Машина различий

И тут же услышал стук своего сердца, почувствовал молчание ночи, навалившееся из темноты Грин-парка, и немигающий взгляд Ока. Вставив шестигранный конец заводной ручки в гнездо, Олифант начал медленно, равномерно поворачивать ее по часовой стрелке. Он не смотрел, как поднимаются и падают буквенные рычажки, расшифровывающие перфорационный код, не смотрел на телеграфную ленту, выползающую из прорези.

Готово. Вооружившись ножницами и клеем, он собрал телеграмму на листе бумаги:

“ДОРОГОЙ ЧАРЛЬЗ ЗПТ ДЕВЯТЬ ЛЕТ НАЗАД ВЫ ПОДВЕРГЛИ МЕНЯ ХУДШЕМУ БЕСЧЕСТЬЮ ЗПТ КАКОЕ ТОЛЬКО МОЖЕТ ВЫПАСТЬ ЖЕНЩИНЕ ТЧК ВЫ ОБЕЩАЛИ СПАСТИ МОЕГО НЕСЧАСТНОГО ОТЦА ЗПТ А ВМЕСТО ТОГО РАЗВРАТИЛИ МЕНЯ ДУШОЙ И ТЕЛОМ ТЧК СЕГОДНЯ Я ПОКИДАЮ ЛОНДОН В ОБЩЕСТВЕ ВЛИЯТЕЛЬНЫХ ДРУЗЕЙ ТЧК ИМ ПРЕКРАСНО ИЗВЕСТНО ЗПТ КАК ВЫ ПРЕДАЛИ УОЛТЕРА ДЖЕРАРДА И МЕНЯ ТЧК НЕ ПЫТАЙТЕСЬ РАЗЫСКАТЬ МЕНЯ ЗПТ ЧАРЛЬЗ ТЧК ЭТО БУДЕТ БЕСПОЛЕЗНО ТЧК Я ВСЕМ СЕРДЦЕМ НАДЕЮСЬ ЗПТ ЧТО ВЫ И МИССИС ЭГРЕМОНТ УСНЕТЕ СЕГОДНЯ СПОКОЙНО ТЧК СИБИЛ ДЖЕРАРД КНЦ”

Олифант просидел над телеграммой целый час, абсолютно неподвижно, словно в трансе, не заметив даже, как Блай принес поднос, поставил его на стол и бесшумно удалился. Затем он налил себе чашку едва теплого чая, взял бумагу, самопишущее перо и начал составлять – на безупречном французском – письмо в Париж некоему месье Арсло.

* * *

В воздухе стоял едкий запах магния.

Принц-консорт оставил хитроумную, швейцарского производства стереоскопическую камеру и со всей своей тевтонской серьезностью приветствовал Олифанта по-немецки. На нем были аквамаринового цвета очки с круглыми, не больше флорина, стеклами и безукоризненно белый лабораторный халат. Коричневые пятна на его пальцах были обязаны своим происхождением отнюдь не никотину, но нитрату серебра.

Олифант поклонился, пожелал его высочеству доброго дня на том же, принятом в августейшем семействе языке и сделал вид, что осматривает швейцарскую камеру – замысловатое сооружение, чьи объективы слепо пялились из-под гладкого медного лба. На мгновение камера напомнила Олифанту мистера Карта, мускулистого швейцарца, служившего у принца-консорта камердинером, – такие же широко посаженные глаза.

– Я привез Элфи небольшой подарок, ваше высочество, – сказал Олифант.

Как и принц-консорт, он говорил по-немецки с легким саксонским акцентом – долгая миссия, связанная с деликатным поручением королевского семейства, оставила след, столь же неизгладимый, как шрам от самурайского меча. Родственники князя Альберта Кобургского, искусные в древнем ремесле династийных браков, стремились расширить свои крошечные владения – в то время как британское Министерство иностранных дел старалось, по мере сил и возможностей, сохранять теперешнюю раздробленность германских мини-государств.

– Юный принц уже покончил сегодня с уроками?

– Элфи немного нездоровится, – отозвался Альберт, критически всматриваясь сквозь зеленоватые очки в один из объективов камеры. Он взял кисточку, обмахнул поверхность линзы и выпрямился. – Как вы думаете, не является ли изучение статистики излишне тяжелой нагрузкой для юного, неокрепшего ума?

– Что думаю об этом я, ваше высочество? – живо откликнулся Олифант, – Статистический анализ обладает огромными возможностями...

– Вопрос, по которому мы с его матерью сильно расходимся, – скорбно поведал принц. – А успехи Альфреда в этом предмете оставляют желать много лучшего. И тем не менее статистика – ключ к будущему. В современной Англии без нее и шага не ступишь.

– А как у него с другими предметами? – сменил тему Олифант.

