Матрос Кошка
Шрифт:
Можно себ представить, что это было такое!
Нужно было удивляться, какъ не было истреблено все и вся отъ этого, буквальнаго дождя пудовыхъ ядеръ и гранатъ, Земля тряслась, будто впереди случилось изверженіе вулкана, а отъ страшнаго гула и грохота люди положительно не слышали другъ друга.
Но матросы и солдаты твердо выносили все это и мрачные съ опаленными лицами, молча, наводили свои орудія, стрляли опять заряжали...
Вотъ шальная граната угодила въ брустверъ, и разметала въ стороны обшивку... брызнули камни, а затмъ разорвалась и она сама... Съ пніемъ, не то съ жужжаніемъ полетли во
А надъ головами ихъ съ ревомъ, свистомъ и гикомъ летятъ новыя тучи чугуна и свинца, заслоняя собою Божій свтъ.
— Ишь вдь какъ разнесло ихъ сегодня? ворчитъ матросъ, прислоняясь спиною къ брустверу и закуривая трубочку.
— Къ бомбической!—еле слышится голосъ офицера, среди шума канонады.
— Есть!—слышится отвтъ, и огромное орудіе съ ревомъ пускаетъ изъ себя снарядъ.
Вотъ, на самомъ опасномъ мст, гд больше всего пируетъ смерть, среди дыма, поднятаго пушечными залпами, появляется характерная фигура въ генеральскихъ эполетахъ, съ сдвинутою на затылокъ фуражкою и съ подзорною трубою въ рук.
Вс эти гранаты и цлый рой кружащихся осколковъ существуютъ будто не для него. Съ невозмутимымъ спокойствіемъ на своемълиц напрасно старается онъ проникнуть взглядомъ покрытое впереди дымомъ пространство, и досадуетъ.
— Ничего не видно-съ...—говоритъ онъ, собственно ни къ кому не обращаясь.
Глядя на него, веселе становятся лица моряковъ. Съ большимъ рвеніемъ принимаются они за свое дло.
— Павелъ Степанычъ тутъ, Павелъ Степанычъ тутъ...—слышитея говоръ между ними.
А Павелъ Степанычъ Нахимовъ появляется повсюду. Не торопясь, онъ обходитъ бастіонъ за бастіономъ, ободряя людей своими шутливыми замчаніями, и при вид его забываютъ матросы вс опасности на свт.
Но вотъ появляется еще одинъ герой. Молодой, красивый, съ симпатичнымъ лицомъ генералъ верхомъ на кон, окруженный своимъ штабомъ, мчится онъ среди свиста и воя пуль и ядеръ. Не склоняется его гордая голова передъ свистящими мимо его осколками, а только громко и весело ободряетъ сражающихся.
— Корниловъ! Корниловъ!—слышатся восторженные голоса моряковъ, провожавшихъ его глазами.
Вотъ онъ уже на пятомъ бастіон. Поздоровался съ солдатами, вставшими въ ружье, и вдругъ видитъ онъ приближающагося къ нему Павла Степановича, котораго Корниловъ едва узналъ, потому что лицо храбраго адмирала все въ крови.
Нахимовъ раненъ! Вс это видятъ, но никто не сметъ напомнить ему о ран, онъ этого не любитъ.
Не ршается замтить этого ему и Корниловъ, но все таки слегка напоминаетъ, что лицо его запачкано.
— Это ничего-съ...—спокойно отвчаетъ
Нахимовъ. Потомъ можно будетъ умыть-ся-съ.
Вотъ боле четырехъ часовъ длится эта канонада. Вдругъ среди общаго гула выстрловъ раздался еще боле страшный грохотъ и надъ одной изъ французскихъ батарей взвился столбъ огня и дыма, бра-сая изъ себя обломки балокъ и куски человческихъ тлъ.
По всей нашей линіи, пронеслось громкое «ура»!
