Мастер белого шума
Шрифт:
— Это уже три вопроса, — ухмыльнулся рыжий. — Начну с первого. И уточню: я — контрразведчик. Объяснить, что это такое?
— Ты меня за совсем-то дремучего не держи.
— Не буду. Так вот, в Академии мы отлавливаем сартапцев и прочих шпионов, случаются и просто беженцы. Они ежегодно ползут, как медом им тут намазано. По части шпионажа Сартапия, наш 'враг номер один', заведомо в выигрышной позиции: оборотни могут прикинуться людьми, а мы стать зверями не способны.
— Да ну?
— В прямом смысле не способны. Вот и перевербовываем.
— Так я ж не оборотень, ни к чему меня вербовать-перевербовать.
—
— А зачем пятнистым 'лишенцы'? Пушечным мясом? Боевых магов из нас, может, уже и не выйдет.
— Очень редкое у нас оказалось качество, Рик. Все живое и мертвое в нашем мире — подвластно магии, а мы в силу каких-то причин — нет. Вот навскидку некоторые преимущества: 'лишенец' пройдет любую магическую ловушку или решит исход боя с магом простым ударом ножа, пока тот сообразит, почему не срабатывает прямое заклинание. Косвенное, конечно, может достать и нас.
— Я и говорю — пушечным мясом. Рядом с магической ловушкой могут и простую поставить.
— Тебе не в саперы предлагают пойти, хотя и обезвреживанию мин и ловушек научат. Главное — мы, перестав быть магами, стали не доступны менталистам. Нас можно убить, но ни один ментальный клоп не присосется. 'Лбов' это бесит, — мечтательно улыбнулся рыжий, что-то вспомнив, но тут же посуровел. — Мы — непредвиденный фактор, Рик. Пока ничтожный, можно не брать в расчет. Но, если окажется, что и наши дети унаследуют приобретенную особенность...
Мне совсем поплохело. Папа, знал бы ты, что станешь 'дедушкой' нации!
— ... то нас уничтожат вместе с детьми, — тихо договорил сержант. — Я и мои коллеги обязаны предупредить каждого 'лишенца' о таком варианте развития событий. Нас оставят в живых лишь в том случае, если польза от жизни будет неизмеримо больше. И если за плечами встанет мощная силовая структура.
Тут я жутко разозлился. Совсем меня за лоха держит. Пусть не свистит, что в разведке менталистов нет. Если у них власть, то и все верхушки под ними. И все силовые структуры на них пашут. И внутренние, и внешние. И уж разведку они точно не упустят. И методы принуждения... что-то мне Грегор говорил. Чем купили этого рыжего мужика?
— Нечего на мне крест ставить, сержант! — выпалил я ему в лицо. — Прогнозы у вас, видите-ли. Да я буду не я, если магию не верну!
Он пожал плечами:
— Будем надеяться. Я за тебя от души порадуюсь, если ты всем скептикам натянешь нос и вернешь дар. Но через год-два, если прогнозы насчет тебя оправдаются, в кадеты будет поздно идти.
Он поднялся, с подчеркнутой аккуратностью задвинул стул за шахматный столик.
Я
отвернулся: меня пронзило чувство обреченности. Совесть, чтоб ее. Ни кто иной, как мой проклятый дар виноват в том, что рыжему сержанту приходится работать на менталистов. И что мне теперь делать? Пойти убиться? Разыскать деда и поплакаться, зачем он зачал папу, а тот — меня-выродка? Кстати, почему-то дед ни разу не появился за это время, как будто судьба внука его не волнует. А ведь как старался тогда на площади, как зазывал: 'Я твой дед, я помогу тебе'. И где он с его помощью?— Подумай, Рик, время у тебя еще есть, — забросив еще крючочек, сержант отправился к выходу.
Именно в этот момент четко, как по сигналу, в холл явился Грегор, чем-то невероятно довольный.
— Ну что, Митрич, завербовал нашего криминального элемента?
— Пока упирается, — рыжий обменялся с черноглазым рукопожатием.
Я проворчал:
— Если я так популярен, пора автографы за деньги раздавать. Не надо, случаем? Потом на аукционе сгребете бешеные бабки!
— Не обольщайся, парень, — обломал меня магистр. — Ты в списке Митрича на вербовку лишь на седьмом месте.
— А на первом кто? — ревниво спросил я.
— Тебе даже не представить.
— Уж не Фараон ли наш Раммизес?
Грегор посмотрел на меня с материнской нежностью:
— Может, еще догадаешься, кто на втором?
— Да запросто. Кто-то из оставшихся девяноста шести парней.
— Не угадал.
— Неужели экспериментальный кошарх? — выпучил я глаза.
— Видишь, Митрич, он безнадежен, — пожаловался маг вербовщику. — Ему в лечебнице самое место.
— Где ты будешь главврачом? — съехидничал сержант.
— Уже утвердили! — черный магистр светился энтузиазмом. — На что только не пойдешь, чтобы вовремя лоботомировать вероятного главаря крупного бандформирования Тьмы. Даже на переквалификацию. Так что, не раскатывай губу на моего будущего пациента, сержант. У вас это отродье шкуру перелицует и при первой же возможности дезертирует. У нас — все свои темные внутренности прочистит вплоть до содержимого черепной коробки. Не расстраивайся, Митрич, для вашего ведомства у нас еще два подарочка есть. Отдадим в обмен на этот.
Я почувствовал себя, как на аукционе работорговцев. В качестве товара. Лечь и поспать, что ли, пока они торгуются? Расслабленно откинувшись на спинку дивана и прикрыв глаза, я навострил уши.
— Видел я эти подарочки, — скучающим тоном ответил сержант. — Шеф тоже полюбовался и сплюнул. Сартапия нас уважать перестала, раз такие гнилые кадры засылает. И толку от них нынче ноль, если гаденыши не притворяются, что дар оборотничества потеряли вместе с фоновой магией.
Ну, точно они о Борще и задохлике говорят, или я не Даниэль Эспанса.
— Не притворяются. У оборотней существенный недостаток, на котором они стопроцентно проваливаются: звериный инстинкт самосохранения, — и Грегор, хитро блеснув на меня черным глазом, пояснил. — Видишь ли, Рик, при сильном болевом шоке эти существа непроизвольно оборачиваются, чтобы его снять. А два подарочка сегодня случайно ошпарились — целиком, со шкуркой. И не смогли перекинуться.
Какой ты умный, Даниэль.
— А как же их раскололи? — тут же засомневался я.
— Тайна следствия.