Марш 30-го года

Зырянский ушел в столовую.

Н о ч е в н а я : Вот ирод. Что же делать? Вася, ты не пропустишь?

К л ю к и н : Что вы? Приказание дежурного не только для меня, а и для вас обязательно.

Сверху Жученко и Шведов.

Н о ч е в н а я : жучок! Вот пришла Наташа, а Алешка не пускает в спальни.

Ж у ч е н к о : А, Наташа, здравствуй! Не пускает? (Кричит в столовую.) Алешка!

Зырянский в дверях столовой.

Ж у ч е н к о : Надо же пропустить.

З ы р я н с к и й : наш старый обычай - беглецов в коммуну не принимать.

Ж у ч е н к о : Какой же она беглец? Ну, немного не так сделала.

З ы р я н с к и й : Не пущу.

Ж у ч е н к о : В таком случае я тебя приказываю.

З ы р я н с к и й (вытянулся, поднял руку в салюте): Есть, товарищ председатель совета! Попусти ее, Вася, по приказанию председателя...

К л ю к и н : Есть пропустить!..

Ж у ч е н к о : Ну и черт же ты, Алешка.

З ы р я н с к и й : Я черт, а ты... интеллигент...

Сверху спускаются Григорьев и Блюм.

Б л ю м : Хэ-хэ, какой же он механик, я же знаю...

З ы р я н с к и й : Товарищ Григорьев, разрешите узнать, откуда вы получили сведения, что ключи украл Вехов?

Г р и г о р ь е в : Мне сказали.

З ы р я н с к и й : Кто сказал?

Г р и г о р ь е в : Для вас, надеюсь, все равно. Ведь это оказалось правдой?

З ы р я н с к и й : Нам не все равно. Почему вы скрываете?

Г р и г о р ь е в : Я не хочу подводить того коммунара под неприятности.

К л ю к и н : Это что за психология? Какие неприятности?

Г р и г о р ь е в : Спасите мою душу, часовые тоже могут разговаривать?

К л ю к и н : Если нужно, часовые могут даже стрелять... Ответье, о каких неприятностях вы говорите?

Г р и г о р ь е в : Разумеется, этому коммунару будут мстить...#7

З ы р я н с к и й : Ах ты, черт. Так вы что же думаете? Коммунары все воры, а если кто выдаст, так месть? Вы имеете право это говорить?

Г р и г о р ь е в : Не забывайтесь, молодой человек, и не кричите.

З ы р я н с к и й : Я вас отсюда не выпущу, пока вы не скажете...

Торская и Вальченко вошли.

Г р и г о р ь е в : Как же это? Арестуете?

З ы р я н с к и й : А хотя бы и так...

Г р и г о р ь е в : Это издевательство над инженером!

Г е д з ь : А разве вы инженер?

Т о р с к а я : В чем дело? Что за собрание?

З ы р я н с к и й : Товарищ Григорьев сообщид нам сегодня, что в ящике Вехова есть краденные вещи. Это верно, нашли, но товарищ Григорьев отказывается сказать, откуда он узнал сам...

Т о р с к а я : Может быть, вы мне скажете, товарищ Григорьев?

Г р и г о р ь е в : Продолжайте ваши беседы с товарищем Вальченко...

З ы р я н с к и й : Клюкин, не выпускать его отсюда.

К л ю к и н (смеется): Есть не выпускать...

В а л ь ч е н к о : Товарищ Григорьев, что с вами?

Г р и г о р ь е в : Что с вами, товарищ Вальченко? Вам не угодно замечать хулиганства по отношению к инженерам?

В а л ь ч е н к о : Я тоже инженер...

Б л ю м : Вас могут обвинить в соучастии...

Г р и г о р ь е в : В чем?

Б л ю м : Ну, в чем, известно, в чем. Если кто-нибудь крадет, а другой знает или не хочет сказать, так он тоже...

Григорьев хочет пройти.

К л ю к и н (на дороге с винтовкой): По распоряжению дежурного командира...

Вошел Воргунов.

Г р и г о р ь е в : Наплевать на ваших дежурных.

Г е д з ь (засучивая рукав): Ого! Не могу, честное слово, не могу.

В о р г у н о в (хватает его за руку): Эй вы, русский богатырь...

Г е д з ь (конфиденциально Воргунову): Надо, понимаете, стукнуть.

В о р г у н о в : Давайте подождем...

Т о р с к а я : Товарищи, успокойтесь. Это всегда успеем разобрать. Зырянский, вы же дежурный, наведите порядок.

З ы р я н с к и й : Клюкин, выпустить арестованного.

К л ю к и н : Есть выпустить арестованного. Пожайлуста.

Г р и г о р ь е в (проходя между молча расступившимися коммунарами): Хамство!

Г е д з ь (Воргунову): Нужно было стукнуть.

В о р г у н о в : Слишком, знаете, старая форма...

Г е д з ь : Уже согласен. (Спускает рукав).

З ы р я н с к и й : Коммунары, через десять минут ужин.

Коммунары подымаются по лестнице. Внизу группа: Торская, Вальченко, Блюм,

Воргунов.

Б л ю м : Это он у папаши так научился разговаривать?

Т о р с к а я : А вы знаете его отца?

Б л ю м : А как же - генерал-лейтенант Григорьев...

Т о р с к а я : Он умер?

Б л ю м : Нет, он теперь трудящийся...

В о р г у н о в : Блюм, что вы чепуху мелете?

Б л ю м : Блюм никогда не мелет чепухи. Их превосходительство сейчас продает газеты в Берлине. Дело, как видите, не солидное.

Т о р с к а я : Откуда вы все это знаете?

Б л ю м : Живешь на свете - все видишь, а то и скажет какой-нибудь знакомый.

Воргунов и Блюм ушли наверх.

Т о р с к а я : Иван Семенович, не грустите.

В а л ь ч е н к о : О нет, я прекрасно себя чувствую, но я не могу спокойно выносить такие сцены...

Т о р с к а я : Что вас беспокоит?

В а л ь ч е н к о : Мне хочется... драться.

Т о р с к а я (берет его под руку, направляются вверх): Морды бить? Правда?

В а л ь ч е н к о : В этом роде.

Т о р с к а я : Это прекрасное, захватывающее желание. Я вас понимаю.

Сверху идут Наташа и Ночевная.

Н а т а ш а (бросается к Торской): Надежда Николаевна, я вас все ищу...

Т о р с к а я : Наконец-то... Как тебе не стыдно! Два месяца не показывалась...

Н а т а ш а : Зырянского боюсь...

Т о р с к а я : Это верно, его многие побаиваются. Как же ты живешь?

Н а т а ш а : Хорошо, Надежда Николаевна! Хорошо! Петя, вы знаете, такой хороший...

Т о р с к а я : У вас большая любовь?

Н а т а ш а : Такая любовь... Ой! (Смущается присутствием Вальченко.) Я вам потом расскажу...