Маячный мастер

— Чего ждём? — заорал с кормы Сергей. Он уже вздёрнул на бизань треугольный парус, намотал шкот на утку и обеими руками держался за румпель. — Грот поднимай — от «Квадранта» отрываться нельзя, потом, на Фарватере нипочём не догоним!

Казаков кивнул и один за другим распустил узлы, удерживающие примотанный к гику парус. Вдвоём с Тирреем они разобрали снасти.

— И-и-и — взяли!

Гафель дрогнул, пополз по мачте вверх.

— Ещё — взяли!

Огромное полотнище дёрнулось, развернулось под напором ветра и оглушительно захлопало.

— И-и-и — ещё! Взяли!

Пятка гафеля доползла по мачте до положенного места. Тиррей крикнул «Готово!» — по-русски, отметил Казаков, выучил всё-таки, — и тремя заученными движениями намотал гардель на утку. Казаков выбрал дирик-фал, следя, чтобы парус приобрёл нужную округлость, закрепил ходовой конец — всё, порядок!

Он вытащил из нагрудного кармана очки, нацепил на нос — и увидел прорезающий серенькое карельское небо луч Истинного Маяка. Шхуна набрала ход, обогнула баркас-буй и теперь шла точно на Маяк — в галфвинд с сильным креном, чертя планширем по озёрной волне. Всё, посторонние мысли прочь — теперь только брызги в лицо, жёсткий, царапающий ладони гика-шкот, и рёв ветра, что гонит «Штральзунд» и его команду вслед за 'Квадрантом. Вперёд, к Фарватеру, на свет Истинного Маяка… в неизвестность.

— … Ход наугад, лот вперехват,

Без солнца в небесах.

Из тьмы во тьму, по одному,

Как Беринг — на парусах!.. — ревел Казаков. Так оно и было: ни единый луч солнца не смог бы пробиться через вихревые стены, смыкающиеся вверху с вогнутым сводом, образованным жгутами стремительно несущихся туч. Лот, правда, был здесь ни к чему — и под ногами, и справа, и слева, и в верху, за зыбкими границами Фарватера царил первозданный хаос, бездна — и только мелькает впереди корма «Квадранта», прорвавшаяся через многие завесы из мрака, следуя за остальными участниками Регаты…

…Путь будет прост лишь при свете звезд

Для опытных пловцов:

С норда на вест, где Западный Крест,

И курс на Близнецов…

Он так и не выяснил, что имел в виду Киплинг под западным Крестом, но сейчас это не имело ровно никакого значения — ни его, ни Близнецов, ни другие созвездия земного неба не было отсюда видно. Да и опыта им едва-едва хватало — конечно, Серёга не впервые ведёт «Штральзунд» по Фарватеру, но куда ему до Валуэра, который считает такие переходы сотнями, если не тысячами. И, тем не менее — дистанция до «Квадранта» не сокращается и не растёт, и когда придёт время — можно надеяться, что старый друг сделает всё, как надо.

— … Свет этих вех ясен для всех,

А браконьерам вдвойне

В пору, когда секачи ведут

Стадо среди камней.

В небо торос, брызги до звезд,

Черных китов плеск,

Котик ревет — сумерки рвет,

Кроет ледовый треск…-

Впервые Сергей перепел эти стихи под гитару ещё в конце восьмидесятых, когда они с Казаковым ходили в парусные походы вместе с московскими последователями крапивинской «Каравеллы». Там пели совсем другие песни — но и Киплинга приняли «на ура». Правда, длиннейшую балладу о трёх котиколовах' мало кто запомнил до конца, Серёга исполнял её в одиночку а вот другие — скажем, «Пыль от шагающих сапог…», «Наше море кормили мы тысячи лет…» или стихи из «римского» цикла — подпевали охотно. Позже в честь одной из браконьерских шхун назвали беломорскую дорку — и вот сейчас Казаков, как в старые времена, стоял на палубе «Штральзунда», и надсаживая связки, старался перекрыть рёв ветра:

— … Мчитураган, и снежный буран

Воет русской пургой —

Георгий Святой с одной стороны

И Павел Святой — с другой!– донеслось из кормового кокпита. Сергей услышал и подхватил эти важные для них обоих строки, и даже фитильщик Тиррей пытался вторить — невпопад, стараясь угадать слова на чужом языке. И неважно, что не было тут русской пурги, да и расстояние до Командорских островов измерялось не милями — парсеками, счётом параллельных вселенных… Маяками?

