Машины зашумевшего времени
Шрифт:
Солженицын использовал переосмысленный — постутопический — монтаж для ревизии исторического нарратива в литературе. Созданный им образ исторического процесса был элегическим и сатирическим по модальности и утопически-консервативным по содержанию. Джозеф Пирс обоснованно сопоставил Солженицына с европейскими консервативными модернистами, такими как Дж. Р. Р. Толкин [772] , но в этом ряду российский «нобелиат» по своей эстетической и политической позиции выглядит наиболее радикальной и в то же время наиболее архаичной фигурой — из-за общей идеологизированности значительной части его произведений и из-за избранной им позиции всеведущего автора-судьи.
772
Пирс Дж. Родственные души: западные собратья Солженицына по перу / Пер. с англ. В. Уляшева // Новое литературное обозрение. 2010. № 103. С. 205–216.
Другой писатель, о котором и пойдет речь в этой главе, Павел Улитин, создал новый метод в литературе и использовал его для пересоздания другого типа нарратива — автобиографического. При этом он оказался одним из самых значительных новаторов среди тех, кто изменил европейское и североамериканское автобиографическое
Улитин может быть рассмотрен как самый крайний из возможных оппонентов, оспаривающих позицию, общую для Эйзенштейна и Солженицына: он сделал гипермонтаж средством деконструкции истории как логически связного нарратива. Эта деконструкция и стала для него основой нового автобиографического письма.
Прежде чем перейти к анализу текстов, я дополню биографические сведения, изложенные в гл. 4 [773] . Это необходимо потому, что, как я уже говорил, фигура Улитина изучена крайне мало.
Жизнь неофициального человека
Павел Улитин родился в станице Мигулинской Области Войска Донского в 1918 году. Его отец был землемером, мать — врачом, она окончила Высшие женские курсы и в 1912 году приехала работать в казачий край, где русских считали некоренным народом, а положение приезжих регулировалось специальным законодательством. Первое детское воспоминание Улитина, относящееся к времени, когда ему было три года: он просыпается ночью и видит рыдающую мать, которая держит в руках голову отца, отрубленную бандитами. (Психоаналитики, возможно, вывели бы из этой замещенной «первичной сцены» стремление будущего литератора создавать свои тексты одновременно целыми и разделенными на части.) В детстве мать учила его немецкому языку, который сама хорошо знала.
773
Основные факты были изложены в нескольких статьях З. Зиника и М. Айзенберга со слов П. Улитина (но в ряде случаев они поддаются проверке по другим источникам). Из литературы об Улитине см., например: Айзенберг М. Отстоять обедню // Московский наблюдатель. 1991. № 1. С. 61–62 . Подробнее об Улитине см. также: Зиник З. На пути к «Артистическому» // Театр. 1993. № 6. С. 123–142; Он же. Приветствую Ваш неуспех // Улитин П. Разговор о рыбе. М.: ОГИ, 2002. С. 7–21; Он же. Кочующий четверг // Улитин П. Путешествие без Надежды. М.: Новое издательство, 2006. С. 7–44; Zinik Z. Ford Madox Ford: Mentors, Disciples and a Ring of Mail Conspirators // Ford Madox Ford. Literary Networks and Cultural Transformations / Ed. by A. Gasiorek and D. Moore (International Ford Madox Ford Studies. Vol. 7). Amsterdam; New York: Rodopi B. V., 2008. P. 217–242; Львовский С. Разговор на сквозняке // Сайт «Литературный дневник». 2002. 15 апреля ; Он же. [Рец. на кн.: Улитин П. Макаров чешет затылок. М.: ОГИ, 2003] // Критическая масса. 2004. № 4; Кукулин И. Подводный, но не вытесненный [Рец. на кн.: Улитин П. Разговор о рыбе. М.: О.Г.И., 2002] // Новое литературное обозрение. 2002. № 54. С. 285–288.
Литературные тексты начал писать еще в юности. В 1936 году, окончив школу, он поступил в Московский институт философии, литературы и истории (ИФЛИ). В 1938 году соученик Улитина Иван Шатилов уговорил его вступить в организованную им Ленинскую народную партию (ЛНП) — подпольный кружок, поставивший своей целью борьбу за идеалы «подлинного ленинизма» против сталинской диктатуры. (Улитин, впрочем, писал в автобиографическом эссе «Хабаровский резидент» (1961) [774] , что стать членом группы он особенно не стремился и что Шатилов, имевший вождистский склад характера, в разговоре, пользуясь жаргонным выражением, «взял его на слабо».) Участники группы были арестованы, и о раскрытом «заговоре» — равно как и о разгроме еще нескольких молодежных кружков — 7 июня 1939 года Сталину рапортовал Л. П. Берия, ставший в ноябре 1938 года наркомом внутренних дел вместо Н. И. Ежова [775] .
