Машинка и Велик или Упрощение Дублина (gaga saga) (журнальный вариант)

— А кто такой Петро?

— Часы. Настольные. Восемнадцатый век. Забрали. Всё забрали менты…

— Кстати, о ментах, — спохватился радостно Глеб Глебович. — Замечательные люди. Если б ты знал, Велик, сколько людей ты заставил поволноваться, замечательных, прекрасных людей. Они так старались. Надо позвонить им, обрадовать. Пусть расслабятся. Хотя — без работы они не останутся, к сожалению, даже после твоего возвращения, — Глеб решил до завтра не говорить Велику о беде с Машинкой. — Алло, алло, Евгений Михайлович. Это Дублин беспокоит. Велик нашёлся. Нашёлся! Велик! Правда! Точно! Здесь, дома. Вот рядом сидит! Приезжайте!

— Пап, можно я Машинке позвоню? — спросил Велик.

— Она… уехала она… с мамой… на неделю отдохнуть… очень по тебе скучала. Расстраивалась. Вот Надя и решила её увезти… в… Казань… развеяться немного… Там телефон… не берёт…

— Жалко, — заскучал Велик, но ненадолго, на мгновение лишь. Папа, айпад, биониклы — слишком достаточно, чтоб не скучать.

— Так я и решила Велика разыскать, чтоб если уж не замужеством, так хотя бы материнством утешиться, — продолжала Варвара. — Дылдин твой новый адрес вычислил, меня с Аркадием Быковым познакомил. Тот и взялся к тебе в доверие войти и миром как-нибудь, хитростью Велика увести. Тупо похищать я не хотела, не дай бох напугали бы ребёнка, а то б и покалечили. А тут и ты в отъезд собрался, очень удобно всё сложилось.

Привёл ко мне Аркадий Велика, получил расчёт и был таков. Он, кстати, не врёт, что он твой маловероятный сын. Это правда. А остальное неправда.

Только вот и с Великом у меня не вышло. Уж я к нему и так, и этак. И подарки, и конфеты, и что хочешь. А он всё одно — к папе хочу, по Машинке скучаю, домой, домой. Здесь мы жили, недалеко на съёмной квартире. Ничего у меня не вышло. Вот, привела. Прости и забирай. Поздравляю, очень он тебя любит.

— И я его, — без тоски Глеб чувствовал себя легко и странно.

— Пил бы ты, впрочем, поменьше, — посоветовала заботливая Варвара. — И кому ты там звонил?

— Детективу. Он с товарищами своими дело Велика расследовал. Вот обрадуются.

— Попроси их Аркашу отпустить. Он не виноват, я его, балбеса, на это дело развела. А его взяли.

— Да, конечно, уж теперь-то точно отпустят его, всё же обошлось, — великодушничал Глеб.

— Как сказать, — покачала головой бывшая жена. — Пора, пожалуй, мне уходить. Твои детективы едут сюда, кажется?

— Так. Едут. Но не уходи. Они замечательные люди. Благодарить тебя будут.

— Как сказать… Пойду я. Прощай. Пока, Велик, — Варвара надела шубу и повернулась к выходу.

— Пока, — ответил Велик, глядя в айпад.

Из прихожей донёсся шум прибывающего Подколесина.

— О, да тут открыто, настежь тут всё, — шумел лейтенант. — После вас, Маргарита Викторовна, после вас.

В комнату вошла Марго, за ней Подколесин. Из прихожей тянули шеи фон Павелецц и Че.

Варвара смущённо улыбалась; Велик, поглощённый какой-то видеоигрой, едва кивнул вошедшим; Глеб бросился им навстречу:

— Здравствуйте, здравствуйте, дорогие мои. Простите, что заставил вас волноваться. Оказалось, понапрасну. Самое безобидное оказалось дело, самое семейное. Знакомьтесь, это Варвара. Вот, Варя, это знаменитая сыщица Маргарита Викторовна Острогорская. Это лейтенант Подколесин, скромный, мужественный… замечательный… Это тот самый бескорыстнейший, добрейший Евгений Михайлович Человечников. Он взялся помогать нам совершенно бесплатно… Это… извините, товарищ полицейский, запамятовал ваше…

— Здравствуйте, — смущённо улыбалась Варвара.

