Матриархия
Шрифт:
Вот теперь мы с этой бабой катались по полу, и я меня захлестывала ярость и возбуждение. Даже страх отступил.
И я знал, что она это ощущает.
В конце концов, я оказался сверху и начал ее душить. Девушка хрипела и извивалась, а у меня вертелось в голове: сколько тебе лет, сколько тебе лет. Не знаю, почему подумал про возраст.
Конечно, при других обстоятельствах я бы ее не стал ДУШИТЬ, если б оказался сверху.
Она застонала, ее ногти впились в предплечья, но и теперь боли не приходила.
А девушка застонала еще раз и стала прижиматься к моему паху.
В
Я наклонился к ней. Черт знает, что на меня нашло. Ниже, еще ниже. Она меня загипнотизировала.
И тут же вцепилась в нижнюю губу и сомкнула челюсти. Я замычал, но теперь уже тварь освободилась от захвата, теперь уже ее пальцы сжимали мое горло, и я знал, что она может вырвать трахею прямо так, одним движением.
Потом она схватила меня за пах. Как следует вцепилась. Перед глазами у меня поплыли чернильные пятна, с лиловыми проблесками.
«Все, это конец. Конец»
ГЛАВА 4
Голова девушки взорвалась у меня в руках. Как тыква, начиненная петардами.
На щеках теплая, вязкая дрянь, вроде малинового варенья, а во рту кисловатый сгусток. Я харкнул, содрогаясь, и разжал пальцы. На белой шее остались фиолетовые отпечатки, а из зияющей раны текла кровь, толчками.
Рифат карабкался по канату, на недостроенный дом. Юрец уже был наверху, и они вместе с дядей Костей, активно жестикулировали. Из ружья, что держал сосед Васи, вытекала тоненькая струйка дыма.
Пульс толок виски. Хромая и отплевываясь я двинул туда, где извивался канат. С ходу не поймал, пару раз махнул ладонью мимо. Ни единого звука мозг не воспринимал, но я знал, что деревья по-прежнему шелестят, знал, что Юрец и остальные подбадривают меня, кричат, чтоб лез побыстрей.
Был у нас в школе один идиот - Мельник. Типа, самый разгильдяй. Никогда не носил учебники, ничего не писал на уроке. Вот он любил кататься на канатах, в спортзале. Как-то раз залез под самый потолок, а потом то ли хотел съехать, то ли пальцы разжались. В общем, он упал мимо матов и сломал обе ноги.
Жесткие волоконца натирают кожу до красноты. Как будто Анькина косица, только гораздо толще.
Я упал через край стены, животом вперед - с полуметровой высоты. Перевернулся на спину и тяжело задышал, а надо мной возникли три мутных пятна.
Потом я различил лица. Лестница бросилась в глаза, и кольца каната.
– Ты как? Нормально?
– сказал Юрец.
– Вроде да, - прохрипел я.
– Почему у нее взорвалась голова?
Пацаны переглянулись. Вспотевшая лысина дяди Кости поблескивала, и он провел под носом, ероша щеточку усов:
– Это я ее. Сначала не мог никак достать. Вы вертелись там, двигались. Боялся, что тебя задену.
– Чистый Робин Гуд!
– сказал Рифат. Не без гордости, как будто сам стрелял.
– Да ладно... Это еще что! Ты попробуй утку снять, - дядя Костя добродушно засмеялся. Я помню, как Юрец с Колькой ездили на охоту, как раз с ним. Вроде как можно было взять только одного человека, и Коля позвал Юрца. А я тоже хотел, конечно.
Позже я понял, что там ничего такого крутого нет, на охоте. Броди целый день, утопая в грязи, выслеживай почти
что мифическую дичь. Спи в холоде и сырости, жри тушенку. Но когда тебе десять лет, лучше приключения не вообразишь.– Дядь Кость!
– взмолился Юрец.
– Что вообще происходит? Вы знаете?
Лицо у мужчины тут же потемнело. Видно было, что смеялся он больше по привычке и на автомате, чем от истинного веселья. Подул ветер и пахнуло терпким потом, пополам с растворителем.
– Что случилось?
– переспросил дядя Костя.
– Бабы сошли с ума, вот что случилось. А вы парни, тоже дураки, раз на улицу вышли. Видите, как я обосновался? Ружье и обзор. Сижу здесь и снимаю этих тварей по одной, - он шмыгнул носом и вновь провел по усам.
Я тем временем встал и огляделся. Наша «база» - недостроенный дом. Скорее всего, нарядной черепицы и отделки ему уже не видать. Стропила, палки, мешки с мусором. Пара рулонов рубероида, топор и пила. Гвозди поблескивают тут и там, как гильзы.
Несколько коробок с патронами и автоматическая винтовка, не «Сайга».
Дядя Костя и впрямь хорошо обосновался. И быстро перестроился, как будто началось безумие не пару часов назад, а полгода.
Может, потому что он прирожденный охотник? Колька и Юрец про него чудеса рассказывали. И кабанов он валил - в глаз попадал, и медведя по молодости они с друзьями грохнули, а уж сколько дядя Костя принес с охоты уток и кроликов - не счесть.
И как точно попал в эту девушку. Я обязан ему жизнью, но это доходит до сознания медленно. Вроде бы в таких случаях благодарят, во всяком случае - в книгах, или там в фильмах.
Невольно взглянул на мою бывшую противницу. Брызги, брызги - липкие сгустки, комки, лужа растекается. Ножки нелепо вывернуты. Шортики задралась и видна полоска голубенького кружева.
Снова в паху зародилось тепло и самому противно стало - я же не некрофил какой-нибудь. Да и озабоченным раньше не был. Может, от стресса?
– Но должно же быть какое-то объяснение!
– Юрец расхаживал по крыше, махая руками.
– Должно быть! Не могли же они просто так взять - и сойти с ума.
– Ну, и какая разница?
– хмыкнул дядя Костя.
– На войне как на войне. Рви, или порвут тебя, а задумываться что к чему... Я вообще-то в отпуске, ребят. Встал сегодня утром, думаю, надо в сарае, наконец, порядок навести. Пока еще эти, гаврики не приехали. Работнички! Такой херни навертят, если отвернешься. Я потому и взял отпуск, чтоб следить за строителями, но видно, больше ни Жору, ни Олега не увижу. Да и дом конечно, фиг дострою. Для Вадика старался же... Раньше всех я встал, значит, и вожусь в сарае. Мне еще и дверь покрасить надо было.
А потом слышу: дома грохот, посуда гремит.
Думаю, что-то неладно. Надо бы посмотреть. Так и пошел в дом, в грязных перчатках, и сразу в нос шибанул знакомый запах. Я уж его ни с каким не перепутаю. Свежатина.
Дядя Костя шмыгнул, почесал усы. И продолжил:
– Хрен знает, кто из них это сделал. Жена или невестка. Честно признаться обе - стервы еще те. Вадик у меня не от этой жены, а от первой. Ну, Наташка-то умерла в две тысячи пятом еще.
Дядя Костя замолчал и отвернулся.