774
Насколько мне известно, этот текст опубликован только в Интернете: http://rvb.ru/ulitin/khabarovskiy_rezident/.
775
Лубянка. Сталин и НКВД — НКГБ — ГУКР «Смерш». 1939 — март 1946 / Сост. и ред. В. Н. Хаустов, В. П. Наумов, Н. С. Плотникова. М.: Международный фонд «Демократия», 2006 .
Одним из членов группы, не названным в этом донесении, был друг Улитина и знаменитый впоследствии поэт Павел Коган. Выжившие члены ЛНП Иван Шатилов и Павел Улитин безоговорочно считали его провокатором и секретным сотрудником НКВД. Об этой роли Когана, согласно эссе «Хабаровский резидент», рассказал сокамерникам Григорий Якубович, бывший заместитель начальника управления НКВД по Москве и Московской области, арестованный за несколько месяцев до Улитина и расстрелянный в 1939 году [776] . (При этом Улитин вплоть до 1970-х годов помнил и цитировал неопубликованные стихи Когана, которые его бывший друг ему когда-то читал [777] .)
776
Якубович Григорий Матвеевич (1903–1939) родился в Ярославле. В советской тайной полиции служил с 1918 г. (!). Член ВКП(б) с 1925-го. В 1935–1937 гг. — начальник Секретно-политического отдела, затем 4-го отдела УГБ УНКВД по Московской области. В 1937–1938 гг. — заместитель начальника УНКВД по Московской области, входил в одну из троек НКВД — УНКВД, созданных для рассмотрения дел арестованных в ходе операции по приказу НКВД СССР № 00447 (о начале массовых репрессий) от 30 июля 1937 г. В 1938 г. был назначен помощником начальника УНКВД по Дальневосточному краю. Высшее из полученных званий — майор госбезопасности. Арестован 19 сентября 1938 г. 25 февраля 1939 г. приговорен к смертной казни. Расстрелян на следующий день. Не реабилитирован. Во многих исторических работах неточно называется начальником управления НКВД по Москве и Московской области. Эта ошибка появилась, видимо, потому, что Якубович неоднократно исполнял эти
обязанности, когда «настоящий» начальник отсутствовал на работе. Так он обозначен в эссе Улитина «Хабаровский резидент» и в сообщениях об инициированных Якубовичем репрессиях, в том числе против православных и иудейских духовных лиц и религиозных активистов (Чарный С. «Еврейский фашистский центр» на Большой Бронной // Лехаим. 2002. Апрель [5762. Нисан] ; Ватлин А. Ю. Террор районного масштаба: «Массовые операции» НКВД в Кунцевском районе Московской области 1937–1938 гг. М.: РОССПЭН, 2004; Б.а. [В память] Священномученика протоиерея Павла (Косминков Павел Васильевич, †02.03.1938) // Сайт Свято-Тихоновского православного гуманитарного университета ; Б.а. Священномученик Димитрий Бояркинский // Сайт Храма Преображения Господня села Бояркино Московской епархии ).777
Зиник З. Кочующий четверг. С. 41. По еще одной версии, которую рассказывал Улитин Зинику, его «вычислили» по анонимной антисталинской записке, посланной лектору. Однако, судя по докладу Берии, члены ЛНП были арестованы одновременно, и история о записке — или о том, что Улитина по ней «вычислили», — возможно, апокриф.
Это знание о Когане впоследствии до некоторой степени стигматизировало Улитина. Коган был кумиром «шестидесятников», в том числе и диссидентов, таких как Александр Галич, знавший его с юности. О нем вспоминали как о мягком, мечтательном человеке. Информацию о провокаторской деятельности Когана даже в неофициальных интеллигентских кругах Москвы категорически отторгали.
При этом ни Улитин, ни те, кто ему не верил, по-видимому, старались не думать о том, что некоторые молодые люди, публично (а возможно, и тайно) разоблачавшие «врагов народа» в конце 1930-х, делали это не из моральной низости, а по идейным соображениям — хотя их жертвам от этого легче не становилось. Иногда такие разоблачители со временем становились диссидентами и, бывало, глубоко раскаивались в том, что говорили и делали в молодости. Но Коган, ставший на войне командиром разведгруппы, погиб в 1942 году.
