

Она протянула ему щедро отделенную прядь. Волосы у Марции, действительно, были хороши — темно — русые, густые, до пояса, к кончикам они заметно светлели, наливались желтизной спелой соломы. Бебий перебрал волосы, разделил прядь, потом разделил еще раз, потом оставил только один волосок и неожиданно и страстно поцеловал его.

— Я хочу сделать себе подарок, — шепнул он, — но без тебя мне не обойтись. Только никто не должен знать об этом. Я не хотел говорить, но у меня предчувствие — сегодня вечером матушка прикажет тебе остричь волосы. Пойдешь со мной. Я буду ждать тебя у арки Тита на Священной дороге. Надень плащ поплотнее, накинь на голову капюшон. Ни с кем не заговаривай.

— Слушаюсь, господин.

— Не надо, Марция. Скоро мне предстоит далекое путешествие, я возьму тебя с собой, там отпущу на волю и сделаю своей наложницей, все оформим официально. Пройдут годы, а там можно и пожениться. В крайнем случае, я признаю наших детей.

Марция погрустнела, в глазах навернулись слезы.

— Ты серьезно, Бебий?

— Конечно, серьезно, любимая. Только никому ни слова.

Марция часто поморгала. Когда влага на ресницах растаяла, страстно, ударив себя в грудь кулачком, заявила.

— Клянусь.

Марция облачилась, как приказал Бебий, подобрала волосы, покрыла голову вуалью так, что были видны только глаза. Так и выскользнула на улицу. Сердце часто билось от страха. Хвала богам, что Матидия в тот день покинула дом и отправилась к кому-то в гости.

Девушка поспешила вниз по переулку, добралась до спуска с Целиева холма, засеменила по ступенькам и, наконец, добралась до арки Тита, возвышавшейся возле амфитеатра Флавиев* (сноска: Колизей)

Бебий, наряженный в парадное воинское облачение, ждал ее у правой опоры. Рядом сидел на корточках молоденький раб, по имени Дим, приставленный к нему со дня возвращения в родной дом. Молодой трибун повел Марцию в сторону Палатинского холма, вскоре они добрались до Этрусской улицы. Здесь Бебий свернул к одному из доходных четырехэтажных домов, называемых инсулами, где в полуподвальном помещении располагалась художественная мастерская. Ее хозяина, искусного рисовальщика миниатюр, посоветовал Бебию Квинт Эмилий Лет. Хозяин встретил императорского трибуна на пороге, проводил в мастерскую, предложил напитки.

— У меня мало времени, Поликтет, — отозвался Бебий. — Я хотел бы, чтобы ты нарисовал эту женщину, — он указал на стоявшую у порога Марцию, — но поместил изображение не на внешней, а на внутренней стороне крышки. Одним словом, это должна быть обыкновенная дорожная шкатулка. Покроешь ее резьбой, лаком, ну, как обычно. Мне говорили, что ты настолько искусен в рисовании лиц, что, глядя на изображения, у заказчиков замирает дыхание.

— Господин мне льстит, хотя, должен признаться, иногда портреты мне удаются. Однако это зависит от исходной натуры. Господину угодно нарисовать женщину обнаженной?

— Зачем, — несколько смешался Бебий. — только лицо.

— То есть портрет?

— Да.

— Если господину угодно, я мог бы придать ее лицу некоторое очарование. Кое-что подправить, добавить прелести…

— Зачем? Эта женщина достаточно хороша собой. Марция, открой лицо.

Рабыня повиновалась. Она уложила вуаль на плечи, открыла головку.

Поликтет оторопел. Затем подошел ближе, вгляделся.

— Прошу прощения, господин, вы были правы. Здесь нечего исправлять, здесь природа превзошла саму себя. Я редко встречал подобное совершенство. Позволено мне спросить, кто эта красавица? Я никогда не слыхал о ней. Это ваша невеста?