Марькина муза
Шрифт:
– А как его звали?
– зевая, спрашивает Лилька.
– Нарито, - усмехаясь про себя, отвечает Марик.
На следующий день Лильку выписывают, и он блаженствует дома один.
Нехотя листает учебники, нехотя сидит в Нэте. Маетно как-то, неспокойно. Да и чувствует себя паршиво: температура еще держится, нос заложен, горло распухло. Как и положено задохлику, Марик любой ерундой болеет долго и основательно.
В сад за Лилькой тащится буквально "через не могу". Малышня гуляет на площадке. Сразу разражаются воплями:
– Это Лилькин брат! Это он сам нарисовал!
Лилька с гордостью прижимает к груди помятые листки - его вчерашние экспромты.
Завидев, что еще и воспитательница машет ему рукой и желает похвалить, Марик спешно кивает ей, хватает Лильку и удирает: еще чего не хватало!
Дома Лилька ведет себя паинькой. А тут и мама возвращается пораньше: к ней в гости напросилась давняя подруга, сто лет не виделись. Мама и рада, и немного на взводе, рассеянная. Спешно выгружает покупки, наводит порядок, бросается к зеркалу, потом - наряжать и причесывать Лильку. Пристает к Марику с лекарствами и требованиями хоть что-нибудь поесть...
Скоро является подруга - расфуфыренная, преувеличенно радостная. Хватает Лильку: ах, какой ангелочек! Ах, у меня для тебя тут подарочек! Переключается на Марика: ах, одно лицо, ну ты подумай!..
– Здрасьте. Вы извините. Я заразный.
Марик уползает к себе, валится без сил и лежит так долго-долго. А визгливо-радостный голос все просачивается, саднит, достает:
– Прелесть, ну прелесть! Как удачно, что она - в тебя! Да, моя киса? Знаешь, какая твоя мама была красавица? О, она и сейчас, конечно...
Марик просыпается уже ближе к ночи. Страшно хочется пить. Он бредет к кухне, но так и замирает в коридоре, в темноте, перед дверью. Он ненавидит это: подслушивать, таиться. Но войти не может. И уйти тоже.
Противный голос, чуть приглушенный, все разливается:
– ...А какая была пара, а? Весь курс с вас балдел: красота, романтика! Как он тебя звал-то? Звезда моя?
– Комета...
– у мамы голос отрывистый, ломкий.
И Марик словно видит, как она стоит сейчас у приоткрытого окна, обхватив себя одной рукой, и курит, курит без конца. Прямая, застывшая. Словно внутри у нее острое лезвие, чуть шевельнешься - и оно резанет по живому...
А дура-тетка будто и не понимает. Или понимает, но думает, что так лучше. Болтает, болтает.
– ...Ну да, кризис. Тогда у многих бизнеса рухнули... И что же, вчистую?.. О, даже так! Ох, черт... И в ай-ти он уже больше не вернулся?.. Ах, фитнес-центр... Тренером, ты серьезно?.. Ну да, он же у нас всегда был спортсмен, помню-помню...
Тетка квохчет. А мама щелкает и щелкает зажигалкой, говорит что-то сухо, едва слышно.
...Он пытался потом пробиться, но... Ну да... Да и раньше еще... Да и не в этом дело. Он же буквально на стенку лез, понимаешь же, каково это: вот так все потерять?.. Смириться не мог. Из-за этого так и... Нет, он пытался. Устраивался лишь бы куда, зарабатывал копейки, терпел, мучился. И все ведь - молча, все в себе, ну и... Да нет, я его не виню. Я и сама хороша, но не до того ведь было: пахала на трех работах, и ипотека эта чертова - до сих пор вот плачу, полтора года еще... Марька как раз в школу пошел, пришлось на пятидневку перевести, чтобы не видел лишний раз, как он тут...
Да кодировался, без толку... Его ж так и жрало это изнутри: нереализованность, амбиции. Гордость, чтоб ее, не хотел у меня на шее сидеть... Ну, вот и влез в ту авантюру... Как окрыленный носился. Пить бросил, и, главное, деньги пошли... И я ведь тоже поверила, понадеялась...
Нет, слава богу, год условно всего... Слушай, Лер, вот честно: я не вникала. Сразу - все. Вот как отрезало, знать ничего не хочу. Иначе бы сдохла просто. Я ж на пятом месяце была, деваться уже некуда. Понадеялась сдуру, оставила - и вот, на тебе... Спасибо, мама тогда помогла, иначе
не знаю, как бы...Нет, нет, нас не коснулось. Он и обещал, сразу: сам все покроет. Знаю, что квартиру родительскую продал - там сталинская высотка, в центре, свекор покойный дипломатом был... Ну, а как?.. В общаге где-то. Работает вахтно, говорит: нормально... Да предлагала я продать эту, разменяться - отказался...
Ну, видится, конечно... Лилька его обожает. А Марька... Ох, не знаю, Лер, вот честно... Иногда думаю, может, лучше было бы им и вовсе не... Марька ведь все понимает, все! И ведь такой же: варит, варит это в себе, слова лишнего не вытянешь... Господи, он ведь даже расти перестал! Третий год одежду одного и того же размера покупаю...
Марик как-то отлипает от стены. Шаркает в ванную, пьет воду прямо из-под крана. Пьет, пьет. И ни о чем не думает. Идет к себе. Ложится.
Скользят по потолку тени, чуть поблескивают в темноте глянцевитые постеры. Голосов с кухни почти не слышно... Тишина. Пустота. И только в голове считает, пощелкивая: ити, ни, сан, си, го, року, сити...
Где-то далеко-далеко, в каменном дворике академии ниндзя. Щелкает скакалка, мышцы работают слаженно, дыхание в такт: ити, ни, сан, си, го...
Боли нет. Только щелчки, счет, предельная сосредоточенность.
Это помогает. Как в прошлом году, когда свалился с брусьев и сломал руку. Все таращились, и смертельно важно было - стерпеть, не разреветься.
Дышать в такт. Считать. Ити, ни, сан, си...
– А что ты лисуешь?
– Не знаю... Закончу - покажу.
Лилька, против обыкновения, отлипает сразу. Даже из комнаты выходит.
Спустя какое-то время Марик зовет ее сам.
– Вот. Слушай. В давние времена жили-были король с королевой. Король был отважен и мудр. Он придумал, как построить волшебную хрустальную башню, которая заставляла все машины в его королевстве работать хорошо и никогда не ломаться. А королева тоже была умной и еще - сказочно красивой. У нее были волшебные медные волосы, которые светились во тьме, как маяк, и указывали заблудившимся путникам дорогу. Король с королевой очень любили друг друга и были счастливы, и все в их королевстве шло хорошо. Но однажды налетел страшный ураган и сломал хрустальную башню. А новой такой же король построить уже не смог...
Лилька слушает, разинув рот. А Марик говорит торопливо, словно боясь, что она его прервет, боясь остановиться...
– ...И тогда королева срезала свои чудесные медные локоны, надела доспехи и вышла на битву - одна против целого полчища врагов. Она разила их копьем и мечом, и с каждым ударом враги содрогались и отступали, пока не бежали с позором. Но когда королева обернулась с надеждой, то увидела, что любимый муж ее так и не смог освободиться от ужасного заклятья, что поразило его. Черное колдовство иссушило сердце, погасило огонь в глазах. Не восстал король, и никаким мечом не рассечь было чар, что его сковали... И королеве ничего не оставалось, как остаться защищать королевство одной.
– А дальше?
– выдыхает Лилька потрясенно.
– А дальше я еще не придумал. Это будет продолжение. Следующая книжка, ясно?
Марик отводит взгляд. Кончилось. Рассеялось. Да и что это было? Ну, метафора. Сказка. А если бы он придумал счастливый конец - что-то изменилось бы?..
Но нет, менялось. Ломалось с почти слышимым хрустом, как старая короста, как ставшая тесной оболочка.
Сперва он не захлопнул поспешно тетрадь, где рисовал тайком на уроке. Не показывал специально, просто сдержал привычное пугливое движение. И сосед с задней парты, сунувший нос, - увидел. Крякнул удивленно: