Мчс для разбитых сердец

В обнимку с котом провалилась в сон.

Утро встретило головной болью и мокрой подушкой, наверное, во сне плакала, но что снилось совсем не помню.

— А не плохо это мы поспали, а Фей? Сутки почти. Ох, черт! — вскочила с кровати побежала в коридор в поисках телефона.

К счастью мне звонила лишь Элеонора Михайловна. Точно, я же занятия пропускаю. А еще конкурс. Придется сегодня поехать с утра поговорить с ней. Я уже могу ее обрадовать тем, что идея есть и модель тоже. Надо взять эскиз показать ей.

— Вот. Поэтому, Элеонора Михайловна, мое обучение опять откладывается на неопределенный срок, — пока все рассказала устала.

— Эскиз покажи, — ее сдержанность помогала мне держать себя в руках, не опускаясь до соплей и слез. В самом деле, чем они помогут? — Идея мне нравится. Но, Тасенька, уход в академку — это неправильно.

— Но почему? Врач же сказал…

— Я помню, что он сказал. Но у меня к тебе вопрос, чем лично ты поможешь своему жениху?

— Эм, не знаю… буду рядом. О, я же курсы массажа окончила, буду ему делать! — как я могла о них забыть-то. Поговорю с врачом и помогу любимому.

— Сомневаюсь, что тебе это позволят делать. Но, даже, если предположить такой вариант, это не будет у тебя занимать столько времени. Ты спокойно сможешь совмещать и учебу, и помощь жениху.

— Но…

— Тася, ты уже взрослая и должна понимать, что травма жениха — это не шутки. Ему нужна квалифицированная помощь, которую ты дать не можешь. Прости, что говорю так грубо, но лучше это сделаю я, чем другие. Твой Тимофей сильный мужчина и он себе не простит тебя прикованной к его кровати. Так, что моя дорогая, подбирай сопли и работай над конкурсной картиной и над эссе за пропущенные занятия.

— Элеонора Михайловна.

— Нет, Тасенька, второй раз терять время я тебе не позволю. Сегодня, конечно, езжай в больницу, а завтра — на занятия и два эссе. Я лично проверю.

В больницу приехала не в самом радужном настроении. Пусть Элеонора Михайловна была во многом права. Но как она не понимает, что сейчас у меня нет сил на учебу и работу?

В коридоре к родителям и Евгению добавилось еще четыре мужчины, если я правильно понимаю, то это его коллеги. Окинув всех взглядом поздоровалась. На родителей было стыдно смотреть. Вчерашние эмоции улеглись, зря я так нагрубила, можно было и мягче сказать.

— Таисия, — Иван Петрович выглядел так же, как и я, растеряно. — Прости, я вчера наговорил лишнего. Был не прав. Перенервничал. Я очень рад, что ты здесь.

— И вы меня простите, — робко улыбнулась и осмелилась посмотреть ему в глаза. В них не было вчерашнего холода, лишь тепло и усталость.

— Вот и славно. Сейчас доктора дождемся и, надеюсь, увидим Тимофея.

Ожидание затягивалось, впрочем, доктор точного времени и не назначал. Все молчали и старались друг на друга не смотреть. Только Иван Петрович что-то шептал жене на ухо, наверное, успокаивал, выглядела она не очень. Мне даже хотелось у пробегающих медсестер успокоительного попросить, но не решилась.

Из палаты Тимофея вышел доктор.

— Доктор, скажите, а Тимофей уже знает? — Надежда Егоровна озвучила и мои мысли.

— Конечно, он же не чувствует ног. Я не стал ему врать и сказал тоже, что и вам вчера, — окинул нас внимательным взглядом. — Всей толпой к нему идти не надо, сначала родители, потом невеста, а потом друзья.

Вновь ожидание. Господи, но сколько можно-то? Я так хочу к нему, сказать, что люблю и буду рядом, чтобы ни случилось. Вместе мы обязательно со всем справимся. Иначе и быть не может.

В конце концов дверь открылась, и я увидела Надежду Егоровну еще более бледной, а Иван Петрович сжал губы в одну линию и смотрел так, словно вся жизнь рухнула в один момент.

Взяв себя в руки прошмыгнула в не успевшую закрыться дверь. Слова застряли в горле. И дело не в обстановке палаты и капельницы. И даже не в невероятной бледности любимого. Тимофей лежал на боку с пугающей решимостью в глазах.

Сердце ухнуло в пятки. С таким выражением к смертной казни приговаривать, а не любимую встречать.

— Привет. Ты здорово нас напугал, — медленно прошла вперед села на стул.

— Я теперь инвалид, — его голос звучал глухо с надрывом.

— Не говори так, — погладила его руку. Мне было страшно к нему прикасаться, потому что боюсь причинить боль. — Ты обязательно встанешь на ноги. Я в интернете читала…

— Тася, какой интернет?! Я ног не чувствую! — рука начала движение к волосам, чтобы взъерошить их, но вспомнив о капельнице вернул ее обратно сжав руку в кулак. — Даже врач не дает гарантии!

— Не правда! — подскочила на ноги. — Тридцать процентов это больше, чем ничего!

Как же он не поймет, что надо бороться? Почему не хочет верить в хорошее? За десять лет работы он же стольких спас, почему же сейчас пасует?

— Тася, я не встану на ноги… да и не зачем теперь.

Видеть таким, всегда сильного и активного мужчину, было больно. Работа в МЧС из лекарства превратилась в потребность, которой болезнь лишила. Но как же мы?

— Что? Тим, о чем ты говоришь? У нас свадьба в ноябре… — из последних сил сдерживала слезы.

— Тася, никакой свадьбы не будет. Я тебя отпускаю, — закрыл глаза, и если бы мог, уверена отвернулся бы.

— Тим, я люблю тебя! — упала на колени перед кроватью не в силах больше держать слезы. Взяла в руки его лицо, упрямо сжатые губы, острые скулы и морщинка между бровей. — Посмотри на меня. Зачем ты это говоришь?

— Оказывается, чтобы услышать о твоей любви мне надо было стать инвалидом, — боль и тоска смешались в его глазах, горькая улыбка тронула губы. Покачал головой. — Уходи Тася.

— Нет, я тебя не брошу! Мне все равно будешь ты ходить или нет!

— А мне нет! Мне не все равно! И жалость твоя мне не нужна! — от резкого движения его тело дернулось и застонав спрятал лицо в подушке.

— Но…

— Девушка, да что ж вы делаете?! — я не заметила, когда он успел вызвать медсестру. Девушка быстро искала нужное на тумбочке, заставленной лекарствами. — Больному нервничать нельзя, а вы!

— Тася уходи! — я стояла оглушенная, не в силах пошевелиться. Медсестра, поняв, что меня видеть не желают, крепко взяла за локоть и вывела в коридор.