Мать Печора (Трилогия)
Шрифт:
Мой хозяин и его товарищи были ветеринарные врачи.
Помощником у Родионова был молодой парень, черноглазый, чубатый. Звали его Вася.
Родионов, когда знакомил меня с ним, подмигнул и говорит:
– А вот тебе и жених.
Сказал он в шутку, а мы всерьез полюбили друг друга. Да была я еще девчонкой, о свадьбе рано было думать.
Ко мне Родионовы относились хорошо. В первый раз я человеком себя почувствовала. Прожила я у них восемь месяцев, отпуск мне дали, и я поехала домой. Да хорошее недолго меня баловало. Вернулась я, а Родионовых скоро перевели куда-то. Уехал с
9
Не успела я домой приехать - у нас в Голубкове как раз свадьба случилась: Семен Коротаев вторую жену брал. Мне пришлось на той свадьбе гостить. Гуляю, а не знаю, что и у нас дома сватовство идет. Вызвали со свадьбы сначала мать, потом и брата. Я пляшу, а соседка Марина похлопала меня по плечу и говорит:
– Играй, девка, да пляши, скоро у тебя плясать будем.
И подумала я, что Маринин свекор Егор сватает меня за своего сына Евгения.
Дома вижу - и правда: Егор сидит, разглаживает свою бороду. Зло меня взяло, и думаю: все равно за его сына не пойду.
Зашла я в маленькую комнатку, легла на койку да в щелку дверей и слушаю. Потом и поняла, что не за сына сватает, а за племянника из деревни Пустозерск. Его я и вовсе не знаю.
Расхваливает Егор:
– Парень смиренный да умный. Только что из солдат пришел, без печали жить Маремьяна Романовна будет. С братом у него дом пополам, придет Маремьяна - сама большая, сама маленькая, никого нет: ни свекра, ни свекровки, ни деверя, и золовки.
А мать только поддакивает:
– Ну уж тут только и жить, лучше, чем в чужих людях шататься. И в солдаты не возьмут, и в дому никто не помешает.
Вот стали спрашивать, когда за ответом прийти. Мать хотела на недельку срок продлить. А сват до утра срок выжал. Так и решили. Ночью-то и начали меня уламывать - круто да скоро, не подумали да не посоветовались. Мать свата проводила - и ко мне в горенку.
– Чего, - говорит, - раздумываешь, хороший жених сватается.
А я думала, что жениха вытребуют, хоть посмотреть на него: понравится - пойду, а нет - не пойду. Матери и говорю:
– Надо бы нам посмотреть друг дружку-то.
– Он тебя видел где-то, - говорит мать, - да и ты должна знать. Виктора-то Сазонова помнишь? Так брат ему, похожий на Виктора.
А мне как раз Виктор-то и не нравился. Да, главное, корни крепкие пустил в моем сердце Вася. Матери, конечно, я про это побоялась сказать. А она мне отрезала:
– Чего его смотреть, парень не увечный. Человек как человек. Видно; тебе не наскучило шататься по чужим людям, а мне наскучило на тебя смотреть.
Вот я тут и задумалась. Наскучило мне, ой как наскучило! И вот не знаю, не могу я решить свою судьбу. Слёз было! Я не только плакала, а в слезах плавала. А моим слезам веры не было. Брат да мать вздумали да наладили, да направили, так через их слово не переступишь. Все застращивали:
– Будешь дальше шататься - никто сватать не будет, до худого доживешь.
А я худого боялась. Ответа да слова все-таки не давала. Всю ночь мать билась со мной. Только и добилась:
– Не хочу, - говорю, - замуж, что хотите, то и делайте.
Утро наступило, сват пришел, а у нас дело не решено. Спрашивает
сват мать, а ей и отказать неохота и со мной договоренности нет.– Садись, сватушко, - приглашает мать.
– Не до сижанки мне, Дарья Ивановна. Дело не ладится, так торопиться надо.
– Круто да скоро - не споро, - унимает его мать, - садись, потолкуем.
Поломался для виду да сел сват. Вот и стала ему мать сказывать:
– Девка у меня не хочет идти.
Сват пошевелился на стуле.
– Ты, Дарья, не глупая, а по-глупому говоришь. Девичье "нет" - не отказ. Чего девки знают? Я для вас норовил, племяннику невесту нахвалил, и вам по совести так сказываю. Девка она добра, только к рукам прибрать надо.
Мать отвечает:
– Я ведь тоже так говорю. Вся беда, что вот невеста жениха еще не видала и хочет его посмотреть.
– Этого-то еще мало водится, чтобы жених на показ поехал, - отвечает сват.
Побежала мать к брату. И договорились они, чтобы отдать меня без моего согласия.
– Вставай, - говорят, - поди умойся, одумайся, да богу молиться будем.
Я не встаю. Насильно подымать стали. Посадили на койке, с койки на ноги поставили, повели за руки к умывальнику. Да и там я не столько водой лицо умывала, сколько слезами полоскала.
С той поры я будто язык потеряла. Со слёз запухли глаза, с печали закрылись уста. Пошла мать лампадку затепливать. Переодеваться я не согласилась, старое платьишко приодергали да так и к свату вывели.
Молиться стали. Помолились - руку мать свату дала. Брат рознял. Сват стал мою руку просить. А как я буду руку давать, когда она у меня не подымается. Мать учит:
– Мариша, оглядись да не стыдись, дай руку, всегда невесты руку дают.
А я себя невестой не считаю. На стул села и сижу. Сват поглядел-поглядел, стал уговаривать:
– Так будет нехорошо. Ты немножко себя переверни. Молодым в это время всегда бывает тяжело. А ты на возрасте, сама можешь понимать: живешь ты не у матери да не у отца в доме, а тут придешь - будешь мужу жена, дому хозяйка. Счастье ваше я не могу заверить, какое будет, а только на том весь век и свет стоит: молодые женятся да замуж выходят.
И мать успокоил:
– Ну, - говорит, - Дарья, у девок в это время всегда рот завязан, все отводят молчанкой да поклонами. У нас старики прежде говаривали: девка молчит - значит, замуж хочет.
Мать чаю налила. Садит меня со сватом вместе. А я не сажусь, отошла в уголок. Мать платок положила на поднос и сует мне в руки.
– Поди, - говорит, - подойти к столу, поклонись да поднеси платок.
А этот платок - первая приметка от невесты, что она согласна замуж идти. Я не иду.
– Богу, - говорю, - не молилась, руку не давала и платок не дарю.
Рассердилась мать:
– У тебя все не как у добрых людей водится.
Пошла с платком сама, а я ушла в горенку, на кровать пала и опять плачу.
Подарила мать платок. Сват ворчит:
– Ну, Дарья Ивановна, как-никак, а невеста горда.
Стали они чай пить да договариваться, дело на свадьбу уже похоже.
В четверг "приказали", а в воскресенье уж и свадьбу играли. Тут вся моя и гостьба была у родной матери.