Машина снов

– И какой же помощи вы просите от меня, молодой мастер?

– Примите в дар этот бесценный меч и отдайте мне взамен нефритовую заколку Люя Дунбиня.

– Вы невыносимы! – сказал старик, судя по всему, мучившийся тяжёлым выбором.

– Но почему же?! Послушайте меня, учитель! – горячо зашептал Марко, приблизив лицо к старику ровно до той незримой границы, нарушение которой было уже преступлением против катайских представлений о приличиях. – Вы получите меч, мастер Ху получит самый сильный магический предмет Поднебесной, которым ему куда лучше удастся сдерживать демонов, заполнивших Тайду и рвущихся из дворца наружу. А я освобожу своих родных и навсегда уеду из Катая, если останусь жив. Все выигрывают!

– А как же ваш жуткий двойник?

– Именно для этого мне и нужна помощь мастера Ху. Я готов встретиться лицом к лицу с демоном и навсегда запереть дверь между мирами, так некстати распахнутую мной. Я готов даже умереть, вы помните, что мне не занимать смелости! Но перед этим я хочу освободить своих родных. В этом мне поможет Тоган.

Старик не то чувствовал какой-то подвох, не то его опыт торговаться подсказывал ему, что на всякий случай лучше удерживать на лице маску презрительного недоверия. Марко сходил с ума, пытаясь разгадать, что происходит в голове старика, удалось ли ему склонить его на свою сторону. В конце концов затянувшаяся пауза разрешилась скрипом, еле слышным из пересохшего старческого горла:

– Как именно вам поможет Тоган?

– Его слуга по прозванию Кончак-мерген держит связь между нами. Когда я убил Хоахчин, то разорвал невидимую пуповину, через которую император подпитывался древней силой своего рода. Завтра станет известно, что император умирает. Как только станет ясно, что он уже не сможет отдать приказ той силы, которой следовало бы подчиниться, начальник службы протокола начнёт тянуть время, пытаясь выгадать удачный момент для себя самого. В это время, пока войска обезглавлены, Тоган вступит в город. Стража охотно подчинится ему, потому что его воинская слава стократно превосходит подмоченную репутацию его брата Темура. Всё готово. Осталось только обуздать войско демонов. Я справился с теми, что привела Хоахчин. Но с другими должен справиться мастер Ху. Иначе Тогана раздавят.

Старик сверлил Марка глазами из-под козырька седых бровей, как водяная гадюка следит за купальщиком из-под занавеса ломаных ветвей осоки. Он вздохнул, нервно дёрнул головой, потеребил жалкую седую поросль на подбородке, погрыз пару длинных белых волосьев, пожевал их обескровленными синеватыми губами и сварливо проскрипел:

– Вы же умеете странствовать во снах, молодой мастер? Слава о вашем могуществе сновидца распространилась далеко за пределы дворца. Почему бы вам не переговорить с этим седым даосом, будучи погружённым в сон?

Марко тяжело вздохнул. Чёрная тень скользнула по его светлым глазам, взгляд на минуту остекленел, остановился, словно он на несколько мгновений выпал из этой реальности, оставив здесь лишь оболочку. Но в тот момент, когда старик нетерпеливо шевельнулся, Марко пришёл в себя и, сдерживая раздражение, сказал:

– Учитель, неужели вы думаете, что я не пробовал этого сделать? Я совершил несколько попыток, но во сне мастер Ху не имеет формы. Он совершенно растворён в тумане, он не имеет границ, невозможно сказать, где заканчивается туман сна и начинается мастер Ху и наоборот. Я пытался взывать к самому пространству, но мастер Ху не отзывается, относясь ко мне, ничтожному смертному, с нескрываемым пренебрежением. Я испробовал множество разных способов поговорить с ним, но ни один из них не увенчался успехом. Я в отчаянии, учитель. Я действительно в отчаянии.

– Возьмите, – просто сказал старик, доставая из-за пазухи потёртый кожаный мешочек на витом шёлковом шнуре.

– Это?.. – недоверчиво спросил Марко, удивлённый таким неожиданным поворотом.

– Да, это она. Этой палочкой бессмертный Люй Дунбинь закалывал волосы. Ею же он пригвождал злых духов. Я всегда носил её с собой. Именно поэтому собратья вашего Ичи-мергена ничего не смогли сделать со мной. Прошу мой меч.

Марко освободил ножны от тряпья и протянул меч старцу. Солнечный луч пробежал по лицу владельца гостиницы, озаряя его безграничным детским счастьем. Он выхватил меч и сделал пробный взмах, приоткрыв рот, словно маленький. Слёзы тихо выкатились из прояснившихся глаз с набрякшими старческими веками и побежали по тёмным щекам, оставляя радужные полосы следов.

