Маячный мастер

Гивс — таким было имя Маячного Мастера, обитающего в башне. Я опасливо покосился на экспонат — непонятная штука не подавала признаков своей механической жизни.

— А он не рассердится, что мы его трогаем? Коллекционеры — они всякие бывают, и тараканами в голове тоже. Ещё взбесится, и скинет нас со скалы…

— С чего бы? — удивился Валуэр. — Говорю же, это подделка, муляж, действующий макет. То, что я тебе сейчас продемонстрировал — всего лишь имитация работы механизма, а вот как действует оригинал — не видел никто из ныне живущих. Будь Источник настоящий — никто бы нас с тобой и близко к нему не подпустил! И хранили бы не в зале, в который может попасть кто угодно — а в самом глубоком подземелье, за семью запорами, приставив в качестве охраны парочку огнедышащих драконов.

Он улыбнулся.

— Насчёт драконов шучу, конечно, их вовсе не бывает на свете — но стерегли бы настоящий Источник на совесть. Оно и понятно: вещи, ценнее его, не найти не только в Зурбагане, но и во всех Внешних Мирах.

— А для чего он предназначен? — спросил я внезапно осипшим голосом. — Или это тоже тайна?

— Я разве не сказал? — удивился Валуэр. — Никакой тайны тут нет, об Источниках известно любому, кто начал изучать историю Маяков и Фарватеров. Эти устройства — сердце истинного маяка, того, что отбрасывает свой свет на все Фарватеры, на все Маяки Внешних Миров. Согласно легенде, именно такой заложил когда-то в основание зурбаганского Маяка Ури Бельграв — помнишь, надеюсь, такого?

Я кивнул. Памятник создателю сети Фарватеров и маяков, основателю Лоцманской Гильдии я видел два раза на дню, приходя в библиотеку и покидая её.

Валуэр тем временем продолжил:

— Я сказал «об Источниках», но на самом деле это не так. Источник только один, тот, что действует в настоящий момент в Зурбагане — и если вдруг отыщется другой и кому-то придёт в голову привести его в действие — Зурбаганский маяк погаснет навсегда.

— И что же, остальные Маяки тоже… — того, вырубятся? — спросил я. — И тогда Фарватеры станут недоступны?

— Ну почему же? — он пожал плечами. — Будут действовать, как и раньше. Только их центр переместится в тот мир, где будет находиться новый Истинный Маяк, порождённый этим новым Источником.

— А как же Зурбаган? Исчезнет, превратится в город-призрак? В нашем мире такие есть, приходилось видеть…

Валуэр глянул на меня недоумённо.

— С чего ему исчезать? Станет обычным, ничем не примечательным городом в обычном, ничем не примечательном мире. И даже Фарватер, ведущий к новому Истинному Маяку, сохранится. Но прежнего Зурбагана больше не будет, это верно…

Он улыбнулся — широко, во все тридцать два крепких, пожелтевших от крепкого капитанского табака зуба.

— Вижу, тебя напугала подобная перспектива? Мне, признаться, тоже не хотелось бы… Но опасаться нечего — Источник только один, тот, что заключён в зубраганском Маяке, а это — всего лишь красивая, но бесполезная безделушка.

Я хотел спросить, почему Источников не может оказаться несколько — но тут в зал вошёл мастер Гивс и мы вслед за ним спустились по длинной винтовой лестнице к пристани, где ожидал паровой катер, доставивший нас на остров…'

* * *

— Значит, эта штука и есть Источник? — спросил Казаков.

— Сам же всё видел… — Сергей сидел за столом,сгорбившись. Лицо его осунулось, посерело — он будто разом постарел лет на десять. — Сработало ведь, и в точности так, как говорил мастер Валу! Я чуть не обделался от страха, когда осознал, что он настоящий, не поддельный, как тот, в коллекции…

Переговаривались они почему-то шёпотом — хотя, казалось, кто мог слышать их в этом медвежьем углу, когда за стенами маячного домика только-только утихла пурга, и добираться из ближайшего населённого пункта придётся на гусеничном вездеходе — да и то не факт, что получится…

После того, как Серёга закончил рассказ о визите на маяк мастера Гивса, друзья вытащили загадочное устройство из-под брезента и водрузили на стол. Сергей при этом ухитрился уронить самовар — тот с жестяным дребезгом покатился по дощатому полу, рассыпая из горловины тлеющие угли. В иное время это наверняка подвигло бы Казакова на матерную отповедь с детальным анализом грязных сексуальных привычек косорукого напарника — но сейчас он, ни слова не говоря, затоптал угольки и обратил всё своё внимание на прибор.