Это былъ взрывъ французкаго дородоваго погреба. Орудія въ этомъ мст замолчали и когда дымъ разсялся, вс увидали вмсто
батарей только груду развалинъ.Осмотрвъ укрпленія, Корниловъ помчался къ кн. Меньшикову съ рапортомъ о состояніи укрпленій и затмъ сталъ распоряжаться снабженіемъ батарей боевыми припасами.
Сдлавъ необходимыя распоряженія, Корниловъ похалъ на Малаховъ курганъ.
Надо замтить, что Малаховъ курганъ считался самымъ опаснымъ пунктомъ во всей оборонительной линіи Севастополя, и все вниманіе непріятеля сосредоточивалось только на немъ, а потому обстрливали его больше всхъ.
Многіе офицеры старались удержать
мужественнаго адмирала отъ этого намренія, зная, насколько онъ былъ дорогъ для Севастополя и Россіи.
— Поберегите себя, Ваше Превосходительство,—говорили ему окружающіе, мы вс ручаемся за усердіе защитниковъ этого бастіона.
— Знаю, что и безъ меня всякій исполнитъ долгъ свой,—отвтилъ Корниловъ,— но я самъ чувствую душевную потребность взглянуть на нашихъ героевъ въ минуты ихъ подвиговъ!
Съ этими словами онъ поскакалъ на Малаховъ курганъ.
Тамъ былъ чистйшій адъ.
Сосредоточенныя со всхъ непріятельскихъ батарей орудія изрыгали изъ себя цлыя тучи чугуна и свинца, нанося повсюду смерть. Раненыхъ и убитыхъ едва успвали выносить. Адмиралъ слзъ съ коня и пошелъ пшкомъ по бастіону, ободряя на каждомъ шагу молодцвъ-мо-ряковъ, какъ вдругъ ядро упало прямо ему въ ногу и раздробило ее.
Корниловъ упалъ, подбжавшая свита и офицеры бросились подымать его.
Опомнясь отъ удара, адмиралъ сказалъ совершенно спокойнымъ голосомъ:
— Ну, друзья, предоставляю вамъ отстаивать Севастополь и не отдавать его!
Посл этихъ словъ онъ лишился чувствъ.
Мрачно, снявъ шапки, правожали, съ полными глазами слзъ, храбрые моряки своего доблестнаго начальника. ,
Его снесли въ морской госпиталь. Тамъ онъ прострадалъ два часа и передъ своей кончиной обратился съ слдующими, памятными всякому, кто слышалъ, словами:
— Скажите всмъ, какъ пріятно умирать съ чистою совстью. Благослови Господи Россію и Государя, спаси Севастополь и флотъ!
И съ этими словами, герой скончался.
Яо тутъ случилось замчательное совпаденіе:
Только что испустилъ духъ Корниловъ, какъ вдругъ, подобно погребальному салюту, грянулъ страшный залпъ изъ всхъ орудій непріятельскаго флота; зарокотало бомбандированіе, еще боле страшное, какого не было еще никогда! Казалось, враги хотли непремнно засыпать многострадательный городъ, какъ Везувій своей лавой Помпею, такъ они, Севастополь грудами чугуна и свинца...
Страшный оглушительный гулъ носился въ воздух въ цломъ вихр чугуна. То тамъ, то сямъ разражались взрывы пороховыхъ ящиковъ и пространство наполнялось дкимъ пороховымъ дымомъ, въ
которомъ повсемстно подобно молніи врзались огненныя струи выстрловъ.
Не лучше было и самому городу. Его обстрливали съ моря калеными ядрами и дома начали загораться во всхъ мстахъ.
То были тяжелыя и ужасныя минуты, но въ сердцахъ защитниковъ не было робости.
Страшно бдствовалъ въ особенности 3-й бастіонъ; въ немъ два раза люди были буквально уничтожаемы вс до одного, его орудія умолкали на время, потому что и стрлять изъ нихъ было некому, но приходили другіе и снова начиналась пальба.