Мастера афоризма. Мудрость и остроумие от Возрождения до наших дней
Шрифт:
Маленькие станции очень гордятся тем, что скорые поезда должны проходить мимо них.
Медицина: кошелек и жизнь!
Меня посетило ужасающее видение: энциклопедия подошла к эрудиту и раскрыла его.
Мир – это тюрьма, в которой одиночная камера приятнее прочих.
Мне знакомы сентиментальные писатели определенного сорта – плоские и вонючие. Клопы из матрасной могилы
Многие домогаются места под солнцем. Но немногие помнят, что солнце заходит, как только это место добыто.
Многие разделяют мои взгляды. Но я не разделяю их с ними.
Многие таланты сохранили свою скороспелость до преклонного возраста.
Мой язык – уличная девка, которой я возвращаю девственность.
Мораль – это склонность выплеснуть ванну вместе с ребенком.
Мораль в области пола – это выход из положения, найденный персидским царем, который заковал море в цепи.
Мораль говорит: «Не смотри сюда!» И это устраивает обе стороны.
Мы были достаточно развиты, чтобы построить машину, но чересчур примитивны, чтобы ею пользоваться.
Мысль – это то, чего не хватает банальности, чтобы стать мыслью.
На журналиста срочность действует возбуждающе. Он пишет хуже, если у него есть время.
На суждения сноба нельзя полагаться. То, что он хвалит, может оказаться настоящим искусством.
Наказание должно преподать урок тем, кто не желает грешить.
Написать афоризм, если умеешь это делать, нередко весьма трудно. Куда легче написать афоризм, если не умеешь этого.
Настоящая верность скорее отступится от друга, чем от врага.
Настоящий портрет тот, по которому можно узнать, какого художника он изображает.
Настоящий портретист использует свою модель так же, как плохой портретист – фотографии своей модели. Без маленькой помощи не обойтись.
Наука – это спектральный анализ; искусство – синтез света.
Не доверяй женщине, которую удалось уличить в верности. Сегодня она верна тебе, завтра – другому.
Не иметь ни одной мысли и суметь ее выразить – вот что создает журналиста.
Невинность – идеал тех, кто любит лишать невинности.
Некоторые женщины вовсе не красивы, а только так выглядят.
Немецкий язык – самый глубокий, немецкая речь – самая поверхностная.
Неподвижность
сильнее всего заметна, когда плохой художник изображает движение. Хороший художник способен нарисовать бегуна без ног.Нет на свете более несчастного существа, чем фетишист, который тоскует по женской туфельке, а вынужден иметь дело со всей женщиной.
Ни одна сила на свете не сравнится с энергией, с которой многие защищают свои слабости.
Ничто так не доказывает ложность теории, как ее применимость на практике.
Нужно всякий раз писать так, будто пишешь в первый и последний раз. Сказать так много, словно это твое прощание, и так хорошо, словно это дебют.
Образование – это то, что большинство получает, некоторые передают и лишь немногие имеют.
Общая сумма идей литературного сочинения есть результат умножения, а не сложения.
Один пишет, потому что видит, другой – потому что слышит.
Одна из наиболее распространенных болезней – ставить диагноз.
Omne animal tristi. [4] Такова христианская мораль. Но и они лишь post, а не propter hoc. [5]
Он много бы дал ей за то, чтобы она любила его не за то, что он ей дает.
4
Все (животные) грустны после этого (т. е. после соития) (лат).
5
После, а не вследствие этого (лат).
Он скорее простит тебе подлость, которую он тебе сделал, чем добро, которое ты сделал ему.
Она сказала себе: переспать с ним – пожалуй, но без фамильярности!
Они смотрят на женщину как на живительный напиток. Что женщин самих мучит жажда, они замечать не желают.
Они судят, дабы не быть судимыми.
От пустоты сердца глаголят уста. (По канве библейского изречения «От избытка сердца глаголят уста».)
Парламентаризм – это перевод политической проституции на казарменное положение.
Перевести произведение с одного языка на другой – все равно что снять с него кожу, перевести через границу и там нарядить в национальный костюм.
Печать – провидение безбожного времени, причем веру во всеведение и всеприсутствие она превратила в твердое убеждение.