Масло

— А вот когда у Манако начались критические дни, я ей сэкихан не приготовила, — неожиданно произнесла Мадзако. — Она ведь еще в младшей школе училась! Я так удивилась, забеспокоилась, все ли с ней в порядке, поэтому даже не поздравила девочку как следует. Может, поэтому она такой и выросла? Да нет, едва ли…

Мадзако поджала тонкие бесформенные губы. На полные губы Манако они совершенно не походили.

— Мне мама тоже не готовила сэкихан по этому поводу, — заметила Рика.

— Да-да, и мне, — закивала Рэйко. — Мои родители вообще дома почти не бывали. Здорово уже то, что вы все собирались за одним столом. Сразу чувствуется — настоящая семья.

— Вот как… Да, пожалуй… Тут вы правы.

Выражение лица Мадзако смягчилось. Она явно соскучилась по похвале. Словно очень давно ждала и надеялась услышать что-то приятное, но каждый раз ее ожидания не оправдывались.

— Сестра тогда сказала: «Хоть у меня и начались месячные раньше всех в классе, никто из одноклассниц об этом не знает, а учительница меня даже не похвалила. А ведь тех, кто первый в учебе или спорте, всегда хвалят», — заулыбалась Анна. — Мол, это ужасно несправедливо. Впору самой хвастаться.

Рика изумленно выпучила глаза и отложила палочки. Рис в тарелке неожиданно показался кисловатым. Мадзако, однако, выглядела совершенно спокойной, словно в беседе не было ничего странного.

— Да уж, Манако всегда была такой. Только и ждала чужого внимания и похвалы, а сама палец о палец не хотела ударить. — Она протянула Рэйко добавку сэкихана и довольно улыбнулась. — Как здорово вот так сидеть! Как будто к моей дочке подружки пришли.

Похоже, Мадзако очень понравилась Рэйко: женщина не спускала с нее любящего взгляда. Рэйко вообще всегда пользовалась популярностью у женщин постарше.

— Но Манако никогда не приводила домой подруг. Да и Анна редко приглашала кого-нибудь. Так что тут вечно было тихо и скучно.

Анна отстраненно ела рагу, словно говорили не о ней. К сэкихану она не притронулась: видимо, и правда не любила. А Мадзако продолжала болтать:

— Я совершенно не приспособлена к тому, чтобы дома сидеть. И от захолустья этого быстро устала — тут же вообще ничего нет. Только когда нашла работу в культурном центре, наконец смогла вздохнуть свободно. Приятельниц себе завела, а после работы еще в теннис или волейбол успевала поиграть. Сейчас, конечно, не скажешь, но в юности я очень любила спорт. Но мужу все это не слишком нравилось. Он всегда старался казаться прогрессивным, однако на деле всю жизнь оставался избалованным барчуком из провинции, и в глубине души он хотел видеть жену безвылазно сидящей дома. Взгляды на семью у него были очень консервативные. Впрочем, как у большинства мужчин его поколения.

Рика кивнула.

— Прекрасно понимаю. Мой отец был таким же. Даже когда жил один после развода, не изменился. Хотя с мамой они познакомились на волне студенческих движений и поначалу выглядели очень прогрессивной парой.

Глаза Мадзако засияли.

— Значит, мать растила вас одна? Какая сильная женщина! Мне всегда хотелось, чтобы мои дочери выросли самостоятельными и независимыми. Чтобы могли сами себя прокормить и жить с уверенностью в завтрашнем дне. — В голосе женщины зазвучала горячность. Она подняла голову и смотрела прямо на Рику. Яркие солнечные лучи ясно высвечивали каждую морщинку на ее щеках и шее. — Моя дочь никогда не совершила бы убийство. Я не так воспитывала своих детей. Это ведь я выбрала для нее имя Манако, потому что хотела, чтобы моя девочка прожила честную и достойную жизнь^[71]. Муж только и делал, что баловал дочерей, — он взял на себя приятную часть родительства, а мне приходилось быть строгой за двоих. Я по мере сил прививала девочкам дисциплинированность и умение не сгибаться. И меня не волнует, что за это они могли меня невзлюбить.

