Масло

Официантка принесла кофе и десерт. Взбитое масло растекалось по горячей рыжей вафле, рисуя на ней золотистые дорожки и источая солоноватый молочный аромат. Рика с наслаждением впилась в хрустящую трубочку. Акияма улыбнулся, глядя на нее, и она тут же одернула себя — не лакомиться сюда пришла.

— Как похоже… Манако тоже очень любила здешние вафли и могла съесть сразу несколько порций. Мать потом ее отчитывала.

— А что вы думаете о Манако? Что можете о ней рассказать?

— Что я могу рассказать? Наши семьи были дружны, поэтому в детстве мы часто играли вместе. Как-то она приходила к нам посмотреть на рождение теленка. А ее отец частенько угощал нас сладостями, которые привозил из Токио, — это был маленький праздник. Но маму Манако я в то время побаивался — она казалась нервной и строгой, не подступиться… Потом, когда мы подросли, мы с Манако даже здороваться в школе перестали. Всякая близость исчезла.

А ведь и правда, Манако ни разу не упомянула Акияму. Что же, она забыла своего друга детства?

— Манако неоднократно говорила и в суде, и в беседах со мной, что она рано повзрослела, что у себя на родине выделялась и привлекала много внимания. Да и сестра ее что-то такое говорила. Вы можете подтвердить? — спросила Рика.

— Пожалуй, да, немного выделялась, — покивал Акияма. — В основном потому, что казалась немного чудаковатой. К тому же она была молчаливой — и не поймешь, что у нее на уме.

За столик напротив уселась семейная пара с двумя детьми. Отец семейства махнул Акияме рукой, и тот с улыбкой ответил. Может, одноклассник? Они не обменялись ни словом, но в этом коротком приветствии сквозили тепло и сердечность.

Рика вдруг обнаружила, что тарелка с вафлями опустела. Она и не заметила, как все съела.

— За полноту ее никто не дразнил. Ребята у нас в классе учились хорошие, — с удовольствием предался воспоминаниям Акияма. — Помнится, на школьном фестивале мы организовывали ларек с мини-кастеллой^[72]. Отец мой был в родительском комитете и позволил нам взять для выпечки наше молоко. Как же я тогда гордился семейным делом! Продажи были такими успешными, что про нас даже в местной газете пару строк написали. Веселое было время. Мне еще в школе пришла в голову мысль делать при ферме угощение для гостей: мороженое летом и горячее молоко зимой.

Рике неожиданно стало жаль Манако. Наверняка ей сложно было расти в провинции с ее-то непростым нравом.

Маленькая девочка за соседним столиком, уплетая вафлю, вся перемазалась маслом.

— Даже в вашем еженедельнике наверняка не мусолят одни и те же сплетни подолгу, верно? — продолжил Акияма. — Так повсюду, и тут тоже. По сравнению с Токио кажется, что у нас тут вообще ничего не происходит, но это не совсем так. Приходит что-то новое — старое отступает в тень. Конечно, когда освещали суд над Манако, разговоров было много, но потом они поутихли. Знаете, я не помню никого из школы, ни среди девчонок, ни среди парней, кому Манако была бы симпатична. А я с ней вообще рядом жил, но мы перестали общаться. Разве не странно?

В голосе Акиямы не слышалось неприязни — скорее недоумение.

Рика навострила уши. Вот оно — то, что сама Манако упорно игнорировала. Она ни у кого не вызывала симпатий. В маленьком сообществе, где все друг друга знают, это важный показатель.

— Ее мужчины — они ведь все были не слишком опытны в отношениях, к тому же познакомились с ней в Сети. Что-то тут есть… Знаете, я не сразу решился на беседу с вами….

Женщина напротив начала ворчать на дочь. Акияма по-доброму усмехнулся и сделал глоток кофе. Аромат масла и вафель кружил Рике голову.

— Еще раз скажу, мы всегда были дружны с семейством Кадзии, поэтому как-то совестно обсуждать их. Отец мой решительно прогонял журналистов, когда они сюда наведывались. Но мне почему-то непременно захотелось поговорить с вами. Может, все дело в вашем заманчивом предложении рассказать о нашей ферме… Что тут скажешь, падок я на такие вещи. Жена моя посмеялась — мол, тебе лишь бы выгоду найти. — Акияма отставил чашку и слегка наклонился к Рике. — А может, и не в этом дело… Задним числом чего только не нафантазируешь. В этом году снега много нападало, но и той зимой было что-то подобное. Нам тогда по семнадцать исполнилось… В классе поползли слухи об отношениях Манако с каким-то взрослым мужчиной. Впрочем, наши мысли больше занимали выпускные экзамены, поэтому интерес к теме быстро угас.

— Манако кто-то увидел в городе вместе с мужчиной из Токио, да? Из-за сплетен о том, не проституцией ли она занимается, ей стало тяжело находиться в городе…

— Да, так в прессе и писали. Ну, не то чтобы они были не правы, просто… Как бы сказать… Обстоятельства никто не учитывает. Времена ведь тогда другие были. Наша школа, она отсюда в паре километров, сейчас считается неплохой, но в мою юность хулиганов там хватало, и разные варианты школьной проституции не были редкостью. А Манако… Не такой уж и взрослой она казалась на фоне сверстниц.

Впору самой хвастаться… — вспомнила Рика.

— В общем, такого рода отношения не вызывали особого осуждения, тут больше любопытства было. Ну да, Манако кто-то там увидел со взрослым дядечкой, и что? В СМИ в те годы много таких случаев описывали, так что ничего такого, чтобы из ряда вон.

Сколько Рика ни вглядывалась, она не заметила на лице Акиямы никаких эмоций. В окружении Рики о Манако говорили с любопытством, раздражением, даже с толикой зависти… Однако голос Акиямы звучал спокойно и ровно. Непохоже, что ей удастся узнать какую-то страшную тайну. В Агано Манако знали лишь как молчаливую девочку, которая любит вкусно поесть.

Больше Акияме сказать было нечего. Рика поспрашивала его о работе молочной фермы — она действительно собиралась написать статью о ней, и Акияма обстоятельно ответил на все вопросы.

Когда Рика, попрощавшись с фермером, вышла на улицу, небо окончательно затянули темные тучи. Приехав сюда, она думала сходить на экскурсию по заводу, но, судя по погоде, стоило поскорее вернуться в город.

На экране телефона, который она достала, чтобы вызвать такси, обнаружился пропущенный вызов от Рэйко. Слушая гудки в трубке, Рика рассеянно уставилась на парк аттракционов вдалеке. Увидит ли она еще когда-нибудь это колесо обозрения?

Наконец Рэйко ответила.

— Алло, Рика? Нужно еще раз съездить в дом Кадзии. Я уже в пути, буду тебя там ждать. Приезжай поскорее.

— Что ты несешь? Это ведь мое расследование!..

Рэйко уже отключилась. В душе Рики закипало раздражение. Но раз уж Рэйко едет… До дома Кадзии она решила дойти пешком — было не так уж и далеко. Может, Рёске перестал прикасаться к Рэйко не из-за несовместимости, а просто потому, что устал от ее упрямого и взбалмошного нрава? Ведь если она что-то вобьет себе в голову — уже не отступится, сколько ее ни уговаривай. К советам Рики не бросать работу Рэйко и не пыталась прислушаться — и что теперь?

Время было еще не позднее, но на улице совсем стемнело.

Когда Рика нажала кнопку звонка, из дома послышался голос Анны: «Открыто». Рэйко уже сидела в гостиной. Кивнув Рике, она обратилась к Анне:

— Кое-что все не дает мне покоя. Почему никто не выяснил личность мужчины, с которым в семнадцать у вашей сестры были отношения? Он правда существовал?

— Да… Действительно был взрослый мужчина, с которым Манако тесно общалась… — Анна явно нервничала, голос у нее был совсем тихим.