Марш 30-го года

– Да вроде тебя, только, надо полагать, поумнее и покрасивее тебя и морда не такая жирная.

– Я не жирный, а вода такая.

– Ну, а у Разина такой воды не было. Богатырь был, красивый. Казак донской.

– А почему в песне про Волгу поется?

– Родом с Дону, а гулял по Волге. Только это давно было. Лет... лет... двести, а может, и больше. Пошел с казаками гулять, купцов грабить. И своих, и чужих, персидских. Гуляли хорошо, кафтаны надели бархатные, паруса и онучи завели шелковые.

– Во!
– Степан округлил глаза и посмотрел на Василису Петровну с гордостью. Василиса Петровна чуть-чуть нахмурила брови.

– Конечно... и водки попили довольно, - продолжал капитан.

– Добра не жди от водки... А потом?

– А потом... разгулялся и на бояр пошел. И крестьяне к нему пошли, кто победнее...

– А куда же им идти?

– Городов много, дворян, попов, воевод побил, потопил, повешал...

Степан подскочил с полу:

– Видишь, мамаша, водку пил, а дело понимал. А то много есть таких, разумных. Трезвый, трезвый, а как до дела - выходит - нестуляка.

– А ты дальше слушай, не забегай вперед, - строго остановила его Василиса Петровна.

– Да я и не забегаю, а к слову. Рассказывай дальше.

– Тут и конец. Военного образования у него не было. Организация хромала.

– Какие вы - вам сейчас же организацию!

– Разбрелись у него по всей земле воевод вешать, а под Самарой... царское войско его и разбило.

– Сам царь такой, что ли, был сильный?

– Нет... царь был тогда так себе... Алексей Михайлович, а у него боярин был, Барятинский.

– Генерал, что ли?

– Ну, пускай - генерал.

– Вроде Корнилова?

– Да нет... боярин, с бородой! Давно это было.

– Да один черт - с бородой или без бороды. И разбили, говоришь?

– Разбили. И пушки потерял.

– Эк... смотри ты, какая беда. Поймали?

– Поймать не поймали, а свои выдали.

– Батраки?

– Да не батраки... Казаки выдали. Были... которые, побогаче...

– Ах ты, сволочи, прости господи. Ну, скажи, Василиса Петровна, отчего это такое? Как побогаче человек, так и паскуда. Вот смотри на него, на капитана: пока бедный - на человека похож, а дай ты ему деньги - каюк!

Капитан выслушал это невозмутимо, но Василиса Петровна подозрительно повела глазом на Степана:

– А ты?

– Чего я?

– А тебе дать деньги?

– Я? Да что ты, Василиса Петровна! Да ну их совсем!

– Знаю вас, мужиков, - негромко, но серьезно произнесла Василиса Петровна.
– Как завелась у него вторая пара сапог, уже от него добра не жди. Видела!

– Мамаша, не обижай зазря!
– взмолился Степан.
– Смотря какой мужик. Это если у него лошадей столько, да коров сколько, да плуги, да сеялки, да риги. А мне хоть десять пар сапог, а как был батрак, так и остался. Видишь, вот у Степана Разина бархатные кафтаны носили и онучи шелковые, а что с того. У нас так и говорят в Саратовской губернии: не того кулаком, у кого сапог с каблуком, а того дубиной, у кого двор со скотиной. Казнили, небось, Разина?

– Казнили.

– Повесили?

– Четвертовали.

– Это как же?

– Руки отрубили, ноги, а потом голову...

Степан швырнул полено, которое держал в руках.

– Видишь, мамаша, какие дела делаются? Четвертовали! Да одного разве? Там и мужикам попало. Попало?

– свирепо обратился он к капитану.

– Сильно попало.

– Казнили?

– Много казнили.

– А тебе, видишь, все равно. Ты себе спокойно сидишь... Тебя не берет зло? Не берет? Сразу и видно, что ты - капитан.

Степан размахивал руками, говорил зло, показывая зубы, даже лицо его уже не казалось таким добродушно-круглым, как раньше. Он топтался перед капитаном на босых ногах, и завязки штанов извивались у его пяток, как черненькие злые змейки. Капитан только задымил больше, прищурил глаза от едкого дыма.

– Молчишь?

– Давно это было... двести, а может, и больше...

– А тебе все равно наплевать, потому - твоих там не было.

Капитан оглянулся, бросая окурок в ведро. Стриженная его голова склонилась:

– Моя фамилия не дворянская. Мои деды, может, и у Разина были, а может, и в заопорожцах - не знаю. Наверное, и их на колы сажали.

– Во, мамаша, - Степан с торжеством повернулся.
– Видишь, как с нашим братом обращались. А теперь погляди. Как они Разина поймали - сейчас же четвертовать, а как Корнилов в руки попался - ничего, сиди спокойно, а в нашем городе по улицам ходят, а мы смотрим. Справедливол это? Нет, капитан: ты помолчи, а вот пускай Василиса Петровна, понимающий человек, скажет: справедливо?

Капитан отмахнулся рукой. Василиса Петровна опустилась на табуретку, смотрела на Степана с серьезным напряжением, как будто действительно решала важную задачу:

– Ты, Степан, не кричи. Справедливость у бога, а толку все равно не было. Что народу с твоей справедливости? Надо так сделать, чтобы людям лучше жилось. Вот тебе и вся справедливость.

Степан разочарованно полез пятерней в затылок:

– Эх, Василиса Петровна, старушка моя милая, нехорошо говоришь. Добрая твоя душа, а тут добром не пособишь.

Он опять возмутился и тут же пятерню, темно-красную с припухшими, твердыми подушечками напальцах, протянул к хозяйке.

– Какая лучшая жизнь, коли они, понимаешь, по свету лазят?

– Кто?

– Да... бояре, чтоб им! Баяре, генералы, помещики, мало тебе? Их нужно... вот, как Степан Разин, хороший был человек, царство ему небесное, а что водку пил, так как же не пить в таком положении.

Капитан мотнул головой. Поднял на Степана маленькие глазки:

– Сказано: пехота!

– Без понимания.

– Без понимания. Что ж Разин? Пускай там и хороший человек. Шуму много и крику всякого, а какой толк? Вот я тебя и спрашиваю: какой толк?

Степан сначала затруднился ответом и даже начал растягивать рот в улыбке, прикрывающей смущение, но вдруг заострил глаза, вытянул губы:

– Так, чудак, артиллерия! А как же иначе? Скажем, ты из пушек стреляешь. Пристрелку делаешь или не делаешь? Раз не попал, два не попал, а третий раз - в точку. Или, допустим, с девкой: одну полюбил, другую полюбил, а на третьей женился. У Разина не вышло, а у нас выйдет, потому что видно: корней оставлять нельзя. А как же по-твоему?