Мастер и Жаворонок
Шрифт:
— Посмотрим на его попытки.
А потом я наблюдаю, как последний вздох слетает с ее губ, будто последняя, оставшаяся без ответа молитва.
23_ПОСЛЕДНИЙ РАЗ
ЛАРК
— Я рада за тебя, — говорит Роуз. Я поднимаю взгляд от двух тарелок с крошками от выпечки, которые стоят между нами, и улыбка Роуз становится шире под моим пристальным взглядом. — Я вижу, что все изменилось.
— В смысле?
— Ну, я про Лаклана. Ты выглядишь не так, как пару месяцев назад. На свадьбе Слоан у тебя был такой вид, будто ты хотела его убить. И посмотри на себя
Я откашливаюсь, делая глоток кофе.
— Эм… да. Спасибо.
— Ну и как, хорош?
— Что «хорош»?
— Секс. Хах.
Мои щеки пылают, когда в голове вспыхивают воспоминания о прошлой ночи: лицо Лаклана у меня между ног, мой кулак, крепко вцепившийся в его волосы, и как сильно я прижимала его греховный рот к своей киске. Прошло всего две недели с тех пор, как наши жизни и желания наконец-то совпали, и теперь с каждым днем мы становимся все ближе друг к другу. Каждую ночь он трахает меня, пока я не отключаюсь, измученная, но удовлетворенная. С каждым утром я просыпаюсь, забывая, как жила до появления Лаклана в своей жизни и в постели. Иногда я думаю только о его прикосновениях. О его руках на своем теле. Его поцелуях на шее. Его члене во мне…
— Настолько хорош, что даже не можешь держать тебя в руках, да? — спрашивает Роуз, когда я ерзаю на стуле. Она улыбается, а мой румянец становится еще ярче. — Я рада за тебя, Ларк. Ты этого заслуживаешь.
Хотя я и выражаю ей свою благодарность, но делаю это с долей грусти. Я знаю, что не могу сказать того же Роуз. И по тому, как мы обе смотрим в стол, она тоже это понимает.
— Как я с тобой свяжусь? — спрашиваю я, когда Роуз допивает свой кофе и ставит пустую кружку на стол, откидываясь назад и глядя на меня с грустной улыбкой.
— У меня есть телефон. Возможно, в цирке «Сильверии» царит доисторическая атмосфера, но в нем также есть современные технологии.
— Я знаю, но ты будешь повсюду. Встретиться будет сложнее. Но я буду навещать тебя так часто, как смогу, когда ты будешь поблизости.
— Я буду рада. Тебе и Слоан, — Роуз качает головой и сглатывает, ее улыбка увядает. — Вы мои девочки. Мои балли-бабы19.
— Я все еще понятия не имею, что это значит, но мне нравится, — я улыбаюсь и делаю глоток кофе. — Когда ты уезжаешь?
Роуз бросает взгляд на часы и прикусывает губу.
— Примерно через час.
— А что Фионн?
— Он меня подвезет. И на этом, думаю, все, — Роуз пожимает плечами. Печаль все глубже проступает в ее чертах, хотя она и пытается это скрыть. Я тянусь через стол и беру ее за руку. Я знаю, каково это — пытаться сохранить мираж ради чьего-то блага, в то время как ты сам рушишься за этой иллюзией. Не проходит и секунды, как слезы наворачиваются на ее глаза.
Я не говорю ей, что все будет хорошо. Не знаю, правда ли это, и не хочу притворяться, что подобные комментарии — не банальны. Я больше не буду говорить пустые, обнадеживающие слова. Ни самой себе, ни другим. Поэтому вместо этого беру Роуз за руку через стол и говорю ей, что на самом деле чувствую.
— Я буду скучать по тебе.
Роуз кивает.
— Я тоже буду скучать по тебе, — шепчет она. Ее улыбка становится очень грустной, и у меня щемит в груди. — Ты знаешь, что говорят о цирке.
— Что, шоу должно продолжаться?
—
Нет, — говорит она. — Шоу не начнется, пока ты не прыгнешь.Я заворожена словами Роуз и ее мерцающими темными глазами, когда ее телефон вибрирует от сообщения, разрушающего чары между нами. Взглянув на экран, она убирает устройство со стола в карман.
— Док здесь. Думаю, еще увидимся. Не забывай меня.
Мы оба встаем и сжимаем друг друга в объятиях. Дрожь в плечах Роуз разбивает мне сердце и наполняет его болью. Я знаю, что бы ни происходило у них с Фионном, это не мое дело, и она, похоже, не хочет вдаваться в подробности, но я не могу удержаться.
— Видимо, Лаклан все-таки не был самым ярым засранцем из рода Кейнов, — шепчу я, и Роуз смеется в моих объятиях.
— Да. Видимо, нет, — говорит Роуз, целуя меня в щеку. — Береги себя, Главный конюх.
Слабо улыбнувшись на прощание, Роуз поворачивается и выходит из кафе. Я наблюдаю, как она открывает дверцу машины, ожидающей у тротуара, и исчезает внутри.
До дома рукой подать, и я иду, переписываясь со Слоан. Они с Роуэном проводят выходные на Мартас-Винъярд, наслаждаясь своим супружеским счастьем, и, думаю, я тоже начинаю наслаждаться, хотя у нас с Лакланом все было немного не так, как хотелось бы. Но разве это имеет значение? В жизни есть проторенный путь, по которому идет большинство людей, вступая в брак. Сначала влюбляются. А только потом произносят клятвы. Но, возможно, мне никогда не суждено было стать на этот путь. Меня удивляет больше то, что я счастлива там, где я есть.
Я думаю об этом прозрении, когда вхожу в квартиру и отправляю Лаклану сообщение, что вернулась домой. Откладываю мобильный, чтобы немного поиграть с Бентли, он хватает игрушку, которую Лаклан купил ему на прошлой неделе. Мы играли в перетягивание, когда мой телефон на кофейном столике завибрировал от входящего звонка.
Волнение, которое я испытала, ожидая увидеть на экране контакт Лаклана, улетучилось, когда вместо него появилось «мама».
— Привет, мам.
— Милая.
Я уже знаю, что она скажет дальше.
Прямо перед тем, как прозвучат слова, во времени возникает вихрь, который ощущается еще хуже, чем в тот момент, когда ты слышишь, как они произносятся вслух. Это похоже на ожидание укола иглы — ты знаешь, что будет больно, но представлять это иногда еще хуже, чем момент, когда она вонзается тебе в кожу.
— Тетя Этель скончалась.
Боль пронзает меня, как удар топора в грудь. Слезы градом катятся по лицу. Мы все знали, что это произойдет. Я думала об этом каждый день. И все же у меня такое чувство, будто внутри образовалась дыра, пустота, которая затягивает. Которую невозможно заполнить. Как будто она была создана только для того, чтобы поглощать.
Слезы не прекращаются, пока мама рассказывает мне подробности. Этель скончалась во сне. Все было спокойно. Она говорит все то, что может утешить после потери. А потом говорит о всем, что нужно делать дальше. Голос мамы звучит неуверенно, когда она спрашивает, не хочу ли я встретиться с ними в Шорвью до того, как приедет похоронное бюро, чтобы забрать тело Этель. Она едва успевает задать вопрос, прежде чем я говорю ей «да» и прошу подождать меня. И хотя мама не спрашивает напрямую о Лаклане, он первый человек, присутствия которого я жажду. Его спокойное выражение лица. Его неподвижную тень на фоне моего колеблющегося света. Приятно сознавать, что он видел меня такой, какой не видел никто, и не ушел.