Мазохистка
Шрифт:
– А что же тогда? – Суперби прошел к моей половине кровати и сел, я, на всякий случай, поспешила отодвинуться подальше. – Злоба? Раздражение? Бешенство? – перебирала я в голове все подходящие синонимы.
– Все вместе, – кивнул Скуало. – И нечто, что сильнее этого. Иначе я бы давно тебя убил.
– Вожделение? – ядовито бросила я.
– Идиотка! – Он схватил меня за руку и прижал мою ладонь к своей горячей груди. Его сердце учащенно и громко билось, я взглянула ему в глаза. – И так каждый раз. Это отвратительно! Это… мешает мне работать. Это…
– Я знаю, – выдохнула я. «Так он…»
– Как это убрать? –
– Если бы я знала… – вздохнула я, отворачиваясь. Он все еще прижимал мою ладонь к себе.
– И как же это называется? В твоем дурацком словаре эмоций есть подходящее слово? – Я молчала. Выходит, причина его постоянного раздражения не во мне, а в том, что он по отношению ко мне чувствует. «И ему это не нравится. Ему это мешает. Отвлекает. Бесит. Он ненавидит это чувство. И даже не знает, что это такое».
– Может, у тебя аритмия, – пожала я плечами. – Сходи к доктору. Проблемы со здоровьем – это опасно. – Скуало, как обычно, придавил меня к кровати.
– Не шути со мной, женщина! Выкладывай, что это за хрень такая? – Глаза его горели от нетерпения и злости.
– Спроси у кого-нибудь другого. Я тебе ничем помочь не могу, – ответила я. Скуало еще минуту гневно смотрел на меня, но, наконец, отпустил и лег на свою половину, снова повернувшись ко мне спиной.
Всю ночь я думала о сложившейся ситуации и не знала, что мне дальше делать. Пару раз я срывалась и начинала плакать в подушку от обиды. “Как я хотела, чтобы он что-то чувствовал ко мне! Но у меня же вечно все, не как у людей”. Под утро я поняла, что дальше так продолжаться не может.
Сославшись на недомогание, я не пошла на тренировку – тем более, чувствовала я себя, все еще, действительно, неважно. Дождавшись, когда Скуало выйдет, я направилась в комнату к Луссурии. Постучав в дверь и услышав привычное «открыто», я зашла внутрь.
– Дорогуша, давненько тебя не было видно! Где ты пропадала эти два дня? – Всплеснул руками Лусс и тут же перешел к «делу» : – Я все знаю про тебя и капитана! Босс был просто вне себя от ярости и застрелил двух подчиненных, – я вздрогнула, – но это ничего. Я очень рад, что ваши отношения со Скуало, наконец, сдвинулись с мертвой точки и…
– Лусс, помоги мне сбежать из замка.
====== Часть двадцать вторая. ======
– Лусс, помоги мне сбежать из замка, – прервала я радостное вещание парня.
Лицо его вытянулось, и он взглянул на меня поверх темных стекол очков, будто проверяя – я это или нет. Мое каменное выражение лица сказало само за себя, и Луссурия, поняв, что я не шучу, тяжело вздохнул.
– Может, хотя бы расскажешь, в чем дело, для начала? Может быть, все не так страшно, я тебе дам совет и…
– Нет, Лусс, дальше так продолжаться не может! – четко сказала я, прочистив все еще саднящее от боли горло. Я перевела взгляд на зеркало на стене, и Луссурия увидел мою покрасневшую левую щеку. Он вскочил с дивана и подбежал ко мне:
– О, Мадонна! Это он с тобой сделал? – Я молча кивнула. – Тиран! За что он так с тобой?
– Я всего лишь поблагодарила его за принесенное лекарство, – немного слукавила я, опустив мой язвительный тон и вопрос про выгоду. Луссурия мигнул.
– Ничего не понимаю! У вас какие-то мексиканские страсти!
– Если бы только страсти… По-моему, там одна агрессия, – я снова умолчала о причине этой агрессии, чтобы
склонить парня на свою сторону, так как я твердо решила уйти. Он посмотрел на меня с грустью в глазах, не зная, что сказать.– Может, все-таки, передумаешь? Надо немного потерпеть, ты же знаешь, каким было его детство и…
– Я знаю, Лусс! Но я устала. Сколько можно? Я все пытаюсь… и все без толку… – я почувствовала, как горлу подступает комок, а в глазах начинает щипать. Я решилась выставить главный козырь: – Я призналась ему в любви, Луссурия, – я опустила голову.
– Реночка, неужели?! Какие страсти! А он что?
– А что он? Он ничего. Не думаю, что он вообще способен… – я осеклась, вспомнив вчерашний вечер. Его громкое сердцебиение и… страх в глазах? Да, он боится того, что с ним происходит. Мне вдруг захотелось пойти к Скуало, обнять, прижать к себе и, гладя по голове, успокоить. Сказать, что все хорошо и что это нормально, что я всегда буду рядом и… «Нет», – отчетливо раздалось в моей голове.
– Ты уверена, что хочешь уйти от нас? А как же я, как же Бельфегор? Он ведь с ума от горя сойдет. Мы так к тебе привязались, – он взял меня за плечо. В груди заныло – я тоже очень сильно к ним привязалась, впервые у меня появилось ощущение семьи. Пусть странной, чудаковатой, мафиозной, но, все же, семьи. Я вспомнила брата, родителей, лица которых почти стерлись из моей памяти, и почувствовала, что слезы все же вырвались на свободу.
– Прости, Лусс, я тоже очень тепло к вам отношусь, но…
– Тебе нужен он или ничего, я понял, – парень опустил голову. – Я не вправе тебя задерживать, но… вдруг ты в нем ошибаешься?
– Нет. Ему будет лучше без меня. Я ему только мешаю. Он снова сказал, что от меня одни проблемы.
– Экая скотина! – не выдержал Луссурия. Я улыбнулась и обняла его. – Даже не знаю, как тебе все это устроить. – Он погладил меня по спине. – Занзас сейчас не ожидает от тебя такого, но охрана все равно не дремлет. Нужен хороший стратег…
– Бел! – вспомнила я рассказы Лусса о прекрасной тактической способности Бельфегора.
– Реночка, ты, в самом деле, думаешь, что наш Бел добровольно отпустит тебя отсюда? – Он отстранился и заглянул мне в глаза.
– А если я пообещаю навещать его? Вас, – поправилась я. – Мы можем видеться…
– Дорогая, куда ты вообще собираешься идти? – Об этом-то я как раз не подумала. – К тому же, не забывай о том, что тебя все еще разыскивают люди из альянса революционеров. Не глупи и оставайся, можешь жить у меня или Бельфегора. Или… думаю, босс все еще ждет твоего переезда, если ты не боишься…
– Луссурия, ты неисправим! – Я в шутку стукнула его по плечу. – Если я здесь останусь, то все равно буду видеть его и, в конце концов, сдамся.
– Значит, ты все уже решила?
– Да. Ты мне поможешь?
– Что ж, мне грустно тебя отпускать, но раз ты так просишь…
– Спасибо, – я еще раз его обняла. – Пойду, соберу вещи и поговорю с Белом.
Я вышла из комнаты с двояким ощущением – с одной стороны это было облегчение от того, что Луссурия мне поможет, с другой – ноющее чувство в груди, какая-то безнадежная тоска. Я попыталась отогнать грустные мысли и направилась к принцу. Бельфегор открыл мне дверь, на лице его не появилось обыкновенной улыбки, и вообще, он выглядел довольно мрачно. Ни слова не сказав, он впустил меня и закрыл за мной.