Маскарад (Плоский мир)

–  Ты хочешь сказать, в опере либо умирают, либо пьют пиво?

–  В общем и целом да, - кивнула нянюшка, искренне убежденная, что весь диапазон человеческого опыта указанными двумя действиями и ограничивается.

–  И все?

–  Ну-у-у-у... иногда происходит кое-что еще. Но редко, в основном там либо веселятся, либо пыряют друг друга.

Внезапно матушка ощутила чье-то присутствие.

Она оглянулась.

Со сцены спускался какой-то человек, несущий свернутую афишу, ведро с клеем и кисть.

Вид у человека был крайне странный: как у аккуратно одетого пугала в слишком тесном костюме. Хотя, если быть до конца точным, вряд ли можно было бы подобрать одежду, подходящую для этого тела. Щиколотки и запястья, казалось, были способны вытягиваться до бесконечности, а кроме того, действовали автономно от всего остального.

Двух ведьм человек-пугало заметил, лишь приблизившись к афишному щиту, и тут же вежливо отступил в сторону. Матушка и нянюшка с изумлением наблюдали, как за расфокусированным взглядом слово за словом складываются нужные фразы.

–  Прошу прощения дамы! Шоу должно продолжаться! - наконец изрек человек.

Слова были все на месте и к тому же вполне имели смысл. Вот только фразы прозвучали так, будто их выпустили в мир двумя отдельными пулеметными очередями.

Матушка оттащила нянюшку в сторону.

–  Благодарю!

Они молча смотрели, как человечек очень тщательно и старательно вывел клейстером ровный четырехугольник и приложил к нему афишу, после чего тщательно разгладил каждую морщинку.

–  А как тебя зовут, юноша? - осведомилась матушка.

–  Уолтер!

–  Симпатичный берет.

–  Мне его мама купила!

Уолтер гнал последний воздушный пузырь, пока не выдавил его из-под края афиши, а затем, очевидно снова погрузившись в мысли о своей очень важной работе, подхватил ведро с клейстером и удалился.

Ведьмы уставились на новую афишу.

–  А знаешь, я бы не возражала посмотреть это представление, - через некоторое время произнесла нянюшка. - Кроме того, сеньор Базилика подарил нам билеты.

–  О, ты же меня знаешь, - отозвалась матушка. - Терпеть не могу всего этого...

Покосившись на нее, нянюшка про себя улыбнулась. Иначе матушка ответить не могла. На самом же деле ее слова означали: "Конечно, мне хочется пойти, но ты должна меня уговорить".

–  Да, ты права на все сто, - произнесла нянюшка вслух. - Это для них, для богачей в красивых экипажах. А вовсе не для нас.

В глазах матушки мелькнул огонек сомнения.

–  Мы ведь не из ихней компании, - продолжала нянюшка. - Нас выгонят взашей. "Пошли вон, две старые карги, - скажут они. - Вам тут не место..."

–  Они и в самом деле так скажут?

–  Ну, вряд ли эти разряженные шишки обрадуются, увидев рядом с собой простой люд навроде нас с тобой, - пожала плечами нянюшка.

–  Что, правда? В самом деле? А ну, пошли!

Гордо ступая, матушка прошествовала к парадному входу Оперы, возле которого уже высаживалась из экипажей знатная публика. Расталкивая локтями поднимающихся по ступенькам зрителей, матушка Ветровоск наконец пробилась к кассе и всунулась в окошко.

Человек, сидящий внутри кабинки, резко подался назад.

–  Значит, две старые карги, говоришь? - рыкнула матушка.

–  Прошу прощения?..

–  Ха-ха! Смотри сюда, у нас два билета в...
– Бросив взгляд на кусочки картона, она притянула к себе нянюшку Ягг. - Здесь сказано: в партер. Ты только подумай! Партер! Пусть сами сидят за партами! - Она опять повернулась к кассиру. - Послушай-ка, партер для нас недостаточно хорош, мы желаем места в...
– Она внимательно изучила схему около окошка. - В раек. Да, это, пожалуй, подойдет.

–  Э-э, извините... У вас билеты в партер, но вы хотите обменять их на места в райке?

–  Вот именно, и не жди, что мы станем тебе доплачивать!

–  О, я и не собирался просить вас...

–  Вот и прекрасно!!! - Матушка победоносно улыбнулась и одобрительно посмотрела на новые билеты. - Гита, пошли.

–  Гм, я извиняюсь, - произнес кассир, когда нянюшка Ягг уже было повернулась, чтобы уйти, - но что это у вас на плечах?

–  Это?.. Меховой воротник.

–  Я, конечно, прошу прощения, но он только что помахал хвостом.

–  Лично я считаю, красота и жестокость - вещи несовместимые.

Агнесса чувствовала, что за кулисами происходит что-то непонятное. То и дело люди собирались в маленькие группки, которые, впрочем, тут же распадались, поскольку всем нужно было бежать по каким-то очень важным и таинственным делам.

Оркестр настраивал инструменты. Возле сцены хор готовился образовать Базарную Толпу.

И ни один из этих жонглеров, цыган, шпагоглотателей и ярко одетых поселян нисколечко не удивился, когда какой-то сильно поддавший баритон вдруг принялся орать свою партию чуть ли не в ухо проходящему мимо тенору.

А вот господин Бадья и господин Зальцелла, о чем-то горячо спорящие с управляющим сценой.

–  Ну, как мы можем обыскать все здание? Эта Опера - настоящий лабиринт!

–  А может, он просто заблудился?..

–  Без своих очков он слеп как крот.

–  Но с чего ты взял, будто бы с ним случилось что-то плохое?

–  С чего? Вы не задавали подобных вопросов, когда мы открывали футляр для контрабаса. Напротив, вы были уверены, что он окажется там. Признайте.

–  Я... да, я абсолютно не ожидал, что мы обнаружим там самый обыкновенный раздавленный контрабас. Но в тот момент я был немного не в себе.

Кто-то подтолкнул Агнессу локтем. Это оказался шпагоглотатель.

–  Что такое?

–  Через минуту поднимают занавес, дорогуша, - произнес он, смазывая свою шпагу горчицей.

–  С доктором Поддыхлом что-то случилось?

–  Откуда мне знать? У тебя случайно соли не найдется?

–  Пршу прстить. Пршу прстить. Звиняюсь. Пршу прстить. Это была ваша нога? Пршу прстить...

Оставляя за собой след раздраженных и болезненно морщащихся театралов, ведьмы проследовали на свои места.