— Ну же, Велик, подойди поздоровайся со всеми. Они ночами не спали из-за тебя, столько работы, столько труда…

Велик послушался отца, отложил айпад, подошёл к каждому и поздоровался застенчиво, ласково; вернулся на своё место и продолжил игру.

— Вот молодец, сынок. Давайте, гости дорогие, пить чай. Но до чая прошу вас, требую от вас отпустить Аркадия и не предъявлять претензий моей супруге… Они ничего дурного не хотели сделать. В итоге и не сделали. Они не виноваты ни в чём. А если вы не пообещаете мне отпустить и не доставать их, то чаю не получите, — пошутил Глеб.

Никто не засмеялся, не ухмыльнулся даже. Че и фон Павелецц протиснулись в комнатку и вместе с Марго и лейтенантом окружили хозяина. Они, кажется, были очень удивлены, но не радостны. Варвара, оттёртая от выхода, вынуждена была опять усесться на диван.

— Что-то не так? — беззаботно спросил хозяин.

— Глеб Глебович, вы меня хорошо слышите? — ответила Маргарита.

— Да, очень хорошо, а что?

— Вы понимаете, что я говорю?

— Странный вопрос! К чему вы это? — засмеялся Глеб.

— Отвечайте чётко и ясно, где ваш сын? — отчеканила Острогорская.

— Вы шутите, Маргарита Викторовна? — не засмеялся Дублин.

— Я вас очень прошу, Глеб Глебович, ответить на мой вопрос, даже если вы находите его странным, шутливым или неуместным, — настаивала Марго.

— Он сидит перед вами за столом на стуле. Он пьёт чай и ест мармелад. Перед ним лежат айпад и два бионикла. Так называются его игрушки, — похолодевшим голосом отвечал Глеб Глебович.

— Найдите в себе мужество, дорогой, бедный мой Глеб Глебович, выслушать то, что я сейчас скажу. Мои слова подтвердят эти трое моих коллег, — Марго подержала паузу, повглядывалась в глаза Дублина и сказала: — Глеб Глебович, здесь нет вашего сына. И вашей бывшей жены здесь нет. Вы больны, Глеб Глебович, вы теперь больны. Мы поможем вам. Мы вызовем врачей. И главное — найдём Велика. Крепитесь, Глеб Глебович. Мужайтесь!

Дублин поразмахивал руками, поплакал, похватался за голову.

— Вы мне верите, Глеб Глебович? — твёрдо сказала Острогорская.

— …Я… — неохотно говорил Дублин. — …верю… Но кто тогда они? — он показал на женщину в шубе и золотоволосого мальчика.

— Плод расстроенного воображения, если выражаться классически, — объяснила Марго. — Галлюцинация. На этом стуле и том диване никого нет. Это не страшно. Надо просто отдохнуть.

— Это правда? — обратился Глеб к Велику.

— Правда, папа, — виновато ответил сын.

— Что ж ты мне сразу не сказал? — с укором спросил отец.

— Ты не спрашивал. Мне уйти?

— Как хочешь, сынок, — Глеб подошёл к ребёнку и поцеловал его в макушку.

— Бедолага, — подумала Марго, глядя, как Дублин целует пустоту.

— Всё ж таки прапор Пантелеев не подвёл, а то я уж и не знаю… — бормотал не вслух Подколесин.

— А как ты хочешь? — грустно улыбнулся отцу Велик.

— Останься, милый. Я не могу без тебя, — попросил Глеб. — Хоть ты и мираж, хоть ты и ненастоящий, но ты же мой сын. Я тебя и такого люблю. И всегда буду любить, каким бы ты ни был.