Улитин не «раскололся» на допросах, несмотря на пытки. Полуживого, со сломанной ногой, его бросили связанным в сырую камеру, у него начались гнойный плеврит и сепсис. В 1940 году его комиссовали — выпустили из тюрьмы, по-видимому, просто для того, чтобы он умер не в камере. Он вернулся на Дон к матери, которая его выходила, однако Улитин остался инвалидом, не был призван на фронт [778] и всю оставшуюся жизнь ходил с палкой, прихрамывая. Писатель был уверен, что не погиб в тюрьме только потому, что в институте много занимался конькобежным спортом и имел до ареста богатырское здоровье.
778
По словам Улитина, он оставался на оккупированной территории, где его едва не расстреляли немецкие солдаты, приняв за раненого красноармейца.
После окончания войны Улитин переехал в Подмосковье и поступил в экстернат Московского государственного педагогического института иностранных языков (МГПИИЯ). Летом 1951 года, будучи в отчаянии от ощущения того, что никогда не сможет реализоваться в СССР, он попытался пройти в посольство США в Москве, чтобы попросить политического убежища. Он выдавал себя за иностранца и заговорил с охранником из НКВД по-английски, но при этом, по собственному рассказу Улитина, в руках у него была авоська с парой коньков. Улитин был арестован, признан невменяемым и помещен в Ленинградскую тюремную психиатрическую больницу (ЛТПБ), откуда был освобожден в 1954 году. В ЛТПБ его научили профессии переплетчика, что в дальнейшем помогло ему изготавливать самиздатские книги.
При обыске в 1951 году у него были конфискованы рукописи его ранних произведений — один готовый роман и черновики еще двух незавершенных. В «столыпинском» вагоне, в котором Улитина везли в ЛТПБ, он впервые увидел Александра Асаркана (1930–2004), впоследствии — одного из самых проницательных и известных театральных критиков 1960-х [779] , а в ЛТПБ познакомился и с Юрием Айхенвальдом (1928–1993), впоследствии известным поэтом, публицистом, диссидентом и культовым учителем литературы в одной из московских школ. Оба они стали близкими друзьями Улитина.
779
Асаркан был сыном активиста Всеобщего еврейского рабочего союза (Бунда). Освобожден из ЛТПБ в 1954 г., поселился в Москве. В преддверии государственных праздников или визитов иностранных президентов и т. п. событий Асаркана как подозрительного для властей человека арестовывали и помещали в психиатрическую лечебницу — часто ему удавалось избежать этого унижения, отсиживаясь у знакомых, — как правило, у Айхенвальдов. В 1980 г. Асаркан эмигрировал в Италию, прожил несколько месяцев в Риме, но получить возможность постоянного проживания не смог по бюрократическим причинам, после чего переехал в США. Умер в 2004 г. в Чикаго.
После освобождения Улитин жил в Ростове, затем в Москве. В 1957 году окончил заочное отделение МГПИИЯ. Работал продавцом в книжном магазине, давал уроки английского языка, переводил современную англоязычную прозу. Минимум два его перевода — по одному рассказу Дж. Джойса и американского писателя Джеймса Тёрбера — были опубликованы в советской печати.
В 1950–1960-е годы основным местом самореализации для Улитина стало знаменитое в Москве кафе «Артистическое», где он, сидя за столиком, произносил длинные безадресные монологи, в которых «обкатывал» свою прозу, или устраивал особого рода перформансы:
Улитина надо было видеть — скажем, в лучшие годы в кафе, а позже у него дома за бутылкой вина: обложенный записными книжками, с закладками на нужных страницах, с листочками, где выпечатаны были заранее заготовленные цитаты-шпаргалки, со страничками английских романов и почтовыми открытками, не считая картинок с подписями, вырезанных из иллюстрированных журналов. С бокалом кислого вина в одной руке и с авторучкой в другой (чтобы тут же записать промелькнувшее в разговоре слово, которое станет ключевым для будущего разговора, разговора в будущем о прошлом) он не говорил, а танцевал на пуантах цитат из прошлого, подхватывая сиюминутное высказывание собеседника как литературную цитату из классиков [780] .
780
Зиник З. Приветствую ваш неуспех // Улитин П. Разговор о рыбе / Подгот. текста И. Ахметьева. Коммент. М. Айзенберга, И. Ахметьева, Л. Улитиной. М.: ОГИ, 2002. С. 12–13.