Марш Акпарса
Шрифт:
— Великий государь, князь Акпарс просится по делу.
— Входи, князь, входи!— крикнул Иван Васильевич.—Посиди с нами, послушай, потом свое дело скажешь.
Акпарс сел, осмотрелся. Царь сидел посреди шатра на низком стуле, широко расставив колени. Меж ног на полу стоял медный таз, в котором лежали горячие уголья. Иван грел над тазом руки, поворачивая ладони вверх и вниз. Вокруг сидели воеводы Курбский, Воротынские, Шереметьевы, Серебряный, Щенятьев с Шемякиным, Ромодановским и Шигалеем. Около входа стояли Иван- ка Выродков, Андрюшка Булаев с Шигонькой. Иноземен розмысл — мастер минных дел — стоял за спиной царя
— Позвал я вас,
Царь вопросительно оглядел воевод.
— Да хош я скажу,— вставая, произнес Андрюшка.— Нужда велика заставила меня к государю пойти. Пока сидим мы за Тарасами, за тыном да за турами, все слава богу идет. А как приходит пора ближе к стенам передвигаться, вот тут настает беда Казанцы, яко диаволы, в нас стрелы да ядры мечут, и прикрыться нам нечем. И тают наши пушкарики, как снег весной, и ратников мы теряем великое множество, а продвинуться иной раз и на шаг не можем. Коли так дале воевать, я всех мастеров огненного дела растеряю—с кем пушками управлять-то будем? И вот, поразмыслив с Иваном Выродковым, мы удумали по-иному осаду вести. Надобно не одним кольцом город сжимать, а двумя. Сдвоить надо обручи-то
— Как это сдвоить? — спросил Воротынский.
— А просто. Ратникам и пушкарям порознь надо на новые места переходить. Пока ратники туры да тарасы к стене приближают, пусть пушкари на месте стоят да огоньком со стен казанцев сметают. Чтобы не мешали басурмане ратникам вперед идти и новые затины ставить. А уж как они на новом месте укрепятся да из ручных пищалей начнут пригибать недругу головы, я тогда с пущенками безопасно к ним перемахну. А потом все сызнова.
— А ведь он дело говорит,— сказал Горбатый-Шуйский
— Язык без костей,— недовольно заметил Курбский.— На словах, как на гуслях, а на деле срам может произойти.— Князь Курбский не любил Булаева и Выродкова. Особенно неприятны они были ему сейчас за то, что лезут вперед.— Я мыслю так, государь,—воевать надо по той науке, которая в сражениях испытана, бывалыми воеводами найдена, а не по указке дьяков да плотников. Сколь мне ведомо, подобного ни у римского кесаря в войсках, ни у круля польского не было. А они крепостей взяли — дай бог нам столько взять. Раз не было у них, стало быть, подобное не пригодно.
— Что ж, Андрюшенька,— сказал Иван,— по-твоему, пока римский кесарь того не испробует, нам и начинать нельзя? А ежели он еще и двадцать лет до подобного не додумается — нам ждать прикажешь?
— Приказывать — дело не мое. У меня совета спросили, я сказал.
— А как иные воеводы думают?
— Нам римский кесарь не указ,— произнес Шереметьев,— нам Казань взять надо.
— Совет гож,— согласился главный воевода Старицкий.
— А раз гож, стало быть, завтра же все как следует переиначить. Ты, Андрюшка, и ты, Иванка, в полки идите и все как следует растолкуйте. Да и глядите мне! А то у нас все тюк на крюк делают. За людьми нужен глаз да глаз.
— Доглядим, государь,— ответил дьяк Выродков.
— А теперь князя Акпарса послушаем. Что у тебя за дело?
— Только что прибежал ко мне от мурзы Япанчи переметчик, сказывает он, что собрали татары луговых и арских людей под рукой Япанчи да Евуша числом тридцать тысяч за Казанью и хотят нам в спину бить. Больно плохо, если так будет. Я пришел сказать.
Царь поглядел на Старицкого, спросил строго:
—
Как главный воевода о сем мыслит?— Кто бы мог подумать?
— Как это кто? Что у тебя, доглядчиков мало? Да ты допреж чем к главному делу приступать, на сто верст окрест должен был все разведать.
— Може, брешет твой переметчик? — спросил Акпарса воевода Ромодановский.— Може, пакости ради он врать прибежал?
— Я ему верю, князь,— ответил Акпарс.— Япанча на такие дела мастак. Большой урон может сделать.
— Плохо воюем, князья, плохо,— вздохнув, произнес царь,— так до зимы у города протопчемся, заживо тут сгнием. Давно повелел я реку Казанку, что в крепость заходит, загородить и воду у казанцев отнять. Перебежчики баяли, что боле воды в крепости взять неоткуда. Время прошло немалое, теперь пора бы осажденным от жажды всем передохнуть, а они, по-моему, и в ус не дуют. Видно, еще где-то воду нашли? Разведали о том? Знаю— не разведали.
— Позволь слово сказать, государь?
— Говори, Адашев, говори.
— Вчерась прибежал к нам из Казани мурза Камай. Сказывал, что есть у казанцев тайник у Муралеевых ворот, и ходят они по подземелью к тайному ключу и воду там берут и нужды в
ней не знают. Мы с князем Серебряным начали рыть под тот ключ подкоп и думаем воду взрывом отнять.
— Скоро ли подкоп будет готов?
— Неделю, может, чуть боле придется подождать.
— Торопитесь! А ты, Выродков, хвастался башней высоченной, с колесами. Готова ли та башня?
— Готова была, государь, да бог нам не помог. Удумали мы на ту башню не токмо воев с пищалями сажать, но втянуть на нее пушки. И башня, не выдержав, рухнула, да людишек кое-каких поуродовала. Теперь мы иную башню строим в четыре ряда, на каждом по две пушки поставим и тогда уж подкатим к крепости беспрепятственно. Днями готова буде, а потом...
Вдруг за шатром поднялся какой-то шум В шатер вбежал князь Мстиславский, за ним ворвался ветер, потушил все свечи.
— Беда, государь мой!—крикнул в темноте воевода.— Вороги налетели на обозы наши, телеги все разметали, слуг поубивали да в полон взяли, добро все с собой увезли. Наскочили, ироды, нежданно, мы даже погоню послать не успели.
— Это Япанчи дело!—воскликнул Акпарс.— Значит, засеки они уже укрепили.
Иван рывком поднялся со стула, скинул шубу, отбросил ногой газ так, что уголья разлетелись по шатру.
— Князь Александр Борисович!
— Тут я, государь,— отозвался Горбатый-Шуйский.
— Бери от большого да от царского полков по две тысячи, в товарищи возьми князя Акпарса с его полком, отыщи на засеках того Япанчу, истреби его.
— Исполню, государь. Только позволь моих конников взять.
— Бери.
— Пойдем, князь Акпарс.
Идет десятый день подкопа под Муралеев родник. Санька со своей тысячей десять дней не видел свету. Копаются в земле ратники, будто кроты, ведут нору все ближе и ближе к цели. На коленях в специальных мешках вытягивают откопанную глину, по цепочке передают наверх. Подпоры ставят через каждые три сажени.
Вечером десятого дня Саньке донесли, что над проходом слышны голоса. Он немедля пробежал к забойщикам, прислушался, и верно: над головой раздаются глухие разговоры, звон кувшинов, плеск воды. Повелев дальше не копать, а только расширить место для зелья, Санька побежал к воеводе Василию Серебряному. Быстро позвали розмысла, дали знать государю. Минных дел мастер немедля же осмотрел горно и проход и сказал,