Машины зашумевшего времени

Так создавались произведения Улитина, имевшие значение как элементы его жизнетворческой работы — или, точнее, работы, в которой автобиографическое письмо было неотделимо от театрализации жизни и от устных импровизаций, благодаря которым Улитин осмыслял в кругу собеседников свое и общее прошлое.

Задача, которую поставил себе Улитин, была труднореализуемой, но в некотором смысле изоморфной его характеру: его младшие друзья вспоминают, что в быту он был эксцентричным и артистичным. Например, вечером по дороге из кафе домой он мог зайти на почту и отправить самому себе телеграмму, переиначивающую известное стихотворение Тютчева «А. Ф. Гильфердингу» (1869): «Приветствую Ваш неуспех, для Вас и лестный, и почетный, и назидательный для всех» [781] .

781

У Тютчева: «Спешу поздравить. Мы охотно / Приветствуем ваш неуспех, / Для вас и лестный, и почетный, / И назидательный для всех». Стихотворение Тютчева было написано после того, как славянофил, этнический немец, филолог-фольклорист Гильфердинг не был избран действительным членом Российской академии наук. Тютчев, как и славянофилы, полагал, что Гильфердинга забаллотировали другие академики-немцы якобы из-за своей нетерпимости к русскому национальному чувству, и приветствовал эту неудачу как признание патриотического значения работ Гильфердинга «от противного».

В 1950-е годы дважды отсидевший Улитин вел себя, по тогдашним меркам, почти вызывающе — у него был широкий круг общения, он встречался с жившими в Москве иностранцами, по-видимому, получая от них новинки западных литератур. Самым заметным среди этих иностранцев был Эдмунд Стивенс (1911–1992) — журналист, представлявший в Москве различные американские издания с 1934 до конца 1980-х годов [782] . Стивенс жил в отдельном доме с садовником, устраивал пышные приемы, выполнявшие роль своего рода культурного салона. К Улитину и Асаркану Стивенс относился с интересом, Асаркану он предложил даже прочитать курс лекций для посетителей своего салона [783] .

782

О Стивенсе см., например: Heckler Ch. An Accidental Journalist: The Adventures of Edmund Stevens, 1934–1945. Columbia: University of Missouri Press, 2007. За репортажи из Москвы Стивенсу в 1950 г. была присуждена Пулитцеровская премия.

783

З. Зиник, частное сообщение, август 2013 г.

Еще одним колоритным — но в ту пору мало кому известным — иностранным знакомым Улитина в Москве была Салли Белфрейдж (Sally Belfrage) — молодая американка, которая в произведении Улитина «Детективная история» (1959) названа просто по имени, Салли. Белфрейдж несколько месяцев в 1957–1958 годах проработала переводчицей Издательства литературы на иностранных языках. Немедленно по возвращении в США она издала книгу «A Room in Moscow» (1958) — очерк о повседневной жизни в СССР и о самосознании советской молодежи, по нетривиальности наблюдений не утративший своего значения и сегодня. (Впоследствии Белфрейдж (1936–1994) стала видной американской правозащитницей и публицисткой, выступала с протестами против войны во Вьетнаме и жила в основном в Великобритании.) Книга произвела сильное впечатление на англоязычных критиков [784] и не меньшее — на сотрудников КГБ, которые стали расследовать московские связи Белфрейдж [785] .

784

Например, см. весьма одобрительную рецензию: Litvinoff E. Astonishing the Muscovites // The Manchester Guardian. 1958. October 24.

785

См. в «Детективной истории»: «„Пижона“ я уничтожил. Пленку сжег. Разыскивают книгу Салли „Рум ин Москау“. Нигде пока не нашли. Она-то вообще есть у Эда».

Однако пристальное внимание на Улитина КГБ обратил чуть позже — и не из-за Стивенса или Белфрейдж (хотя почти наверняка о контактах Улитина с жившими в Москве иностранцами спецслужбам было известно), а по другой причине. В 1962 году КГБ провел обыск в Минске у белорусского философа-диссидента Кима Хадеева (1929–2001); Хадеев был арестован, судим и получил второй в своей жизни тюремный срок [786] . Прежде Хадеев был в Ленинградской тюремной психбольнице вместе с Асарканом и Улитиным. У философа нашли подборку произведений Улитина «Анти-Асаркан» — и в Москву, по-видимому, ушла информация о необходимости провести обыски и у автора, и у «главного героя». О том, что произошло после обыска у Хадеева, Асаркан вспоминал в письме к М. Н. Айзенбергу:

786

Первый раз он был арестован и получил лагерный срок в 1948-м за антисталинские высказывания.

