Марья-царевна из Детской Областной

Остановившись подле одного из шкафов, царь задумчиво провел ладонью по сафьяновым корешкам. В палец впился какой-то острый шип, и мужчина, тихо ругнувшись, отдернул руку. На коже выступило пятнышко крови.

Кощей, недолго думая, вытер палец об одежду и потянулся за томиком. Может, ничего особенного в нем и нет, но почему-то металлические накладки с сафьяна отошли, раз палец занозил. А раз так — либо переплет плохо сделан, либо книгу часто брали.

Толстая инкунабула была из тех, о которых говорила книгочея — к полке ее, конечно не приковали, но тяжелый замок, запечатывающий страницы, висел. Подобрать нужный ключ удалось с третьей попытки.

Кощей тревожно покосился на темнеющее небо за окном. Скоро солнце вообще за горизонтом скроется — и тогда точно ничего не разглядишь — при всех своих талантах.

Наскоро перелистнув несколько страниц, мужчина пробежал взглядом убористые строчки.

Украшенные орнаментами начальные резы, миниатюры на полях…

Летопись о старых годах. О тех веках, что прошли еще до Сотворения Мира.

Интересно, не эту ли книгу Огненный Змей читал в первый день, как Кощей царевну из Яви похитил? Больно уж инкунабула по размеру да толщине похожа.

Мужчина перелистнул еще несколько страниц.

Знакомые фразы, знакомая история… Три мира, созданные Родом из разбитого мирового яйца: Явь, Правь и Навь. И правит Навью мертвый царь — царь Ниян. Служит ему верно челядь живая и мертвая. И мир магии — лишь часть от мира мертвых… И заглядывается мертвый царь на Явь и Правь, думает свою власть на мир людей и богов распространить…

И восстание, поднятое теми, кто еще оставался жив, теми, кто не перешел грань между жизнью и смертью, не застрял на ней навечно.

И граница, поставленная на Пучай-реке между миром живых — Навью и миром мертвых — Пеклом.

И первый царь, надевший железную корону…

Царь Кощей.

Семьдесят пять веков с лишком от Сотворения Мира между Пеклом и Навью прошло… Несколько поколений правителей Нави сменилось…

Дурной мир лучше доброй ссоры.

Но многие века нет между Навью и Пеклом ни того, ни другого.

Поднимает голову мертвый царь, рвется в бой Маровит, выдыхает ледяное пламя Злодий… Перемирия длятся несколько месяцев, не больше. Переменится луна к новолунию, и вновь на берегу Пучай — реки кипят бои…

Следующие страницы были вырваны.

Кощей медленно провел кончиками пальцев по торчащей бумаге.

Который раз он уже смотрел эту летопись? В первый раз еще в детстве листал. У отца все выведать пытался, что на вырванных страницах может быть. А тот молчал да глаза отводил.

Только рассмеялся как-то, когда уже сын постарше стал, а вопросы все те же остались. Усмехнулся печально, взлохматил ладонью волосы отроку и обронил: "Эти листы, еще когда я юнцом был, вырваны были. И отец мой то же самое мне сказывал…"

Кто вырвал страницы? Когда? Зачем?

Мужчина провел кончиками пальцев по самому низу страницы, вглядываясь в последние перед вырванными листами строчки.

"…Похитив царевну, замуж ее кликал…"

На резы, украшенные орнаментом упал луч заходящего солнца. Царь покосился на окошко.

А ведь кстати, к слову о царевне.

Жениться, мужчина особо, конечно, не стремился, но ведь позвать царевну надо три раза… За этой беготней уже два дня потерялись. А так можно будет позвать и побыстрее от нее избавиться.

Советник ведь, кажется говорил, что ночью свататься нельзя. Но солнце еще не закатилось, сумерки только стоят. А значит можно быстро наведаться к невесте, быстро спросить, быстро получить ответ…

Вот только каким он будет?

А если она опять согласится?

И страницы из книги вырваны… Листов пять, не меньше…

Но ведь отец царевен похищал, жили они в Нави. Значит, по крайней мере, в этом Огненный Змей не соврал, есть такая традиция…

В любом случае, до заката — всего ничего осталось. Только и хватит времени, чтоб до терема царевны дойти, вопрос задать да обратно вернуться.

И даже если она вдруг согласится…

Нельзя же сразу сказать, что все так уж плохо!

Останется ведь еще третья попытка!

* * *

Васенька на этот раз появляться отказался. Хихикнул из-под постели:

— А надо? Баиньки уже давно пора!

Когда Маша заглянула под кровать, все что она обнаружила — это лишь свалявшуюся пыль. Похоже, в хоромах царской невесты подметали плохо. А то и вовсе ничем таким не озабочивались.

Хорошо хоть, мыленка, про которую вчера говорили, и в которую таки решилась зайти Маша, прежде чем пройти в свою спальню, оказалась самой что ни на есть обычной русской баней. Причем баней на этот раз хорошо истопленной, готовой к применению

А раз так, то почему бы и нет? Тем более, что за свою жизнь Орлова пару раз в бане была, что тут и как делать знала.

Голову на этот раз она решила не мыть…

Орлова вздохнула и присела на сундук, опершись спиною о стену. Рядом, на крышке сундука лежала, небрежно брошенная скатерть-самобранка. То ли с утра не убрала, то ли Васенька из сундука вытащил.

Из-под складок ткани выглядывало что-то блестящее. Маша осторожно отодвинула материю: солонка. Серебряная, тяжелая, до краев наполненная.

Нет, ну точно Васенька скатерть доставал и назад не убрал.

— Василий!

— Ась? — мурлыкнули из-под кровати.

— Будешь в сундуке рыться, на место все ложи!

— Ладненько!

Маша вздохнула, поставила солонку на крышку рядом с собою, откинулась назад, оперлась спиною о стену. Неудобно зажала при этом волосы. Пришлось высвобождать отросшую косу, перебрасывать ее со спины на грудь. И как в старину с такой радостью вообще жили? Неудобно же…

И вот почему-то родилось нездоровое подозрение, что отрезать это вот счастье не получится. Нет, точнее не так. Ножницы, естественно, никто не отменял, но вряд ли столь резкое изменение прически поймут и оценят. Особенно, если отрастили эту самую косу столь внезапно, а до этого еще и неправильно реагировали на ее отсутствие.

То, что отращивали одни, а реагировали другие — это мелочи и к делу не относится.

Сейчас важнее другое.

В принципе можно подвести итог: сегодняшний день был попросту потерян зря. Что Маша успела сделать? Сходить к местной Бабе-Яге, навестить ловчего и проведать заснувшего мальчишку.

Если бы она дома обход территории с такими результатами делала, ей бы уже давно грозило увольнение.

Особенно, если добавить, что у нее в середине дня появился новый пациент — явно тяжело пострадавший — а Маша не предприняла никаких попыток его осмотреть и ему помочь.