– Антропометрия, ее он усваивает вполне хорошо. И евгенику тоже. Серьезные области знания, и не столь утомительные для юных мозгов.

– Я мог бы поговорить с ним, ваше высочество, – предложил Олифант. – Я уверен, что парень старается.

– Поговорите, – пожал плечами принц. – Он у себя в комнате.

Оставив позади продутое сквозняками великолепие королевских апартаментов, Олифант вошел в детскую. Наследник британского престола пулей вылетел из груды одеял и, как был, босиком помчался навстречу гостю, ловко перепрыгивая через рельсы невероятно запутанной железной дороги.

– Дядя Ларри! Дядя Ларри! Здорово! Что вы мне принесли?

– Последний выпуск барона Зорды. В кармане Олифанта лежало сочинение упомянутого барона “Патерностер, паровой бандит” – грошовая книжонка, завернутая в зеленую бумагу и резко пахнущая типографской краской. Первые два выпуска популярной серии – “Некомплектная армия” и “Велосипедисты царя” – вызвали у юного принца Альфреда самый необузданный энтузиазм. Новый опус сомнительного аристократа обещал быть почище предыдущих: картинка на аляповатой, до рези в глазах яркой обложке изображала бешено мчащийся паровой экипаж наиновейшей конструкции – с гладким и раздутым, как лысина Швабры Швырялыцицы, носом и узкой кормовой частью. Отважный Патерностер, высунувшийся из кабины чуть не по пояс, отстреливался из револьвера от невидимых противников. Покупая книгу, Олифант полюбовался ее фронтисписом; там наглый бандит, порожденный воображением барона Зорды, был изображен более подробно – особенно впечатлял его костюм, включавший в себя широкий, усеянный медными заклепками ремень и сильно расклешенные брюки с застегнутыми на пуговицы разрезами обшлагов.

– Супер! – Мальчик нетерпеливо сорвал с “Парового бандита” зеленую обертку. – А машина-то у него какая! Вот это уж точно – обтекаемая!

– А как же, Элфи, разве станет злодей Патерностер пользоваться допотопной рухлядью. И ты посмотри на картинку – у него же прикид ну точно, как у Неда Мордоворота.

– Ну да, – восхитился наследник британского престола, – вона какие потрясные клеши. А ремнюга – так это вообще опупеть.

– А как ты поживал это время, пока мы не виделись? – спросил Олифант, полностью проигнорировав не подобающее для младенческих уст слово.

– На все сто, дядя Ларри. – Тут на детском лице мелькнула тень беспокойства. – Вот только я... Только она... Она взяла вдруг и сломалась...

Принц указал на японскую чайную куклу, печально привалившуюся к ножке огромной кровати. Из рваного отверстия в роскошном одеянии торчала узкая острая полоска какого-то полупрозрачного материала.

– Это пружина, дядя Ларри. Наверное, я ее слишком туго завел. На десятом обороте там что-то щелкнуло, и она вот так вот выскочила.

– Японские куклы приводятся в действие пружинами из китового уса. Этот народ не научился еще делать настоящие пружины – но скоро научится. Тогда их игрушки не будут так быстро ломаться.

– Отец считает, что вы слишком уж возитесь со своими японцами, – сказал Элфи. – Он говорит, что вы считаете их ничуть не хуже европейцев.

– А так оно и есть, Элфи! Сейчас их механические устройства, прямо скажем, не очень из-за нехватки знаний в прикладных науках. Но вполне может случиться, что когда-нибудь в будущем они еще поведут цивилизацию к невиданным высотам. Они и, возможно, американцы.

Мальчик глядел на него с большим сомнением,

– Отцу бы это не понравилось – то, что вы говорите.

– Это уж, Элфи, точно.

Следующие полчаса Олифант провел, стоя на коленях, – Альфред демонстрировал ему игрушечную французскую вычислительную машину, миниатюрную сестричку “Великого Наполеона”, работавшую – в лучших семейных традициях – не на паре, а на сжатом воздухе. Маленькая машина использовала не перфокарты, а телеграфную ленту, что напомнило Олифанту о месье Арсло. К этому времени Блай доставил уже письмо во французское посольство; вполне возможно, что какой-нибудь дипкурьер уже вез его в Париж.

Альфред почти уже присоединил свою машину к миниатюрному кинотропу, но тут раздалось сдержанное побрякивание дверной ручки, традиционно заменявшее в Букингемском дворце общепринятый стук. Олифант встал, открыл высокую белую дверь и обнаружил за ней хорошо ему знакомое лицо Нэша, дворцового камердинера, чьи легкомысленные спекуляции железнодорожными акциями закончились малоприятным знакомством со столичным Отделом экономических преступлений. Своевременное вмешательство Олифанта позволило быстро замять эту давнюю историю; неподдельная почтительность Нэша явно свидетельствовала, что он отнюдь не забыл об этой бескорыстной услуге.