…Я был в Ленинграде; в Москве на вокзале меня встретил Яник [787] , сказал, что приходили к У[литину] и лучше бы мне сейчас домой не ехать. Я сказал что наоборот — надо ехать и почиститься, прежде чем они придут. Но они пришли через несколько минут после того как я вошел в квартиру. А брали во время обыска ВСЕ, ЧТО НАПИСАНО ОТ РУКИ ИЛИ НА МАШИНКЕ [788] .

После обысков сохранились только те улитинские рукописи конца 1950-х — начала 1960-х годов, которые были подарены или переданы на сохранение знакомым. Писатель был очень травмирован этим вторжением и потерей многих своих зрелых произведений, о которых вспоминал много лет.

787

Ян Каган — ученый-сейсмолог, друг Асаркана и Улитина. С 1972 г. живет и работает в Лос-Анджелесе (США).

788

Цит. по публикации фрагмента письма в статье: Айзенберг М. Открытки Асаркана // Знамя. 2005. № 11 .

Он прожил до 1986 года, и этот последний период его жизни — после обыска — был относительно небогат событиями. Он много писал, по-прежнему следил за новинками литературы на основных европейских языках, проявляя острую литературную интуицию (например, читал не только модных в ту пору Джойса и Хемингуэя [789] , но и мало кому в СССР известного Джеймса Болдуина [790] , и постколониальных писателей Африки), однако в 1970-е он — как и Асаркан — почти перестал посещать «Артистическое». Два его произведения при жизни были опубликованы в «тамиздате».

789

По воспоминаниям З. Зиника, из произведений Хемингуэя Улитин особенно высоко ценил «За рекой в тени деревьев» («Across the River and Into the Trees», 1950) и «Праздник, который всегда с тобой» («The Movable Feast», 1964).

790

Из произведений Болдуина в СССР первой была опубликована пьеса «Блюз для мистера Чарли» (Иностранная литература. 1964. № 1), дальнейшие публикации последовали только в 1970-е (Болдуин Дж. Если Бийл-стрит могла бы заговорить. М.: Прогресс, 1976). Улитин также очень внимательно относился к творчеству Сола Беллоу, особенно к его роману «Герцог» (1965). (Благодарю З. Зиника за консультации.) Беллоу в СССР было принято хвалить в общих обзорах современной американской литературы за «критику отчуждения личности в буржуазном обществе», однако его проза почти не переводилась (одно из немногочисленных исключений — рассказ «Рукописи Гонзаги» [Нева. 1961. № 7]); начиная с 1970-х переводы книг Беллоу — этнического еврея — на русский язык начали выходить в Израиле.

Умер Улитин в 1986 году, неделю не дожив до 68 лет. Его произведения изредка печатались в 1990-е годы в периодике. Отдельные издания появились только в 2000-е.

Игры с отчуждением: основные черты поэтики П. П. Улитина

Произведения Улитина могут быть описаны как монтаж цитат из книг, буквальных или переиначенных записей чужих разговоров, фрагментов внутреннего монолога без указаний на повод этого «монолога». Сам Улитин словом «монтаж» для обозначения своего метода пользовался регулярно: «Моя проза на материале вашей книги: очень важен выбор и еще важней монтаж» («Разговор о рыбе», гл. «Каприз», 1967 [791] ). «Другими кусками монтаж [: ] сначала как будто глава, начинающаяся словами „Кусок урановой руды“, а потом почему-то „Дневник Понтия Пилата“. На конспект романа не похоже» («Татарский бог и симфулятор», 1975 [792] ).

791

Улитин П. Разговор о рыбе. С. 131.

792

Улитин П. Татарский бог и симфулятор / Публ. и подгот. текста И. Ахметьева. Коммент. И. Ахметьева, О. Рогова. Пер. иноязычн. фрагментов Т. Александровой, И. Ахметьева // Волга. 2012. № 5–6 . «Куски урановой руды были похожи на халву или на рокфор» и «Дневник Понтия Пилата» — названия дальнейших разделов этого же сочинения.

По справедливому замечанию Михаила Айзенберга, произведения Улитина ставят под вопрос привычные представления о литературе. «Слишком нетривиален даже не жанр, а род этих вещей. Отвечая всем формальным признакам литературного текста, они, похоже, существенно переозначивают это понятие» [793] .

Опубликованные произведения Улитина не позволяют в полной мере оценить степень «гипермонтажности» его творчества. Многие его опусы имеют специфически «рукодельную» природу. В авторских манускриптах Улитина, сохранившихся в частных архивах, чередуются тексты, написанные по-русски (большей частью), по-английски и по-немецки; машинописные и вписанные от руки (в том числе с копированием чужих почерков — писатель увлекался графологией [794] ); напечатанные с черной и с красной лентой пишущей машинки; фрагменты с разным отступом от левого края (а иногда «в столбик», как стихи); страницы меньшего размера, намеренно вплетенные в манускрипт, и страницы обычного размера; наконец, текст и вклеенные в него фотографии. Такие коллажи любивший смысловые сдвиги Улитин называл «уклейками» [795] . Судя по всему, графика текста имела для Улитина первостепенное значение. Конечно, аутентичная публикация такого рода манускриптов — вероятно, изначально в принципе не предполагавших тиражирования — потребовала бы больших технических усилий и финансовых затрат.