Глаза Мадзако покраснели, губы подрагивали. Однако Рике ее твердая вера в правильность воспитания и невиновность дочери почему-то казалась непоследовательной и навязчивой. Она решила: если спрашивать, то сейчас.

— А можно взглянуть на комнату Манако?

— Да, конечно, — тут же согласилась женщина и быстро поднялась с места, словно стараясь избежать взгляда Анны. Та встала с явной неохотой. Они проводили Рику и Рэйко на второй этаж по неожиданно крутой лестнице. Из-за холодного деревянного пола и сквозняка, тянувшегося из прихожей, Рике снова стало холодно.

Наверху было три двери. Мадзако потянулась к ручке одной из них, когда Рика спросила:

— Прошу прощения, а где была родительская спальня?

— Вот тут. Сейчас там спит мама, — быстро ответила Анна и указала на дверь напротив комнаты Манако.

Рика задумалась. В детстве и отрочестве она никогда не заставала родителей за чем-то интимным, но когда отец отчитывал мать, она порой смутно чувствовала в его голосе что-то плотское, и это пугало.

Мгновение, пока Мадзако открывала дверь, показалось вечностью. Те же чувства Рика испытывала, когда не смогла дозвониться до отца и помчалась после школы к нему на квартиру. Она уже догадывалась: с ним что-то случилось. Поднялась в сопровождении консьержа, вставила ключ в замочную скважину, повернула, толкнула дверь… Зрелище, которое открылось ей, она едва ли когда-нибудь забудет.

В нос ударил запах сырости и пластика. Пол комнаты (примерно девять «квадратов») затягивало серое ковровое покрытие. Кровать, стандартный письменный стол с ящиками, книжные полки до потолка и платяной шкаф. Занавески и покрывало — в сине-зеленую клетку. Видно, что словарями на полке над столом часто пользовались. Из стоящей там же папки торчали какие-то распечатки. Электроточилка для карандашей была похожа на ту, какой пользовалась в школьные годы сама Рика. Внутри еще оставались карандашные очистки. Никаких салфеточек, рюшек, кружев и мягких игрушек в комнате не было.

— Манако очень любила читать. Настоящий книжный червь. Муж часто советовал ей книги. Она даже получала грамоты в школе.

И действительно, на стене висели в рамочках грамоты за победу в конкурсах рецензий и эссе.

На полках плотными рядами стояли книги: старые французские романы, японский модерн… Мадзако оглядывала полки с довольной улыбкой на лице.

Рэйко вновь достала камеру.

— Можно сделать фото? Мы не будем публиковать — они нужны для вдохновения и, надеюсь, помогут в написании статьи.

Поколебавшись, Мадзако кивнула.

— Общественное мнение наверняка изменится, когда все узнают настоящую Манако, — приободрила ее Рэйко, и на глаза Мадзако навернулись слезы.

В окно ударил порыв ветра, и женщина неожиданно встрепенулась:

— Ну и погода! Может, переночуете здесь?

Если бы Рэйко не поспешила деликатно отказаться, Рика, может, и согласилась бы. Ночь в доме Кадзии Манако стала бы бесценным опытом.

* * *

Ноги начало покалывать в тепле. Рэйко закатала рукава свитера и показала Рике запястья.

— Только посмотри на это!

На молочно-белой коже виднелись мелкие припухшие красные пятна.

— Ого! — сочувственно покачала головой Рика.

Они сидели в одном из ресторанчиков из списка Манако — тут готовили блюда на огне. С их столика хорошо просматривалась открытая кухня, где крутилась рыба на вертеле. Повар подбрасывал в очаг солому. Ни дать ни взять картинка из старой сказки.