Марко снова поразился мощи, которая таилась в этом сухом теле. Внезапно ему стало страшно. Он попятился, чуть не кувыркнулся с лестницы, осторожно нащупал пяткой ступеньку, но так и не смог отвести взгляда от сияющих зеленоватых кругов, которые вычерчивал старик, словно оборотившийся в эту минуту в мифического воина.

Первое, что неприятно удивило Марка, – безмолвие даосского амулета. Он плохо помнил биографию Люя Дунбиня, с трудом запомнил это имя, записав его латиницей на клочке бумаги, когда подслушал разговор о нём в толпе ещё в ту пору, как старый даос только-только пришёл к дворцовым воротам. Одно он запомнил чётко: патриарха Люя не зря называли бессмертным. Подспудно он ожидал, что заколка патриарха окажется чем-то необычным. Меч императора пел в Марковых руках, чётки Шераба Тсеринга вибрировали, словно пойманные в ладошку божьи коровки, машина дрожала, когда Марко проводил рукой по её сочленениям. Но заколка Люя Дунбиня молчала.

Марко уселся на мелкую белую гальку, усыпавшую пологий спуск к ручью, делавшему изгиб под гнутой-перегнутой ивой, больше похожей на огромное мохнатое животное, чем на дерево, достал из-за пазухи кожаный мешочек, покрытый такими древними иероглифами, что Марко не сумел их прочесть, и осторожно вытряхнул амулет на ладонь.

Прохладный камень веско лёг в руку, но продолжал молчать. Крупная, в полторы ладони длиной заколка у комля увенчивалась круглым набалдашником, непрозрачным и почти чёрным, а по мере утончения теплела, зеленела, прояснялась, и у неострого кончика становилась совершенно светлой, почти просвечивающей, с тонкими вкраплениями тёмной зелени где -то в глубине. Марко взмахнул ею. Ничего не произошло, разве что возник странный оптический эффект: благодаря разнице в цвете и насыщенности камня палочка словно бы не то вырастала из воздуха, не то впивалась в него концом, совершенно растворяясь в знойном летнем мареве, освещённом тысячей горящих на солнце мошек, пушинок, пылинок и прочих частичек сиюминутного бытия.

Где-то у сердца зашевелилась противная-противная мысль, зелёная, как эта дурацкая каменная тычинка. Мысль крутилась, вилась, развивалась и вот уже арканом захлестнула горло: обман. Меня обманули. Старикан соврал мне, мерзкая гадина. Хитростью выманил у меня меч… Что же делать?

Марко сжал челюсти, глядя на палочку, невинно лежавшую на каменной лавке, подле которой он уселся как за обеденный стол.

Что же делать?!! Вернуться?! Наказать? Но как?.. В честном бою против старого козла у меня нет ни малейших шансов! О боги- боги-боги… земные и небесные…

В сердцах Марко вскочил на ноги, схватил палочку и с размаху бросил её прямо в гущу живого, вечно бурлящего у его сапог песка. Палочка тяжело вонзилась прямо в сердцевину кудрявых песчаных вихорьков и замерла, медленно накренившись под собственной тяжестью. И песок тут же послушно замер в ответ.

Марко настолько обалдел от неожиданности, что так же, как и палочка секунду назад, рухнул на песок рядом с нею, в воздухе подобрав под себя ноги крендельком. Песок жил всегда. Когда Марко спал или когда бодрствовал, когда был зол или когда находился в прекрасном расположении духа. Песок жил. Он говорил с Марком, повиновался его жестам, иногда спорил, иногда опережал его движения и предугадывал мысли. Но сейчас он замер. Как будто обычная песчаная дорожка, просыпавшаяся из ребячьей посудинки для игры. Марко пошевелил пальцем, песок никак не отреагировал. Марко воткнул палец в песок, пошевелил снова. Холодный песок молчал.

Марко хмыкнул, вынул нефритовую палочку из горстки песка, и тот сразу же взвился небольшим смерчем, словно разминая затёкшие во сне члены. Марко быстро ткнул палочкой в сердцевину смерчика, и вихрь замер, сначала сохраняя форму в мельчайших деталях, как замёрзшая сосулька, потом постепенно осыпался, снова став безжизненным скоплением песчинок.

И вдруг до Марка дошло: заколка просто выполняла свою функцию. Это была совершенная заколка, доведённая до немыслимой законченности! Как большинство даосов, бессмертный Люй Дунбинь наверняка никогда не стриг волос, завязывая их в пучок и скалывая на макушке. Заколка не давала им распасться, она вообще не давала им шевелиться!