Оба нависли над столом, как пара чёрных магов над горшком с варёными жабами. Казакова крупно трясло; он то и дело облизывал внезапно пересохшие губы и засовывал ладони под мышки, чтобы унять дрожь в пальцах. Сергей то протягивал пальцы к рычажкам, то отдёргивал, словно боясь прикоснуться к контактам под высоким напряжением. На скулах его играли желваки, на лбу выступили крупные капли пота. Он шёпотом повторил последовательность действий: «левый нижний рычажок, потом два справа, сначала верхний потом нижний, провернуть на три деления по часовой лимб и снова рычажки — правый, а потом левый средние…» Казаков ждал, ощущая холодные струйки, сбегающие вдоль спины. Так страшно ему не было никогда в жизни.

Наконец Сергей решился — защёлкал рычажками, провернул лимб, снова защёлкал. В недрах таинственного механизма что-то музыкально тренькнуло, и Казаков увидел, как линза-полусфера, утопленная в центре бронзового кольца, стала медленно выдвигаться вверх. Внутри неё родилась светящаяся точка, возникла — и стала расти, переливаясь всеми цветами спектра, пока не загорелась ровным белым свечением, от которого стало больно глазам. Пришлось зажмуриться, прикрыть лицо ладонью, поэтому Казаков не сразу заметил открывшиеся по углам бронзового корпуса отверстия, в которых вспыхнули один за другим разноцветные огоньки. Порождённые ими тонкие, словно от лазерных указок, лучики сперва упёрлись в потолок, потом стали смещаться, пока не скрестились на сияющей полусфере. Белое сияние запульсировало — и вдруг стало золотым. Золотым стали и лучи, мало того — весь прибор подсветился изнутри этим солнечным сиянием. Горели ниточки не замеченные ранее швов, обрамления лимбов, вспыхнули световыми колечками гнёзда рычажков и лимбов, даже отчеканенные на бронзе символы ожили, превратившись в огненные письмена…

Как Сергей осмелился сунуть руки в это волшебное свечение — Казаков не знал; осознавал только, что сам ни за что бы на это не решился. Снова серия щелчков, металлический звон, золотое сияние внезапно, без предупреждения, погасло, а вместе с ним погас и окружающий мир — словно из него единым духом высосали жизнь, свет, радость. Остались только сумрак в углах комнаты, ледяная чернота за окнами да тусклый, какой-то неживой свет углей из-за печной заслонки. Кора заползла под стол — хвост поджат, шерсть дыбом, из пасти вырываются невнятные звуки, то ли рыдание, то ли скулёж. Источник — теперь это было ясно обоим, — по-прежнему лежал на столе, недвижный, тёмный, и Казаков никак не мог собрать остатки сил, чтобы оторвать от него взгляд…

— И что же нам с ним делать? — выдавил он единственный, крутившийся в пустой, звенящей голове вопрос.

— Снимать штаны и бегать. — огрызнулся Сергей. — Не надо было в тот трюм лезть, вот что. Если ты ещё не понял — мы, наконец, получили своё Кольцо Всевластья. Кто бы ещё объяснил, где тот Ородруин, куда его бросать…

* * *

Из записок Сергея Баранцева

«…Нетрудно догадаться, чем я занялся сразу по прибытии в Зурбаган — разумеется, после недолгого свидания с Тави. Мысль о том, что непонятное устройство, которой мы с Петром выкопали на Острове Скелета, может оказаться не подделкой, а самым, что ни на есть оригиналом, вгоняла меня в оторопь. И сравнение с Кольцом Всевластья никоим образом не было тут преувеличением — ну, разве что, самую малость. Сами посудите: любой вменяемый человек, не отягощённый комплексом супегероя или, хуже того, попаданца-прогрессора, заполучив в руки гарантированное, стопроцентное средство уничтожить мир (ну, хорошо, не уничтожить, неузнаваемо в одночасье изменить — но так ли уж велика разница?) попросту не может не перепугаться до смерти. Особенно если упомянутое средство попало к нему вот так, случайно, практически без усилий с его стороны. И, конечно же, первой его мыслью будет: а, может, ошибка? Может, апокалиптический артефакт — всего лишь забавная безделка, место которой в какой-нибудь 'преудивительных и пречудесных кунштов камере», сиречь, собрании курьёзов? Убедить себя в этом не так уж сложно, однако человеческая натура такова, что червячок сомнения всё равно останется — и будет грызть, лишать покоя, изводить кошмарами по ночам, пока не превратится окончательно в навязчивую идею. И тогда вариантов два — либо спятить, либо махнуть рукой на возможный риск и окончательно прояснить для себя вопрос о подлинности упомянутого артефакта. Ну а дальше — будь что будет…