Мастер и Виктория

– Такая красивая. Настоящая Госпожа.

Я не верила своим ушам. Госпожа?!

И тут меня пронзила ужасная мысль: он больше не хочет меня! Он разрывает наши отношения! Я рухнула на колени и прижалась губами к его руке:

– Монсеньор, – всхлипнула отчаянно, - вы прогоняете меня?!

Он поднял меня с пола и взял в ладони мое заплаканное лицо:

– Глупая, - сказал он почти нежно, - конечно, нет. Просто мы приглашены в гости. И я решил тебя представить как свою ученицу. Начинающую Домину. Тебе понравится.

Потом взял с комода свой ошейник и одел мне на шею.

– Но между нами ничего не изменилось. Ты все также моя.

– Спасибо, монсеньор. – Судорожно схватила его ладонь и поцеловала.

Дом, куда мы были приглашены, был огромным особняком на Рублевском шоссе. Забор высотой метра три, охрана у входа. Исповедник помог мне выйти из машины, и я, содрогнувшись от холодного ветра, поглубже запахнула шубку. Мой странный наряд нисколько не грел в этот морозный декабрьский день.

Хозяйка, затянутая в кожаный комбинезон, встретила нас в гостиной, где жарко пылал камин. На дорогом наборном паркете лежали выделанные шкуры, на стенах, стилизованных под каменную кладку, висели кривые сабли. Я узнала Надежду, ту самую женщину, что подсаживалась к нашему столику на тематической вечеринке в ВИП-клубе. Почтительно склонившись перед Исповедником, она легко прикоснулась губами к его руке, потом оглядела меня с головы до ног с покровительственной улыбкой.

– Надежда, - мягко произнес Исповедник, - это Виктория. Ты видела ее в клубе, она моя ученица. Пробует себя в роли Домины. И будет счастлива участвовать в твоем мастер-классе.

– Как когда-то я, - улыбнулась Надежда и снова посмотрела на меня, уже с интересом. – Добро пожаловать, Виктория.

Я осторожно пожала поданную мне сильную, твердую ладонь. Все это было так необычно, волнующе.

Надежда предложила нам присесть, и я устроилась на краешке кожаного глубокого кресла, испытывая возбуждающую неловкость от ощущения прохладной кожи на своих обнаженных бедрах. Юбочка была слишком короткой, крошечные стринги вовсе не давали ощущения защищенности.

Исповедник и хозяйка обсуждали предстоящую сессию, я почти не слушала. Сердце колотилось от неизвестности, горло пересохло, я облизывала сохнущие губы.

– Ну что же, пора начинать, - произнесла Надежда. – Мой мальчик уже заждался. Виктория, не сомневаюсь, что проблем с послушанием у тебя нет. На сегодняшний вечер Исповедник передал мне свои права на тебя. Ты делаешь то, что я говорю, без сомнений и вопросов. Ясно?

Я беспомощно посмотрела на Исповедника. Но он, улыбаясь, наклонил голову, подтверждая ее слова.

– Да, госпожа, - ответила я хрипло.

– Отлично! – произнесла Надежда с воодушевлением, вставая со своего кресла. – Прошу за мной.

Мы спустились по лестнице на цокольный этаж и попали в довольно просторное помещение с низким потолком, выложенным шершавыми керамическими плитками полом и такими же стенами. В металлических кольцах на стенах горели светильники, стилизованные под факелы, на полу - сотни свечей. Комната была наполнена всевозможными девайсами, дорогими и навороченными: крест из полированного дерева с ремнями для фиксации, двухуровневая скамья для порки, высокий деревянный стол, кованая кровать, нечто, похожее на школьного гимнастического «коня», устрашающего вида деревянное кресло с ремнями и цепями. С потолка тоже спускались цепи, заканчивающиеся металлическими кандалами. Одну стену занимал стеллаж со всевозможными плетками, хлыстами, стеками, лопатками, кнутами, там же стоял большой черный комод, в точности как у Исповедника. В дальнем углу – клетка, как в зоопарке. В клетке, скорчившись в позе зародыша, лежал совершенно голый парень в кожаном ошейнике с металлическими кольцами, таких же наручах и поножах. В полутьме я не видела его лица, но сердце защемило от странного предчувствия.

