Маша и Гром

Удивительно, но самым сложным в доме Громова для меня оказалось врать маме. Нет, с обманом у меня проблем не было. Я не испытывала угрызений совести, не слышала гласа совести. Проблема была с тем, что я не жила больше пары дней с мамой на одной территории уже лет, наверное, шесть. Я отвыкла, что она рядом, и это создавало сложности. Например, мне приходилось каждую минуту помнить про свои запястья и постоянно натягивать на ладони рукава свитера.

Для мамы я придумала легенду, поверить в которую может лишь женщина, убежденная, что ее ребенок никогда прежде ей не лгал. Может, в тот момент я почувствовала слабый укол совести. Мама мне правда верила... Моих объяснений хватит примерно на неделю, а потом даже она начнет задавать вопросы. Но дальше пары дней я пока вообще не заглядывала, потому что все последние события доказали мне, что это бесполезно.

На полной скорости моя жизнь летела под откос: я потеряла работу, я не могу вернуться в место, которое называла своим домом; я не знаю, что будет завтра. Я ничего не контролирую. Я в полной жопе.

И да, я лгала и продолжаю лгать Громову. А он не добрый Дедушка Мороз, который подарит девочке на Новый Год конфетку. Он бандит, каким бы... относительно нормальным он ни казался со стороны. Он мне не друг, и я не должна об этом забывать. Ни на секунду. Если хочу выбраться из всего этого дерьма живой.

Четыре раза они вместе с адвокатом спрашивали меня насчет шантажа со стороны ментов. Точно это было неспроста. Но что я ему скажу? Да, я убила своего бывшего парня, бандита, члена какой-то группировки? Убила, чтобы спасти себе жизнь?.. И нет никаких гарантий, что Громов это нормально воспримет. А вот причин, по которым он повернет услышанное против меня, я запросто накидаю целый список.

Я не знала, что мне делать. Сколько я еще смогу изображать дурочки и прикидываться, что не понимаю, о чем меня спрашивают? Громов, очевидно, дал адвокату команду рыть старое дело, рыть мое прошлое. Рано поздно он или догадается сам, или ему расскажут. И что будет со мной тогда?.. А что будет, если я прямо сейчас встану и пойду ему во всем признаюсь?..

— Доброе утро!

В таком мрачном настроении ранним утром субботы Гордей нашел меня, сидящей в дверном проеме черного входа. Я курила, держа на коленях чашку кофе с молоком. Мне не спалось. Я проснулась еще часов в пять и повалялась немного на своем матрасе, надеясь, что смогу уснуть. А потом встала, признав бесполезность попыток, и ушла из комнаты, чтобы не шуметь не разбудить маму.

Громова я с того вечера, как мы приехали в загородный дом, не видела. Из случайно услышанных разговоров я поняла, что он уехал в пятницу рано утром и вернулся уже глубоко за полночь.

— Привет, — я улыбнулась ему и отсалютовала кружкой.

Пацан, конечно, напоминал тень себя прежнего. Не знаю, о чем только думал его папаша и почему еще не отправил мальчишку куда-нибудь подальше. Почти любое место было бы для него безопаснее, чем находиться поблизости от отца. Гордей выглядел болезненно. Судя по кругам под глазами, он плохо спал. Тут я его понимала. Сама нормально не спала ни разу со дня аварии. И взгляд у него был какой-то грустный... щемящий. Я к детям относилась прохладно, никогда не любила возиться с малышами, но тут растрогалась. Может, ощущала за него какую-то ответственность? Или связь? Ну, после того как спасла его тогда.

— Не спится? — я понимающе на него посмотрела.

Он стоял, опираясь спиной на стену, в пижамных штанах и накинутой на плечи куртке. С улицы сквозь открытую дверь тянуло прохладным осенним воздухом. Заболеет же ведь. Подавив вздох, я потушила недокуренную сигарету, поставила кружку на пол и поднялась на ноги. Когда я уже протянула руку, чтобы закрыть дверь, Гордей внезапно заговорил.

— Ой, а я хотел предложить выйти прогуляться по участку.

Отказать ему я просто не смогла, хотя особого желания куда-то тащиться не испытывала.

— Только переоденься. Заболеешь, и твой отец мне голову отрежет.

Учитывая образ жизни Громова, прозвучало двояко. Я выругала сама себя. Ну, можно же и за языком немного последить. Хорошо, что обрадованный моим согласием Гордей пропустил вторую реплику мимо ушей и уже умчался по коридору вглубь дома.

Вернулся он довольно быстро: я как раз успела помыть на кухне чашку. Пацан сменил пижамные штаны на спортивные. Это у детей так модно сейчас стало? Я помню времена, когда за джинсы-«варенки» могли убить. Да уж, не ценит нынешняя молодежь всех благ капитализма.

Мы вышли на участок, и я поежилась из-за влажного, прохладного воздуха. У калитки, к которой вела дорожка от двери черного входа, стояли два шкафоподобных охранника. Еще двух я насчитала вдоль забора по периметру. Неплохо. Просто крепость в осаде. Интересно, каково пацану такое наблюдать ежедневно? Или он уже просто привык?

Я искоса на него посмотрела. Пацан шагал справа от меня, опустив голову и разглядывая гравийную дорожку, хрустящую у нас под ногами.

Низко ли использовать ребенка для получения информации? Определенно. Был ли у меня выбор? Не думаю. Я не знала о Громове почти ничего, в то время как он обо мне — почти все. И эту несправедливость я собиралась исправить с помощью Гордея. Наверное, не очень красиво. Но, как говорится, на войне все средства хороши.

Но Гордей опередил меня и заговорил первым, когда мы свернули в часть участка, где вдоль дорожки по обе стороны росли кусты. Уже не такие зеленые, какими я их запомнила всего пару недель назад. Вот так незаметно и подкралась осень.

— Папа сказал, ты у нас погостишь какое-то время? — он полувопросительно посмотрел на меня.

— Примерно так, — я кивнула и улыбнулась. — Надеюсь, ты не против?

— Я рад, — ответил он совершенно серьезно. — Одному тут целыми днями безумно скучно, а так будет, с кем поговорить!

— Ого, а ты разве в школу не ходишь?

— Ходил, — Гордей грустно вздохнул и поправил на шее шарф. Он сердито пнул подвернувшийся под ногу камешек, и тот отлетел далеко в сторону. — Но уже почти две недели прогулял. Ну... с аварии. Вот, дома сижу теперь.

Он пнул еще один камень, и я поняла, что мы коснулись болезненной темы. Пацана я прекрасно понимала. Так и с ума сойти недолго, если постоянно сидеть взаперти в четырех стенах и выходить только на этот участок. Чем Громов думал, интересно?..

— Раньше сюда ко мне крестный приезжал. Но папа сказал, тот уехал в очень долгую командировку и не скоро вернется, — пацан снова вздохнул, и мне стало его по-настоящему жалко.

— Крестный? — я сделала вид, что удивилась. — Не знала, что у тебя есть крестный.

— Ага, — тот слегка оживился и энергично закивал. — Дядя Паша. Папин лучший друг. Мы с ним и в тире стреляем, и в лесу по мишеням, и вообще. Он классный! Я уже очень соскучился! Разве бывают такие долгие командировки? — горящие энтузиазмом глаза уставились на меня с немым укором.