Марья-царевна из Детской Областной

— Ну, может и не русское. Но сейчас используется.

— Где? — скептически заломил бровь Кощей.

Маше очень хотелось ответить ему в рифму. Сдержаться удалось лишь благодаря профессиональной деградации педиатра, мешающей ругаться матом.

— В Яви, мой царь. В Яви.

— Зови своего коловертыша, — сухо приказал Кощей.

У маши на губах крутился вопрос: мол, самому сложно, что ли? — но женщина вспомнила, как появился Васенька и решила не спорить, а то мало ли, вдруг Кощей не имеет права Васеньку звать, раз имени ему не давал?

— Вася! — позвала Орлова.

— Асеньки? — откликнулся звонкий голосок из-под кровати.

— Выходи.

— Зачем?

Маша улыбнулась:

— Царь тебя видеть хочет.

— Ну, ежели царь… — тяжко вздохнули из-под кровати.

На многочисленных матрасах материализовался крошечный зеленый человечек, хлюпнул носом и добавил: — Только потому, что царь. Был бы кто другой — я б и не появлялся!

— Почему? — удивилась Маша.

— Потому что я твой коловертыш, царевна, — ласково, как ребенку, пояснил Васенька. Как я могу перед остальными являться?.. Что ты хотел, мой царь?

— Пока — только посмотреть. — вздохнул Кощей. — Давно не слышал, чтоб коловертыши так просто появлялись.

Васенька помрачнел:

— Границы истончаются, мой царь. Происходит то, что раньше только в летописях баялось…

Уточнять, помнит ли коловертыш, как чуром был, Кощей не стал. Какое это сейчас имеет значение?

— Можешь быть свободен, — вздохнул мужчина.

Васенька лишний раз спорить не стал — тут же растаял в воздухе.

Кощей долго стоял, сверля взглядом пол. Границы истончаются. С каждым днем все больше и больше свидетельств этому. Мало того, что хранитель Мирового Древа об этом заявляет, уже и простые навьи люди в полный голос кричат.

Седьмица. Осталась не больше седьмицы. И хорошо — если не меньше. Лютогост прямо об этом сказал.

Один день из назначенного срока прошел.

И кожей чувствуешь, что стоишь на тонкой грани, что мир катится в бездну… И не знаешь, не ведаешь, как это остановить!

Мужчина мотнул головой, поднял глаза на молчаливую царевну:

— Пошли… Ты ведь хотела мальчишку увидеть?

…Книжку Маша сунула к травам, подаренным Ягицей Кощеевной. Перебирать мешочки сейчас не было времени, а что-то умное всегда в энциклопедии найти можно. Особенно, если нормальных лекарств нет, и приходится вспоминать про достижения народной медицины.

Орлова подозревала, что пострадавшего придется искать долго и нудно — идти на кухню, разыскивать, кто там вчера еду разносил, объяснять, что нужен конкретный ребенок…

Кощей решил эту проблему проще:

— Болеслав Предрагович!

По полу скользнула легкая тень, и Маша вздрогнула, когда от нее послышался мягкий голос дворского:

— Звал, мой царь?

— Как зовут мальчишку — помощника стольника, которого вчера добудиться не могли?

— Сей миг выясню, — мурлыкнула тень. Растаяла зыбким маревом, для того, чтоб через мгновение проявиться и сообщить:

— Вук, Жданов сын, мой царь. Из суседок он. Живет с родичами в Неревском конце Навьгорода, на Розважи улице, пятый двор.

— Можешь быть свободен, — кивнул царь. Повернулся к Маше: — Идешь, царевна?

— Да куда ж я денусь с подводной лодки?

Если Кощей и не понял, о чем сейчас говорит невеста, виду он не подал. Наверное, надоело спрашивать.

* * *

Ниян смотрел на Огненного Змея пустыми глазницами, скалясь истлевшим ртом:

— Какая встреча, советник! Каким ветром сюда занесло?

— Ты обманул меня! — выкрикнул мужчина. Голос дрожал и срывался, а перед глазами от бешенства стоял багряный туман.

— О чем речь, советник? — голос правителя царства мертвых был сладок и медоточив.

— О чем?! — хриплое шипение. — О сговоре нашем! Ты клялся мне Пеклом, что зла для Нави в нем нет и не будет! Именем Чернобога божился, что вся польза Пекельного царства лишь в нескольких пробоинах в охранной стене! Что лишь для свежего воздуха это нужно!

— А, — ласково протянул Ниян. — Ты о своем предательстве баешь?

— Ах ты ж… — советник рванулся вперед, метя огненным всполохом туда, где у истлевшего мертвеца когда-то было сердце…

Он не достал самую малость. Пламя обессиленной вспышкой истаяло в пяди от груди Нияна — слишком много сил отнимало пребывание в Пекле — а на самого Огненного Змея накинулись слуги правителя Пекельного царства повалили на пол, заставили встать на колени.

Мужчина рванулся, выламывая руки из суставов, пытаясь послать огненный всплеск вперед, метя в ненавистное, истлевшее лицо, но холодные руки умертвий, заложных покойников, умрунов держали крепко, гасили жаркое живое пламя…

Из-за трона Нияна выскользнула легкая тень. Ния в алых одеяниях мягко шагнула к коленопреклоненному змею, нежно погладила его по левой щеке…

Прикосновения восковых ледяных пальцев обжигали пламенем. Мужчина дернулся в сторону, пытаясь уйти от болезненной ласки, но там, где пальцы Живьей дочки касались кожи — бережно установленная личина сползала, обнажая с каждым мигом все увеличивающуюся на лице у Огненного Змея гниль…

Ния склонилась к мужчине. На восковой маске лица застыла мягкая улыбка. Пожелтевшие губы шевельнулись, кожа пошла трещинами:

— Ах, советник — советник… Что ж ты так яришься? — уветливо мурлыкнула она.

— Вы обманули меня! Оба — обманули! — ненавидяще выдохнул он. — Вы клялись, что это не затронет Навье царство, не причинит вреда!..

Она чуть слышно рассмеялась:

— Какая тебе в том печаль, советник? — пальцы бережно касались его истлевшей плоти, причиняя новую боль, пускающую крошечные молнии к самому сердцу.

К тем мукам, что уже пять лет вгрызались в голову, Змей привык, свыкся, сжился с ними, но эти, новые прикосновения, подобные укусам ядовитых змей, заставляли сжимать зубы, чтоб не закричать…

— Вы обещали! — прошипел — простонал он

— Какое тебе дело до Нави, советник, — нежно шепнула она. — Ты уже — наш…

— Врешь! — бешено выдохнул он. — Навьи люди умирают навечно. Ни Пекло, ни Ирий нам не грозят!

— Уверен, советник? — хихикнула она. Мелкие трещинки, искажавшие застывшую маску лица, осыпались трухою. — А кого ж ты вернуть тогда стремишься? Ради кого душу на кон поставил?

Ядовитые аспиды боли, пущенные ее прикосновениями доползли до груди, впились острыми зубами в сердце…