Матриархия
Шрифт:
Видел Колю, с разорванным лицом. Его маму, с дырой в черепе. Дядя Костя полз за мной, подволакивая ноги-обрубки, и шипел, как змея. Глаза молочно-белые, губы, как два дождевых червя.
– Тебе не скры-ы-ыться, - шептал он. А я бежал, бежал... Сухие ветви деревьев хватали меня за куртку, дергали, ноги увязали в зыбкой почве. Потом я вдруг оказался в пустыне. Жарко, хочется пить. Я стонал, стонал и полз, песчинки забирались под одежду и щекотали кожу, царапали гортань и засыпали глаза. А я все полз.
Потом увидел, что за мной гонится толпа - известно, кто.
Разъяренные фурии.
И вот они уже близко, совсем близко...
Настырные пальцы прорывают истлевшие лохмотья одежды, ногти царапают кожу. Со всех сторон руки, руки, и меня засасывает на этот раз песок и становится холодно. Потому что ночь, и я снова в огромном зале. Трон, Королева в маске, и в прорезях мелькают синие огоньки глаз. Я знаю, что она следит за мной, хотя рядом и Рифат, и Юрец и Оля.
Из теней сбоку выходят «капюшоны». Мне никогда еще не снилось такой чуши, и я никак не могу вырваться из этого кокона, хотя краем сознания отмечаю, что сплю, и чувствую, как мое тело кто-то двигает, и еще терпкая влага холодит губы.
«Капюшоны» идут со щипцами. Концы испускают завитки дыма, на глянцевый пол - уж не знаю, из чего он, - падают капли. Пахнет горелым жиром и паленой щетиной.
Королева манит к себе Олю, и та отчаянно мотает волосами, закусив губу. Вцепилась мне в руку, и что-то шепчет, на незнакомом языке. Потом гладит меня, и поясницу щекочет легким покалыванием.
– Стигматы, - говорит Рифат.
– Все из-за них.
К нам подступают палачи. Нижнюю часть тела обжигает раскаленный металл, входит в самое нутро, припекает кожу и та шипит, пузырится.
Так я метался в бреду, а Рифат ходил, собирал какие-то травы, корешки. Воду нашел и заварил в кипятке, вроде как целебное снадобье. Лоб, у меня говорит, был, как раскаленный утюг.
Черт знает. Может, оно помогло, на самом деле, а может, организм сам справился.
Как бы там ни было, сопли и кашель остались, но я хотел уже куда-нибудь идти, благо ливни вроде как иссякли.
Да, лило не переставая. Я даже Форреста Гампа вспомнил: дождь косой, дождь горохом, проливной дождь...
– У меня дед знахарем был, - подал голос Рифат.
– И его отец тоже.
Он говорит это безо всякого перехода: сидел, молчал, и вдруг - на тебе. Да я уже и так в принципе, догадался: от татар можно ждать чего угодно.
Впрочем, без Рифата я бы загнулся. Это факт.
– Спасибо тебе. Реально, без твоего отрава... Отвара - уже загнулся бы.
– Чувство юмора возвращается?
– усмехнулся Рифат.
– Это хорошо. Жрать хочется, - он с аппетитным хрустом разломил горбушку и протянул мне половинку.
Мякиш исходит паром. Еще немного, и слюна захлестнет с головой.
Корочка хрустит на зубах, щекочет язык. Глотаю, практически не жуя, и комок царапает пищевод.
– Экий ты быстрый, - Рифат с чувством разжевывает хлеб и таращит свои «насекомовские» глаза. Кто бы мог подумать, что он ТАКОЙ отзывчивый, на самом деле.
– Ты в курсе, что у тебя в желудке бурлит соляная кислота?
– приподнимаю бровь я.
– А ты ее дразнишь только.
Он
отщипывает мякиш, маленький такой кусочек, и кладет под язык, как сахарную вату.Я отворачиваюсь и, пригибаясь, выхожу из пещеры.
Рощица дышит сырой свежестью, птички чирикают, все им нипочем. Я вдохнул полной грудью и закашлялся, хрипы из груди никуда не ушли. Жар-то спал, да, но полностью болезнь не отступила. Слишком уж свежий воздух, для меня-то.
Рифат предложил, но я отказался. Опасно. Сколько их не жарь - зараза останется. А мы еще не настолько опустились, чтоб жрать крыс.
Хотя видит бог, не помешало бы уменьшить их популяцию. В первую ночь они вроде как побаивались, отступили вглубь.
А потом... Потом нам пришлось таскать ветки. Под моросящим дождиком прямо. Искали бурелом и волочили в нору, как хомяки.
Ну, что-то вроде заслона получилось. Только и от веток, естественно, тянуло сыростью, и просыхать они никак не хотели. Благо, что в самой пещере мы нашли запас дровишек, что и позволило нам более-менее поддерживать огонь.
Еще в пещере мы обнаружили труп. Закинули его туда, в дыру в конце тоннеля, чтобы крысы от нас отстали.
Я тогда уже мало что соображал: лихорадка вторглась в мозг, и спутала мысли. Вот я и не стал противиться этой идее. А ведь крысы почувствовали кровь... и сегодняшней ночью донимали нас писком.
Они хотели прорваться к нам, чтоб продолжить трапезу.
Аж мурашки по коже.
Одну я помню, пнул. Здоровая, как кошка, мягкая, она зашипела, как чистая гадюка. Бр-р!
– Ну и что мы будем делать дальше?
– Рифат вышел из пещеры, обсасывая пальцы.
– А?
– Да ты, видать, залип. Что дальше делать? Прямо так и пойдем? Ты все еще... собираешься искать Олю и Юрца?
– он прищурился, и краешек рта у него характерно пополз в сторону. Меня тут же начало захватывать раздражение. Да что он за человек такой! Вроде бы нормальный, а как ляпнет что!
– Да.
– Что - «да»?
– Рифат сплюнул и похлопал себя по карманам.
– Жалко, что сигареты тогда выкинул. Сейчас бы подсушил, э-эх... Только о них и мечтаю.
Я захотел вмазать ему. Так разглагольствует спокойненько, что даже не поймешь, подкалывает или действительно не понимает.
– Нам все равно нет смысла тут сидеть, - я снова закашлялся. Как бы не бронхит. Раньше никогда особо не болел, а сейчас прямо «бухыкаю», как говорила Аня. Мокрота еще, зеленоватые сгустки. Нам нужно найти какую-нибудь аптеку, есть ведь тут поблизости поселок или городок какой. Хотя куда там, наверно все давно разграблено, теми же наркоманами, и вообще...
Что вообще происходит в больших городах? Правительство как-то пытается остановить это безумие?
Мне и Ашот снился, со своей семейкой. Все с хвостами и огромными клыками. Они выползали из дыры, держа в пастях куски трупного мяса, и шипели.
– Что за чертовщину ты нарисовал в блокноте?
– Рифат нахмурил лоб.
– Я заглянул... Прямо оторопь берет. Откуда вся эта грязь в тебе?
– Подсознание, - отозвался я и пнул камешек. Кажется, что мы как идиоты, шляемся по рощице и на самом деле никакого Импульса не было. Уже в который раз ловлю себя на этой мысли.