— … Так в шквалах плывет охотничий флот

Вдали от берегов,

Где браконьеры из года в год

Идут на опасный лов…

А вот с опасностью здесь всё в порядке. Ещё несколько минут, может, четверть часа, и с кормы идущего впереди «Квадранта» взлетит зелёная ракета — на рации здесь, на Фарватерах, надежды нет, — и придёт время браться за то, ради чего и затеяна эта авантюра. «Штральзунд» и бригантина сблизятся, сошвартуются бортами — и, повинуясь поворотам рулей, пойдут на сближение с вихревой стеной И когда до неё останутся считанные метры…

Ш-ширх — в-виу!

Пронзительный свист прорвался сквозь завывания ветра. Сигнальная ракета взмыла вверх и канула в облачном своде тоннеля.

— Пора! — заорал Сергей, и налёг на румпель.

Ш-ширх — в-виу!

Ещё один комок зелёного пламени, взлетев с кормы бригантины, растаял в пелене, клубящейся над верхушками мачт. Казаков почувствовал ледяную струйку, сбегающую вдоль позвоночника — и вместо строф Киплинга зашептал неожиданно для себя «Отче наш», слова которой он давным-давно, во времена их общего с Серёгой увлечения средневековой историей, выучил на латыни.

Всё. Время вышло. Теперь — только молиться.

— Пошёл! — крикнул Валуэр. Матрос оттолкнулся изо всех сил и прыгнул, и в этот момент очередная волна поддала «Штральзунд» в корму. Шхуна мотнулась, ног, нога соскользнула с планширя; матрос взмахнул рукой в попытке вцепиться с вантину, промахнулся — и если бы не Казаков, поймавший его за рукав, канул бы в двухметровой щели между бортами. Ещё одна волна, ещё один толчок — вторая нога незадачливого прыгуна сорвалась с борта, и он повис на своём спасителе, исхитрившись другой рукой ухватиться за леер. Казаков с трудом удержал равновесие, но руки не выпустил; подскочивший боцман' вцепился бедняге в воротник и что было сил рванул на себя. Ткань затрещала, но воротник выдержал, и все трое повалились на палубу, изрыгая чёрную брань на русском и зурбаганском, и ещё каком-то неизвестном Казакову языках.

— Растяпа! — прокомментировал Валуэр и повернулся к другому матросу. — Теперь ты — и, смотри, за трос держись, когда будешь прыгать!

— Лучше вы, мастер Валу! — заспорил матрос. — Я потом, после!..

— А-атствавить трёп! — гневно проревел Валуэр. — А ну пошёл, салажня худая, или зубы жмут? Так я это вмиг поправлю!

Из пятерых членов команды «Квадранта» на «Штральзунд» перебрались уже трое. Один, неудачно приземлившись, потерял равновесие и приложился лбом об угол рубки — сейчас Тиррей рукавом, оторванным от оранжевой рубашки, перетягивал ему окровавленную голову.

Волны накатывали с кормы одна за одной с регулярностью метронома — вернее сказать, тарана, бьющего в ворота осаждённой крепости. Попытки накрепко сошвартовать суда закончились тем, что квадрантовский боцман едва не сломал руку, зажатую между бортами. В итоге попытки пришлось оставить; с «Штральзунда» на «Квадрант» перекинули трос, и теперь члены его команды по одному перепрыгивали на шхуну.

— Прыгайте, мастер Валу! — крикнул Сергей. Он обеими руками вцепился в румпель и, налегая на него всем телом, удерживал суда от столкновения в вихревой стеной, до которой от борта «Квадранта» оставалось всего метров десять. — Прыгайте скорее, поздно будет!