Материнский инстинкт

Вечером Яна снова включила телефон и сразу же обнаружила шесть пропущенных звонков и два сообщения. Звонили с работы, естественно озабоченные прогулом. Сообщения пришли от Карины. Она сразу же перезвонила девушке, так настойчиво навязывающейся в подруги.

— Карина, привет.

Трубка в одно мгновенье ожила, казалась, даже завибрировала от взволнованного голоса девушки.

— Янка, что случилось? Ты почему не пришла на работу? Диплодок тут тебя с какашками своими мезозойскими смешала.

Яна печально уточнила:

— Меня уволили?

Карина довольно хмыкнула и поспешила похвастаться:

— Шиш ей, старой корове! Я прикрыла тебя. Сказала, что ты в больнице, ехала на работу, и тут тебя скрутил аппендицит, телефон разрядился и всё такое. Кажется, поверили. — И погодя уточнила: — ну кроме Демьяна. Его фиг обманешь! Кивал так сосредоточенно, когда я заливала, а потом посмотрел на меня с жалостью и ухмыльнулся. Ну, ты не бойся, он всё равно не скажет, если сразу смолчал.

— Спасибо. — Яна, не задумываясь, солгала: — Я и, правда, приболела, кашель жуткий, попрошу отгул хотя бы дня два.

— Ну, выздоравливай. Не забудь про чеснок с медом — офигенное средство.

Яна попрощалась и снова отключила телефон.

Раз коньяк не пошёл, созрела идея напиться водкой или вином.

Два дня Яна не выходила из квартиры, практически не вставала с постели. Напиться не получилось. Едва женщина вливала в себя стакан с алкоголем, как организм поспешно очищался методом рвоты. Плотно задёрнутые шторы не впускали свет, создавая в помещении фиолетовый полумрак. Яна даже не знала, когда заканчивался и день, и наступала ночь. Не хотелось есть, не хотелось спать, хотелось просто умереть. Она постепенно впадала в состояние чёрной тоски, как оказалось, та не ушла, а просто отступила на время, затаившись в уголках сознания.

Звонок в дверь Яна услышала не сразу, сквозь пух подушек до сознания женщины добралась тоненькая трель. Яна встала и медленно побрела к двери, ни мало не заботясь о слежавшихся нечёсаных волосах и мятой пижаме. Открыв замок, она едва успела отступить назад, как в квартиру влетел отец с двумя пакетами с фирменной надписью магазина.

Григорию Николаевичу хватило беглого осмотра, чтобы догадаться, как его дочь провела последние два дня. Мужчина крепко обнял Яну за плечи и прижался губами к её волосам.

— Эх, Янковский. — Его колючая щека коснулась горячего лба дочери. — Бери пакеты, пойдем кушать.

Женщина всё так же послушано без единой эмоции на лице, взялась за ручки пакетов, принесенных отцом, и побрела на кухню.

Пока Григорий Николаевич наскоро готовил несложный ужин, Яна сидела на табурете, поджав под себя ноги, и рассеянно водила пальцем по стеклу. Веселые легкомысленные разговоры не помогли встряхнуть дочку, тогда мужчина поставил на стол жареную картошку с колбасой и прямо сказал:

— Я знаю, что тебе больно, это, наверное, невозможно пережить. Напиться пробовала?

Яна слегка кивнула.

— Не получилось.

— Всё равно бы не помогло. Время не вылечит. Сразу скажу — ты никогда не забудешь Димку, но от тебя зависит, какие это будут воспоминания.

Яна даже не смотрела в сторону отца, её плечи ссутулились, руки сжались на краю столешницы.

— У нас не было красок, а на улице шёл дождь. Я достала черничное варенье, и мы разрисовали старую простынь. Димка весь извалялся и стал сладким, словно черничный пирожок.

Григорий Николаевич постарался улыбнуться.

— Помнишь, однажды летом, когда ты привезла его к нам, он наелся собственных какашек. Ты сначала подумала, что это шоколад и отругала нас с матерью. А Димка все чавкал, пока ты бесилась и обещала больше никогда его не оставлять внука таким беспечным бабушке и дедушке.

Накормив дочку, Григорий Николаевич заставил её принять душ и лечь спать. Оставшись в одиночестве, он расположился на кухне в компании бутылки водки и мясной нарезки. Раньше мужчина не думал, что роль отца окажется настолько сложной.

***

Яна летала между пузатых ватных облаков, расправив руки, словно крылья. Спокойный тихий сон излечивал, успокаивая израненное сердце. Постепенно небо потемнело, подул ветер, и уже через секунду краски начали привычную бешеную пляску. Полёт оборвался падением на ромашковую поляну. Яна зажмурилась, не желая смотреть на очередного просящего о помощи. Лёгкий сквозняк коснулся плеча, влажный ветерок облизал руки и живот, трава колола спину. Яна не открыла глаз, но по ощущениям догадалась, что её тело полностью обнажено. Как ни странно, она не почувствовала смущения, не возникло желания прикрыться.

— Можешь открыть глаза. — Голос гостя звучал звонко, словно колокольчик и одновременно размыто, не выдавая эмоций.

Яна приподнялась на локтях и, наконец, решилась осмотреть поляну. Ярко-оранжевые ромашки с фиолетовыми лепестками выглядели дико на фоне вполне обычной зеленой травы. Всего в метре от неё зависло облако тумана, постепенно оформившееся в трёхлетнего ребёнка.

Девочка слегка шевельнулась и печально выдохнула.

— Ты знаешь, зачем я пришла. Моя сестра умрет, если ты не вмешаешься. — Говорила она на удивление по-взрослому, не коверкая и не искажая слова.

Яна сосредоточенно кивнула.

— Я не хочу больше никому помогать. Я устала.

— Ты должна.

Женщина встала и решительно повернулась спиной к маленькой гостье.

— Не должна. Не знаю, откуда вы приходите, как обо мне узнаете, но передай всем, что я отказываюсь от этого дара.

Яна сделала шаг и замерла, оторопело всматриваясь вдаль. Там, где заканчивалась поляна, начинался редкий сосновый лесок с задранными вверх ветками. Из-за стволов выглядывали знакомые уже старики. Вместо глаз — провалы, лица искажены в крике. Стоило только моргнуть, и они исчезли, оставляя после себя тёмную дымку.

— Ты видишь меня такой, но я умерла в тот же день, когда родилась. В раю все дети растут до возраста Христа, и все взрослые, когда бы они ни скончались, возвращаются в этот же возраст. Я умерла три года назад.

Яна обернулась и ошеломлено уставилась на девочку.

— Как это произошло?

— Это же случится с моей сестрой. Мать родила меня втайне ото всех, замотала в простыню и выкинула в мусорный бак около котельной.

На какое-то время Яна полностью лишилась дара речи. Скинув оцепенение, она шепотом переспросила: