Марькина муза
Шрифт:
– Фигасе!
Минуту спустя тетрадь пошла по рукам.
– Освенцим, да ты, выходит, нормальный?
– Глянь-ка, а похоже! И Саскэ, и Наруто, и Сакура.
– Да он срисовал откуда-нибудь...
– Чо срисовал, дурак! Я ж видел, как чирикал сидел весь урок!
– Класс!
– Прям художник, блин!
Марика
– Слушь, Освенцим, а ты можешь Сакуру нарисовать... ну, голую?
Ити, ни, сан.
Марик молча взял тетрадь, карандаш. Внутри все дребезжало, как желе, но рука не дрожала. Скользила сама - уверенно, четко. Странная рука... И когда только научилась? Ведь прежде ему голых девок рисовать и в голову не приходило...
– Ого!
– Ну-ка, ну-ка!
– А мне такую же сбацаешь? Только в другой позе... Ну, такой вот...
– Ха-ха-ха!
Марик все же не вытерпел. Вскочил - сгорая, изнемогая. Рванулся вон. В каком-то идиотском порыве ляпнул:
– Сумимасэн...
(Извините...)
Прежде сочли бы за придурь. Но теперь засмеялись скорее одобрительно. Запереглядывались: ну надо ж! А парень-то прям всерьез фанатеет! Круто!
Короста трещала, сползала, и новое, что прорывалось из нее, было уже не сдержать. Марика распрямляло, как сжатую до предела пружину, несло, вело и перло.
Мама уж и не знала, радоваться ей или тащить его к мозгоправам...
Марик рисовал ночи напролет, до красных глаз, до обморока. При этом умудрялся еще кое-как учиться. Но это пока было неважно. Только безумный, жадный порыв, хлещущие через край идеи. Он превратил всех ребят класса в героев комикса и придумывал им тайные миссии, битвы с инопланетянами, комичные сценки. Бред полный, но шло на ура.
Миг его триумфа
настал, когда один парень в классе - из вредности ли, из зависти - как-то выхватил у него пару очередных рисунков. Стал крутить перед лицом, дразня. Скомкал, отшвырнул...И вдруг грянула буря.
Сразу пять или семь ребят бросились на осквернителя. Повалили и принялись лупить, крича:
– Урод! Это же про нас! Про нас, блин, комикс!
Марика пронзило так, что слезы навернулись. Никакая сломанная рука не сравнится... Не в силах ни бежать, ни дышать, ни вообще продолжать существовать, он вдруг завопил дурным ором:
– Ксо яро! Тикусёмо! Дзаккэнаё!!!
В жизни такого себе не позволял...
Но Наруто ведь мог. Запросто. И покрепче выдавал...
За следующие пару лет Марик вырос на тридцать четыре сантиметра, а к концу школы был на голову выше всех в классе. Макаронина. Гены не обманешь.
Поступил в МАрхИ, на градостроительное, и преподавателям еще немало предстояло с ним побиться: и из-за совершенно дикой техники рисунка, и из-за вздорного характера.
Чуда, конечно, не произошло: Марк-старший из праха не восстал. Работал в какой-то котельной, выпивал - но уже поменьше. Иногда и мячик в кольцо выходил покидать, вспомнить молодость, когда играл в институтской сборной центрфорвардом. Успехами сына гордился безмерно. Да и дочурка радовала: увлеклась бальными танцами и порхала бабочкой, маленькой Кометой. И уж на ее выступления Марк-старший всегда являлся трезвым и в приличном костюме. Любовался, забывался. Ловил короткие улыбки своей бывшей - моложавой, деловой, вечно спешащей. И это тоже грело сердце, придавало жизни смысл.
Выходит, и от комиксов польза бывает. Если вдуматься-то.