Надежда сняла со стены «кошку», плетку-семихвостку, каждый ремешок которой заканчивался металлическим наконечником, и подошла к клетке. Проведя плеткой по прутьям, она сказала ласково:

– Сладкий мой, пора вставать. Ты готов получить свою порцию боли?

Парень поднял голову и встал на четвереньки:

– Госпожа моя, - произнес он с обожанием, – презренный раб мечтает об этом.

Я вгляделась в лицо парня и застыла на месте. Это был Владлен.

Исповедник почувствовал мое состояние и стиснул мне руку.

– Что случилось? – спросил он тихо.

Я открывала беззвучно рот, глотая ставший густым и горячим воздух. Исповедник повернул меня к себе и больно сжал пальцами подбородок.

– Виктория? Что с тобой? Тебе нехорошо?

Боль немного привела меня в чувство.

– Это… он, – выдохнула я.

– Кто «он»?

Мои губы тряслись, в глазах закипали слезы. Я опять была избитой, оттраханной сукой. Заныла разбитая и прокушенная губа, внизу живота тянуло и саднило.

Исповедник понял всё. Прочитал в моих глазах животный страх и ненависть. Тихо усмехнулся:

– Надо же. Как тесен мир, - и отошел к Надежде, что-то прошептал ей на ухо.

Она посмотрела на него удивленно. Потом на меня - мне показалось, сочувственно. Затем на Владлена - презрительно. Он скорчился под ее взглядом и заскулил, как собачонка. Жалкий, омерзительный.

Исповедник вернулся ко мне, что-то держа в руках. Черная шелковая полумаска легла мне на лицо.

– Так тебе будет комфортнее. Снимешь сама, когда посчитаешь нужным. Не бойся. Это будет весело.

Он погладил меня по щеке, ободряя, и подтолкнул вперед, к клетке.

Надежда уже открыла ее и выволокла Владлена, ухватив за ошейник. Он хрипел, но пытался поцеловать ее руку, в которой она сжимала плетку. Мне стало противно.

– Сладкий мой, - пропела Надежда, приподняв лицо Владлена, стоящего на коленях у ее ног, под подбородок рукоятью плети, – сегодня тебе повезло. Я провожу мастер-класс для начинающей Домины. Тебе достанется двойная порция. Ты же счастлив?

– Да, госпожа, - проскулил Владлен, - я так счастлив!

– Встань, раб, - приказала Надежда.

Парень поднялся на ноги, опустив глаза в пол.

Госпожа пристегнула к свисающим с потолка цепям наручи на его запястьях за металлические кольца. Потом отошла к стене и покрутила какую-то ручку. Цепи натянулись так, что парень повис, едва касаясь пальцами ног пола.

– Тебе нравятся крики? – спросила у меня Надежда. – Или заткнуть его кляпом?

– Пусть покричит, - ответил за меня Исповедник и снова сжал мою руку. Меня трясло, будто в лихорадке.

– Ну что, сладкий мой, - проворковала Госпожа, оглаживая ребра парня рукояткой плети, - готов? Десять ударов. Считай. И проси о каждом следующем.

Владлен всхлипнул.

Свистнула плеть. Он закричал, тоненько и жалко. Словно щенок. Меня замутило.

– Один! Спасибо, госпожа! Могу я получить еще?
– Дрожащий голос, в нем мука и сладострастие.

После пятого Надежда протянула плеть мне.

– Давай, девочка. Оторвись, – в ее голосе мне почудилось сочувствие.

– Ты можешь, - ладонь Исповедника легла мне не плечо, и я почувствовала, как в меня вливается сила.

Я взмахнула плетью и вложила в удар всю мою ненависть к этому ублюдку.