Машина различий

– Садитесь, садитесь, пожалуйста.

Крите, чье всегдашнее сходство с медведем еще усиливалось истрепанной одеждой, неопределенно махнул в сторону колченогого стула. Слезящимися от угольного и табачного дыма глазами Олифант разглядел мало-мальски целый стул, обладавший, правда, другим недостатком – дочка Крите использовала его недавно как игрушечную кухонную плиту; смело рискнув седалищной частью своих брюк, он смахнул липкие крошки на пол и сел лицом к Крите, по другую сторону загроможденного хламом стола.

– Небольшой подарок для вашей малютки Тродль, – сказал Олифант, вынимая из кармана пальто сверток. Яркая оберточная бумага была закреплена самоклеющимся квадратиком с рельефной эмблемой самого известного из оксфорд-стритских магазинов игрушек. – Кукольный чайный сервиз. – Он положил сверток на стол.

– Она зовет вас дядя Ларри. Не нужно бы ей знать вашего имени.

– В Сохо этих Ларри – как собак нерезаных.

Олифант вынул из кармана чистый, незапечатанный конверт и положил его на край стола рядом с ярким свертком. В конверте находились три бывшие в употреблении пятифунтовые банкноты.

Крите ничего не сказал.

– Манхэттенская женская труппа “Красная пантомима”, – прервал затянувшееся молчание Олифант.

– Так, значит, сапфические звезды Бауэри добрались и до Лондона? – саркастически хмыкнул Крите. – Я помню этих красоток по Нью-Йорку. Они расшевелили и поставили на службу революции “дохлых кроликов” [130], чье предыдущее участие в политике ограничивалось мордобоем во время муниципальных выборов. Мясники, чистильщики обуви, проститутки с Четемской площади и с Пяти углов – такая вот была у них аудитория. Потные пролетарии, пришедшие поглазеть, как женщиной выстрелят из пушки, размажут ее по стенке, а потом отлепят, как лист бумаги... Нет, сэр, не тем вы интересуетесь.

– Друг мой, – вздохнул Олифант, – такая уж у меня работа – спрашивать. Вы должны понимать, что я не могу вам объяснить, чем вызван тот или иной мой вопрос. Я знаю, что вы многое претерпели. Я знаю, как трудно вам сейчас в изгнании. – Олифант многозначительно обвел взглядом убогую комнату.

– Так что же вы хотите узнать?

– Есть предположение, что среди различных преступных элементов, принимавших активное участие в недавних гражданских беспорядках, были и агенты Манхэттена.

Олифант ждал.

– Сомнительно как-то.

– Почему, мистер Крите?

– Насколько мне известно, Коммуна вовсе не заинтересована в нарушении британского статус-кво. В отношении американской классовой борьбы ваши радикалы выказали себя благожелательными наблюдателями. Более того, ваша страна повела себя почти как наш союзник. – В тоне Крите слышалась горечь, некий перекисший цинизм. – Похоже, Британии очень хотелось, чтобы коммунары отобрали у Северного союза его самый крупный город.

Олифант осторожно поерзал, пытаясь устроиться на неудобном стуле.

– Вы ведь, кажется, хорошо знали мистера Маркса? Чтобы извлечь из Крите данный клочок информации, нужно было задеть главную его страсть.

– Знал? Я встречал его с корабля. Он обнял меня и тут же попросил в долг двадцать долларов золотом, чтобы снять квартиру в Бронксе! – В сдавленном смехе Крите звучала яростная, всесжигающая ненависть. – С ним была и Женни, только брак их не пережил революции... И в то самое время, когда товарищ Маркс изгнал меня из Коммуны за пропаганду “религионизма и свободной любви”, сам он спал с ирландской шлюхой, фабричной девкой из Бронкса, вот уж действительно свободная любовь! – Бледные, с неухоженными ногтями руки Крите рассеянно перебирали листы какой-то рукописи.

– Вас жестоко использовали, мистер Крите.

Олифант подумал о своем друге, лорде Энгельсе; непостижимо, как это блестящий текстильный магнат мог связаться – хоть бы и косвенно – с людьми подобного сорта. Маркс исключил Крите из так называемого Центрального комитета Коммуны, – а Северный союз назначил премию за его поимку. У Крите не было ни гроша за душой; он достал документ на чужое имя и отплыл третьим классом из Бостона с женой и дочкой, чтобы присоединиться к тысячам американских беженцев, мыкавшим горе в Лондоне.

– Так эти актриски из Бауэри...

– Да? – подался вперед Олифант.

– В партии много фракций...

– Договаривайте, договаривайте.

– Анархисты, выдающие себя за коммунистов, феминистки, последователи самых разных ошибочных учений, тайные ячейки, неподконтрольные Манхэттену...

– Понимаю, – кивнул Олифант, думая о кипах желтых распечаток с показаниями Уильяма Коллинза.

* * *

Снова пешком и снова – окольным путем Олифант прошел Сохо до Комптон-стрит и остановился у входа в трактир “Красный кабан”.

“АЗАРТНЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН, – сообщала ему большая афиша, – стойкий сторонник уничтожения этих паразитов презентует ЗОЛОТЫЕ ЧАСЫ С РЕПЕТИРОМ СОБАКЕ-ПОБЕДИТЕЛЬНИЦЕ весом менее 13 3/4 фунта”. Чуть пониже висела раскрашенная деревянная вывеска: “Всегда в наличии крысы для джентльменов, желающих опробовать своих собак”.

Толкнув дверь, он окунулся в смесь табачного дыма, испарений горячего джина и острой звериной вони.

Длинный, с низким потолком бар был переполнен людьми всех слоев общества, многие держали под мышкой собак – бульдогов, скайтерьеров, коричневых английских терьеров; на грубооштукатуренных стенах висели связки кожаных ошейников.

– Вы прибыли в кэбе, сэр? – спросил подошедший Фрейзер.

– Пешком, у меня была встреча.

– Эй, там! – крикнул бармен. – Не загораживайте стойку!

Началось общее движение в сторону зала, где юный официант выкрикивал: “Делайте ваши заказы, джентльмены!” Сопровождаемый Фрейзером, Олифант последовал за толпой господ-игроков. Над камином в застекленных ящиках красовались головы животных, прославившихся в былые дни. Олифант обратил внимание на голову бультерьера с непомерно выпученными стеклянными глазами.

– Видок – словно ее придушили, – заметил он, указывая на ящик Фрейзеру.

– Попортили при набивке, сэр, – отозвался официант, блондинистый юнец в засаленном полосатом фартуке. – А ведь какая была сучка, высший класс! Я видел, как она душила по двадцать штук за один заход, хотя в конце концов они ее сделали. Канализационные крысы, они же заразные, мы каждой собаке после каждого боя полощем пасть мятной водой, но все равно язвы появляются и на небе и на деснах.

– Ты сынишка Сейерза, – уверенно констатировал Фрейзер. – Он нам нужен на пару слов.