Мать Печора (Трилогия)

– Эх, Степан Петрович, - вздыхает Матвей, - дела-то ты и больше Мишиного видал, а понимаешь-то меньше. Выходит, что и молодой мастер старше старого подмастерья. Руки дремливые - и дело дремлет...

Той порой звено Анны Егоровны все в порядок привело, и сама она с Оленькой уже у Мишиного невода, помогают сети в лодку бросить. А когда оба звена за весла взялись, Матвей их спрашивает.

– Вы куда отправились-то?

– Как это куда?! Рыбу ловить, - оба в голос отвечают звеньевые.

– А далеко?

– Берег-то везде рыбный...

– А бригадира спросить надо?

– поднял голову Матвей.
– Вам бы только на тоню выскочить да неводом воду процеживать.

Вернул он рыбаков из лодок.

– Во-первых, - говорит, не поевши на тоню не ездят: отправитесь ловить без обеда, так с ловли торопиться будете. А во-других, на ловлю выезжать нужно с большим смыслом.

Повел Матвей всех к готовому обеду, а за столом говорит:

– Посмотрели вы: на прибыль вода идет али на убыль?

– В прибыль, - отвечает колхозник Николай Богданов.

– Коли вода на прибыль идет, надо на Шубницу ехать: там в это время и невод на руки идет, и рыба к берегу. А сунетесь вы на какую-нибудь подводную отмель - вас на прибылой воде самих оттуда тащить надо будет и всю рыбу размутит. Везде нужна сноровка. За временем по часам следите. Что приметите, запоминайте.

Выслушали рыбаки и отправились. Со звеном Анны Егоровны поехала и я.

Едут лодки по Глубокому, одна другую догоняет да перегоняет, от весел гром гремит, на воде шум шумит. Оленька гребет с прискоком, а сама поет, да так, чтобы в Мишиной лодке слышно было:

Тише, тише, тишина!

Едет лодка Мишина.

Едет рядом дорогой,

Только в лодочке другой.

Далеко по реке летит полнозвучный Олин голос. Где-то у берега будто в ответ крякнули утки. Слышит Миша песню, любо ему, что Оленька перед всей бригадой, перед солнцем и небом, землей и водой поет о своей любви. А не хочет подать виду упрямый парень, отвел глаза в сторону: пусть губы смеются - брови хмурятся. А Оленька заводит новые частушки:

Русы волосы до пояса,

Кудерышки до глаз.

Мой миленочек задористый,

В работушке не сдаст.

Оттолкнусь веслом еловым

От крутого бережка,

Не отстану я в работе

От сердечного дружка.

Миша теперь смотрит в нашу лодку, улыбается, будто говорит: "А это еще посмотрим, не отстанете ли".

Мишины гребцы нажали посердитей на весла и обогнали нашу лодку. За кормой волна, как от парохода, раскачнулась.

– Наша молодая!
– перегоняя, кричит нам, по рыбацкому обычаю, какой-то пожилой колхозник.

– Вы веслом в воду или шаньгой в кринку макаете?
– кричит на гребцов Анна.
– Ты, Оленька, в песнях-то обещать мастерица: "Не отстану". А сама отстаешь и догонять не умеешь.

Приналегли наши гребцы на весла, и к берегу мы подошли вместе с Мишиной лодкой.

Вышли рыбаки на берег. Анна Егоровна и Миша тычками уровень отметили. Минут через пятнадцать вода покрыла тычки.

– Прибылая, - говорят звеньевые.

Уехал Миша на свой замет. Аннино звено решило метать невод там, где стояли.

– В добрый час!
– махнула рукой Анна Егоровна.

Оттолкнула Оленька от берега лодку. Бережник Николай Богданов взял веревку покрепче в руки, накинул на плечо лямку и стоит - ждет. Вот кончилась в лодке веревка, метнула Анна Егоровна неводные уши и махнула веслом. Это значит, что невод в воду пошел.

Началась весенняя путина.

5

Трудна у кормщика работа! Всю душу ему надо вложить, чтобы правильно выметать невод.

За двоих работают у него руки: правой он держит руль, левой - мечет верхнюю тетиву.

За пятерых глядят у него глаза. Надо смотреть за себя и за напарника, чтобы в порядке шел в воду невод. Что глаз заметит - руки сделают. Надо глядеть, чтобы лодка шла по правильному курсу: у гребцов на спине глаз нет. Надо видеть бережников, чтобы дать им команду, когда начинать тянуть. Надо не упускать из виду невод, чтобы вовремя завернуть лодку и выехать на берег с концом веревки в руках.

За все звено в ответе. Не успела лодка от берега отплыть, а уж кормщик начеку. Обмерит он умом водное поле, охватит глазом берег, а в голове уж и план готов: куда курс держать, до какого места выезжать. И за все время, пока идет выметка невода, кормщик только за тем и следит, чтобы все звено одной душой жило, чтобы каждый занос весла был ни долог, ни короток, а ровно таков, какой ему, кормщику, нужен.

Вот и сейчас - ведет тоню Анна Егоровна, и все дело у нее в руках, весь план в уме. Выруливает она лодку по верному курсу: глаз у кормщика должен быть правильней компаса. Выметывает она невод на пару с Юрой, а сама не столько ушами, сколько сердцем слушает лодку.

В склад да в лад поют на веслах молодые руки. Плещут весла да курлыкают уключины, как птицы, да шумит под носом лодки вода. Не вытерпел, прихватился к веселой трудовой песне запасной гребец-удалец, шестидесятилетний Трифон Окулович. В три весла гребут, в три души поют, в три сердца радуются светлозерцы и прислушиваются: что-то скажет про их трудовую песню Анна Егоровна, верный их кормщик, главный их запевала?

А у нее руки работают, а душа отдыхает. Выметала Анна Егоровна половину невода, подтянула к рукам матицу. Метнула ее кормщица, будто платком махнула, и к береговой стороне, наискосок, лодку повела.

Брови у Анны Егоровны сдвинуты, губы сжаты, глаз навострён, а в голосе железо зазвенело:

– Подергивай! Нечего весла плавить!

Прогремела, а сама последним броском конец невода в воду метнула.

– Юра, в весло!

Две пары весел, как две пары крыльев, подхватили лодку. Анна Егоровна правит на берег, а сама следит глазом, как идет из лодки веревка: подойдет буек - она выбросит.

Кончились буйки. Лодка набежала на берег, а впереди себя привела широкую шумную волну.

Лодка в берег - веревка в руки. Выскочила Анна Егоровна, а в руках у ней самый конец веревки. Женки помогают ей веревку тянуть, а Трифон Окулович что-то в лодке замешкался. Звеньевая к нему со строгостью:

– Ты что там, молодость ищешь, что ли?

– Да я еще не терял ее, - отвечает Трифон Окулович, а сам из лодки, как ошпаренный, выскочил.

Впрягся он в лямку рядом со звеньевой и ворчит: