Майя
Шрифт:
– Я, знаете ли, не удержался, уж больно вкусно пахнет- объяснял Панасюк- Марк Александрович разрешил мне начать кушать с лёгкого супа, да беда в том, что приготовить его мне некому.
Его голодные глаза были дополнением к уже сказанному и Майя, улыбнувшись, пригласила его к столу.
«Вам повезло, именно такой суп мы с Зиной приготовили для её больной мамы, тёти Риты, но вы не волнуйтесь, его хватит на двоих»- отвечала Панасюку Майя, наливая полную тарелку. Поев и поблагодарив молодых барышень, неожиданный гость, довольный собой, ушёл восвояси. Девочки, вслед за ним, поспешили в больницу к Рите.
В какой-то из дней, Ида Соломоновна, сев на трамвай, поехала проведать свою старую подругу Розу, проживающую на Галицкой площади, в районе Еврейского базара. Марка Александровича срочно вызвали в больницу и он, похоже, застрял там надолго. К Эмме Наумовне приходили
Связанная дочерью жилетка пришлась Марку Александровичу по вкусу и он собрался в ней идти на работу. Это было высшей похвалой для Майи. Заключив дочь в объятия со словами:
»Ты моя рукодельница.» - Марк взволнованно добавил :
»Боже мой, доченька, ты же вся горишь.»
Тут над Майей раскудахтались все. Уложив дочь в постель, и, поставив градусник, Марк заглянул ей в горло и уже знал диагноз- ангина. У Майи поднялась температура до 40. Эмма побежала в аптеку за йодом и настойкой календулы. Бабушка пичкала внучку чаем с малиновым вареньем, чередуя его с молоком с маслом и содой, уговаривала Майю выпить чашечку бульона. Но у девочки болела голова, всё тело, поясница, её тошнило об одном упоминании о пище и больно было глотать. Она то бредила, то забывалась в беспокойном сне. Взрослые по очереди дежурили у её кровати, меняя влажные компрессы на лбу. Наконец к четвёртому дню температура стала падать. Белые гнойные точки созревших фолликул Марк Александрович прижигал йодом, следил, чтобы дочь полоскала горло раствором календулы. Вскоре, общими усилиями и заботой Майя пошла на поправку. Она читала, вязала себе кофточку, но, устав, вновь смежила веки.
Резкий порыв ветра с громким стуком раскрыл створки полуоткрытого окна, разбудив спящую. Тюлевая занавеска под сильным напором, поднималась до потолка, развеваясь, как огромный белый парус. Сдутые со шкафа, давно высохшие, раскрашенные Майей альбомные форматы, летали по комнате медленно опускаясь на пол. Прибежавший на шум Марк бросился закрывать окно. Подобрав упавшие листы, он присел на кровать дочери:
«Как ты, солнышко?»
– Хорошо. Папа, тебе нравятся мои зарисовки?
Любивший и понимавший в живописи Марк, посмотрев на картинки Майи, нежно ей улыбнулся:
«Они похожи на первые пробы школяра, хотя очень искренние. Если ты хочешь этим заняться, ты должна понимать, что изучение разных техник рисунка, светотени, процесс смешивания красок для получения нужного тона вместе с желанием рисовать, требует к себе серьёзного отношения и огромной усидчивости, как впрочем обучение любой профессии. Надеюсь, что изучать живопись ты будешь на досуге, а основной специальностью выберешь врачебное дело и продолжишь семейную династию Молтарновских, но если тебе моя мечта не по душе и ты хочешь заняться, чем-нибудь другим, право выбора своей дороги в жизни за тобой, я поддержу любое твоё решение, лишь бы ты, доченька, была счастлива.»
– Я подумаю, папа.
– Спокойной ночи, дорогая.
– Спокойной ночи.
Майя прекрасно понимала, что до великолепия акварелей Брюллова её детским работам очень далеко. Она обожала своего отца, за деликатность, разделяла его точку зрения об ответственности в выборе пути и гордилась его доверием к ней. Стоя на раздорожье, Майя пока не знала по какой дороге идти. Ей нравились многие вещи: то она представляла себя портнихой – модельером, придумавшей новые, красивые и удобные фасоны платьев, юбок и блузок и обшивающей ими всех своих родных и знакомых; то учительницей в школе, а вот Майя учёная -биохимик, разрабатывающая лекарство от рака, иногда, она видела себя врачом, как папа, но тут же вспоминала случай двухлетней давности, когда придя на работу к отцу, разыскивая его, случайно заглянула в операционную, где нянечка убирала отрезанную руку и груду окровавленных тампонов, как от увиденного и от стойкого запаха крови, грохнулась в обморок. Она была полна сомнений, мешавших ей определиться.
А за окном продолжала бушевать майская гроза. Плывущие по пасмурному своду свинцовые, гонимые ветром облака, сталкиваясь друг с другом, искрили молниями. Их яркие зарницы, частя одна за другой, освещали затемнённое лицо поднебесья, раскаты грома извещали о мчавшейся огненной колеснице разгневанного Бога, поливающего город дождём. Потоки воды, лились по окнам, обмывали стены зданий, превращали улицы в бурные реки, стекающие с холмов в Днепр. Промчавшись, колесница скрылась из виду, с её исчезновением утихли и небесные страсти. Остался моросить лишь тихий дождик. Под его монотонный стук по крыше Майя снова задремала.
Глава 4 Неожиданный визит.
Стояли тёплые дни и прогретый солнцем сад буйно распустился. В старом скворечнике, на растущем у сарая клёне, поселилась пара дроздов и шумно копошилась вокруг только - что вылупившихся птенцов. Вид цветущих яблонь и вишен завораживал взгляд. Разносившееся благоухание притягивало семейства пчёл и они, жужа от усердия, трудились над добычей нектара. Майя, срезав несколько веток душистой сирени, сложила из них букет и поставила его в большой вазе на столе в столовой. В один миг, запах сирени распространился по всему дому. Залюбовавшись, невзначай, столь красочной композицией, она подумала:« Вот бы нарисовать такую прелесть, но сегодня вряд ли получится.»- и ,поднявшись к себе в комнату, зарылась в учебниках, нагоняя пропущенный из-за болезни материал.
Зычный голос бабушки: »Маечка, к тебе пришли», вынудил её спуститься.
«В гостинной тебя ожидает очень импозантный молодой человек»-лукаво улыбаясь, объявила ей Ида.
Майя, не на шутку переполошившись, стала поправлять платье, тщательно приглаживать торчавшие в разные стороны непокорные волосы и, наконец, решилась открыть дверь. К её большому удивлению, в гостинной сидел Илья Розенталь, шестнадцатилетний красавец из параллельного класса и предмет воздыхания большей половины девчонок старших классов. Он был хорошо сложён, чёрная копна волос сочеталась с такими же чёрными, огромными, почти цыганскими глазами, а длине его ресниц могли позавидовать все представительницы женского пола, пробившийся тёмный пушок над верхней губой, придавал его миловидному лицу мужественности. Их первое общение произошло случайно, месяц тому назад, когда выйдя с общего комсомольского собрания школы, Майя обнаружила, что забыла дома зонт и пережидала пустившийся сильный дождь, стоя на крыльце. Подобное случилось и с Ильёй. Как-то, непроизвольно, они разговорились о школьных новостях, о друзьях, о книгах и увлечённо обсуждая тему за темой, потеряли счёт времени. Заметив, что дождь давно прошёл, оба смутились и, попрощавшись, разбежались по домам.
Оробевшая Майя, стоя перед гостем, стеснялась своего старого домашнего платья, своих рыжеватых непослушных кудрей и просто не знала, что делать. Илья, заметив её растерянность, заговорил первым:
– Твой адрес мне дала Манечка Гроссман. От неё я узнал, что ты болела, вот почему я не видел тебя в школе.
– Да, всё хорошо, я вернулась к занятиям.
– В воскресенье мы собираемся у школы разбить парк. Ты придёшь сажать деревья? Маня и Зина тоже будут.
– Ну, если все будут, я тоже приду.- улыбнулась Майя.
– Помнишь, ты рассказывала о книгах на «идиш», можно посмотреть?
– Да, пойдём, они в кабинете папы. У нас неплохая подборка. Эту библиотеку собирал мой покойный дедушка, папин отец.
– Вот это да, какие замечательные книги! « Мальчик Мотл», «Миллионы» - Шолом Алейхема; « У чужого подвенечного платья», « Пост» - Ицхока-Лейбуша Переца; « Волшебный перстень « - Менделе Мойхер – Сфорима; а вот и « Зямка Копач- Хлопчик» - М. Даниэля; «Степень зовёт»- Ноте Лурье; « У Днепра « - Давида Бергельсона и роман Элияу Бахура « Книга Бовы». Вся программа средней еврейской школы.