Маскарад или Сколько стоит твоя любовь?

Рука Морозова под свитером смелее двинулась вверх, забравшись под край лифчика, губы усилили нажим, в ход пошёл язык...

Я сдалась. И теперь сама тянулась за его губами, а он всё отстранялся... Напоследок яростно поцеловал, мягко сжал ладонью грудь и спустил руку обратно на талию.

– Чудовище, - задыхаясь, высказалась я и получила в ответ победную улыбку.

– Чудовище, - согласился парень и отпустил мои руки.

И сразу получил законную пощёчину.

– Незаслуженно, - печально вздохнул он и опять поймал мои запястья, не позволяя больше себя бить. И вновь поцеловал.

На этот раз поцелуй был неспешным и нежным, ласкающим губы. Внутренний голос пытался как-то там протестовать, но я не замечала ничего. Как можно замечать что-то, когда тебя так целуют?

Закрыла глаза и медленно поплыла...

Внезапно всё закончилось. Тимофей, тяжело дыша, прижался лбом к моему. А я с зарождающимся страхом обнаружила, что одной рукой обнимаю его за шею, второй зарылась в мягкие длинные волосы парня. Сижу я на столе, а Морозов, вплотную прижавшись, устроился между моих широко развёдённых бедёр.

Дёрнулась...

– Замри, - хрипло приказало моё Чудовище и, пару секунд простояв в напряжении, расслабилось.

Отличный момент, чтобы врезать ему. И ваза как раз под рукой.

"Да-а!" - радостно завопил внутренний голос, который, наконец, докричался до своей хозяйки. Но я ничего не сделала: так и сидела, ловя его дыхание на своих губах...

– Я кое-что обещал тебе вчера, - спустя какое-то время, счёт которому был давно потерян, тихо сказал Тимофей. В его объятиях, вопреки всему, было уютно и спокойно, а это главное. Не думала, что Ледяное Чудовище может так доводить девушку до истерики. От этого "так" до сих пор неспокойно колотилось сердце и по коже бегали мурашки.

– Только честно, - прошептала в ответ и чуть отстранилась, чтобы заглянуть в его шоколадные глаза.
– Я правда затащила тебя...

Договорить мне не дали: Тимофей мелко затрясся, при этом безрезультатно пытаясь скрыть улыбку.

Я снова начала вырываться.

– Поцелую, - пригрозил парень, и я, вжав голову в плечи, замерла.

– Я бы не стал тебе врать.

– Почему?

– Потому что влюбился. По уши. Как дурак.

– Отпусти!
– приказала я и активно начала выбираться. Сейчас Морозов препятствовать побегу не стал, ничего не сказав, отошёл, только проводил ТАКИМ взглядом.

А мне плевать на всё. Хотелось кричать, бить предметы, пинать стены и - больше всего - спустить Тимофея с лестницы. Как он посмел?! Как? Признался мне в любви и...

Зачем он это сказал? Хотел разжалобить? Успокоил, называется!

Я закрылась в своей комнате, на всю громкость врубила музыкальную подборку с одного из вечеров в "Сдвиге" и предалась танцу - единственному мужчине, которому каждый раз отдаюсь с удовольствием. Он спасение, пусть я и не умею танцевать.

Когда выбилась из сил, рухнула на кровать и ещё несколько минут лежала, хватая ртом воздух и слушая музыку. Было легко, словно я пёрышко. И никаких лишних чувств внутри. Вся энергия и агрессия ушли, на их место вернулась привычная для меня сегодня апатия.

Взглянула на часы и поморщилась. Без четверти четыре, а я уже как выжатый лимон. Зато ни похмелья, ни девственности.

Плодотворно прошли твои выходные, Ксюша. И это ещё суббота не закончилась.

Чего ждать завтра? Всемирного потопа и Апокалипсиса?

Низ живота разболелся сильнее (ещё бы, после таких бешеных плясок), словно предупреждая о наступлении "красной армии", горло саднило, во рту пересохло, но это мелочи по сравнению со всем остальным.

Кряхтя, сползла с постели, выключила музыкальный центр и поплелась на кухню. Морозов всё ещё сидел там. Только теперь рядом с ним стояла пустая тарелка, в которой лежала ложка.

Супчик, значит, кушал? Ну, да: любовь любовью, а обед - по расписанию.

Увидела свой давно забытый и остывший чай, вцепилась в чашку и залпом влила в себя.

– Полегчало?
– скучающим тоном поинтересовался парень.

– Очень, - булькнула в ответ и потрогала бок кастрюльки. Ещё тёплая. Есть, конечно, хотелось, но не настолько сильно, чтобы...

– Поешь, Ксан, - устало попросил Тимофей. Я несколько секунд подумала, потом пожала плечами и достала чистую тарелку. Не морить же себя голодом только из-за одного присутствия этого Монстра в непосредственной близости.

Налила себе пару половников сырного супа - он у Тимофея получался такой, что пальчики оближешь, поэтому и готовился чаще всего - и, держа тарелку навесу, принялась набивать желудок.

– Не ешь стоя.

– Как хочу, так и ем. И вообще, ты собирался что-то там рассказать. Рассказывай.

– Сядь за стол и ешь нормально, тогда расскажу, - лицо Тимофея помрачнело, в глазах вспыхнул огонёк ненависти и затаённой боли. И почему мне кажется, что злится он опять на себя?

Но это не меняет ничего! Кто он такой, чтобы мне приказывать!?

Тарелка опустилась на стойку с таким грохотом, что испугала даже меня. Но на мои намерения это не повлияло. Шагнула, упёрлась одной рукой в спинку стула, на котором сидел Морозов, другой - в край стола, нависла над парнем и зашипела ему в лицо:

– Никогда не смей ставить мне условий! То, что мы один раз переспали, не даёт тебе никаких прав.

– Лишь одни обязанности, - усмехнулось Чудовище и устроило свою руку у меня на талии. Я тот час отскочила в сторону.

– Ещё раз ко мне прикос...

– Кх-кх, - за спиной прозвучал низкий, весьма недовольный кашель. Резко обернулась и икнула.

В дверном проёме кухни стоял мой брат.

– А мне тарелочку супа нальёте?
– осмотрев кухню, поинтересовался Иннокентий. Когда он пришёл? Почему я этого не слышала? Как много ОН слышал?

Впрочем, последнее не важно: ничего криминального с Морозовым мы не обсуждали.

Тимофей смерил Кешу изучающим взглядом, в котором, чёрт побери, мелькали нотки ревности и, передёрнув плечами, не сдвинулся с места. Наоборот, как-то вальяжно развалился на стуле. Не стой я так далеко от него, уверена, притянул бы меня к себе на колени. Кешка пока тоже стоял смирно, прожигая Тимофея взглядом заботливого братика, заставшего парня в постели своей несовершеннолетней сестры.