793

Айзенберг М. Знаки припоминания (1993) // Айзенберг М. Взгляд на свободного художника. М.: Гендальф, 1997. С. 188–196, здесь цит. с. 188.

794

Так, в рукопись «Ворот Кавказа» вклеен рукописный фрагмент, факсимильно воспроизведенный в публикации. На нем скопированы подписи Агаты Кристи и Алана А. Милна.

795

О монтаже у Улитина см. также в статье: Kukulin I. Documentalist Strategies in Contemporary Russian Poetry // Russian Review. 2010. Vol. 69. No. 4. P. 585–614, здесь p. 592.

Сюжета в общепринятом смысле в книгах Улитина нет. Сам он придумал термин «стилистика скрытого сюжета». Критик Андрей Урицкий пишет:

Единицей текста для Улитина была страница. […] Страница представляла собой законченное произведение, словесное и визуальное, книга являлась не просто механическим соединением страничек, отпечатанных за какой-то временной период, в книге присутствовал тот самый «скрытый сюжет», но и книга была лишь фрагментом. Фрагментом всего корпуса текстов, написанных автором [796] .

796

Урицкий А. Чувство полета // Дружба народов. 2002. № 10. С. 215–217.

Это визуальное отношение к книге прямо восстанавливает европейскую традицию, начатую поэмой Малларме «Бросок костей никогда не отменит случая». Скорее всего, на Улитина повлиял не сам Малларме, а восходящая к нему русская традиция футуристической самодельной книги, но Улитин словно бы задним числом усилил в этой традиции западноевропейские элементы.

Приведу фрагмент из уже упоминавшегося текста 1978 года «Ворота Кавказа», где монтажная структура выражена довольно ясно уже на уровне собственно текста:

Еще раз.

Тогда не надо волноваться. Просто вспомнить текст с красивой датой (7.7.77 был такой), и всё. Шекспир как козел отпущения. А у них Чехов. Вали кулем, а после разберем. Как БУДТО БЫ не было театра Таирова. Как будто не существовала великая актриса Алиса Коонен. Чего ж вы молчите, театральные критики и диссертанты? Увы, никто на это ОТВЕТА ДАТЬ НЕ МОГ [797] . Одни отцы хирургии 20 века, которые помалкивают и действуют. Действуют и помалкивают. Для 55 года это новая мысль. Для Саратова это четвертый закон диалектики [798] . Тоже не будет разговора.

Земский врач на холере. Атаман выплачивает двухмесячную зарплату и качает головой. Девчонка! За два месяца в четыре раза больше ЕГО!

Это был триумф Женского медицинского института в Российской империи 1912 года. «Я врач!» говорилось с интонациями «я великая княгиня» и подразумевалось: и этого я добилась сама!

(Какая мура получается из этого продолжения. 25 минут, не больше. Но сколько я ждал этого мгновенья.)

Странный был голос:

— Я тоже училась в ИФЛИ.

Но имя Сергея Черткова для нее ничего не значит. А я отправил открытку. Там было что-то жалобное насчет «и без помощи трех товарищей».

Сегодня мы провожаем в последний путь еще одного из трех товарищей по Усачевке [799] . Хороший был гад, приятно вспомнить. ДАТУ НЕ НУЖНО СТАВИТЬ.

По телефону было сказано: «А он ни с кем не общается».

И правильно делает.

ЧТО ТОТ СОЛДАТ, ЧТО ЭТОТ

Это было в 65 году. Ладно.

С тех пор не было разговора [800] .

797

Цитата из «Винни-Пуха» А. А. Милна (чья подпись скопирована в другом месте этого же текста Улитина) в переложении Бориса Заходера: «Вопрос мой прост и краток, — / Промолвил Носорог, — / Что лучше — сорок пяток / Или пяток сорок? — / Увы, никто на это / Ответа / Дать не мог!»

798

«Четвертый закон диалектики» — то есть нечто небывалое, выходящее за рамки привычной системы представлений. Советские студенты всех специальностей обязаны были зубрить «три закона диалектики», постулированные в трудах Ф. Энгельса.

799

Общежитие ИФЛИ на улице Усачева в Москве (указано комментаторами «Ворот Кавказа» в «Митином журнале»).

800

Цит. по: http://www.vavilon.ru/texts/ulitin2.html.