Меч князя Буй-тура

Не оставили Всеволодовичи в Чернигове и вдовой княгини-матушки, любезной Марии Петриловны, так желавшей дожить свой век в полюбившемся ей граде, рядом с гробницей любимого супруга. Отправили вместе с челядью и верной ключницей Меланьей вслед за Олегом Святославичем в Новгород-Северский. Нечего, мол, под ногами путаться… колдовскими очами из-под плата сверкать.

Матушка, прибыв в Новоград, тут же открыто стала проклинать епископа Антония за его непотребство, клятвопреступление и черную измену. Челядь, слыша это, пряталась, как тараканы, по углам и закоулочкам — подальше от такого окаянства и греха. Зато ключница Меланья, имя которой означало «молния» или «Перунова стрела», всегда была рядом с ней и помогала как в словесных проклятиях, так и в тайной ворожбе по изводу Антония с белого света.

— Жива не буду, а епископа со свету сживу, — бранилась в сердцах княгиня. — Ох, отольются кровью ему вдовьи слезы! Отольются! Познает, пес блудливый, пес шелудивый, почем ныне берковец лиха.

— И то, княгинюшка, и то… — поддакивала ей Меланья. — Отольются, еще как отольются… Попомнит…

Неизвестно, как и что кудесничила да волхвовала княгиня со своей верной ключницей, закрывшись вдвоем в небольшой светелке, к каким духам да богам взывали, но вскоре из Чернигова поступили вести о болезни Антония. Говорили, что зело маялся святитель животом.

— Это ему за черную измену расплата, — не скрывала радости княгиня, как и большинство русских женок-христианок, еще не позабывших о своих языческих корнях, искренне верившая в силу колдовских наговоров, чар и заклинаний.

— Надо думать, переел святитель, — был более сдержан в оценке случившегося со святителем черниговским Олег Святославич. — Известный чревоугодник.

Не забывала княгиня при всяком случае укорять и самого князя Олега за мягкотелость и боязнь кровопролития, приведших, по ее разумению, к лишению столь важного стола. Не по злостности характера, а из-за материнских чувств и любви к детям своим. В таких случаях Олег мрачнел, злился и старался как можно быстрее удалиться подальше от разгневанной вдовы. Ему и без ее упреков горести хватало: его супружница Елена, простудившись в том злосчастном походе из Курска до Чернигова да полоне у Всеволодовичей, приболев изрядно, раньше сроку разрешилась бременем, родив мертвого ребеночка. Едва саму бабки-повитухи да травницы уберегли… Как тут не печалиться.

На вдовую княгиню Олег, хотя и серчал, но виду не показывал, а с братьями своими и сестрами был добр. Марию через год после смерти батюшки, как и было договорено ранее, выдал замуж за Ярополка Изяславича Луцкого, славного потомка Владимира Мономаха. И хотя Ярополк Изяславич был немолод, да и женился на Марии уже вторым браком, Мария шла замуж с радостью: много добрых слов было слышно об этом князе.

Не оставил Олег вниманием и меньших братьев. Игорю выделил в удел Путивль со всем присудом тамошним и всей волостью. Не обидел и его, Всеволода, дав вначале ближний Трубчевск, а затем, по просьбе матушки, еще и Курск — бывший свой удел.

— Володей, братец, — напутствовал по-отечески строго, — володей разумно: не потакай сильным да родовитым — им и так Богом дано многое, не обижай слабых да ущербных — они и так уже обижены судьбой. Твори суд праведно — и будешь любим курчанами. Сами же курчане — калачи тертые, на семи водах замешаны, на семи огнях обожжены, на семи ветрах стужены. Ратному делу приучены если не с рождения, то с отроческих лет — уж точно: Поле Половецкое-то рядом… Знают, с какой стороны у кобылы голова, а с какой хвост, с какого конца за меч взяться и как стрелу лучше изострить. Охулки на руку не возьмут: и за себя постоят, и честь князя не уронят.

А чтобы разумней «володелось» да правилось, дал воеводу курского Любомира в дядьки-пестуны.

— За ним — как за каменной стеной. Плохому не научит, от дурного убережет.

Предупредил и воеводу, чтобы следил за «младнем», лишней воли не давал да уму-разуму учил. Тот же наказ сделал и посаднику курскому. А еще предупредил обоих строго-настрого: «Животами своими за князя отвечаете».

Посадник Влас Мошна Всеволоду был незнаком — из курских бояр. Зато воевода Любомир был хорошо известен — в свои молодые годы побывал во многих государствах, знал язык ромеев и половцев, а потому, находясь в Чернигове, успел наряду с прочими учеными монахами поучить грамоте и Игоря, и Всеволода. А уж сколько поведал о других народах да и о старине самих русичей — того и сказитель Боян, живший во времена Святослава Ярославича и сыновей его, вряд ли смог бы поведать. Хотя сказы вещего Бояна, повторяемые слепыми гуслярами, всегда лепы.

Поговаривали даже, что Любомир когда-то имел духовный сан — отсюда его ученость да знания — да что-то не сложилось у него на духовном поприще… Вот и стал сначала воином, а затем и воеводой. Но можно ли тому верить — на Руси говорят, что «кур доят», а еще, что «комар бодает, а бык на дуде играет».

Не успел он, Всеволод, и год прокняжить в Курске да Трубчевске, как род их вновь постигли несчастья: во время родов умерла Олегова супруга Елена. На этот раз бабкам-повитухам удалось спасти новорожденного, мальчика, нареченного позже Святославом, в честь их батюшки, во святом же крещении — Борисом, но уберечь саму княгиню уже Бог не дал. Отошла, скорбная, в мир иной. Говорили — с улыбкой. Возможно, радовалась, болезненная, в свой последний миг, что подарила мужу сына-наследничка… Возможно, иное что было… Кто то утверждать возьмется?..

— Проклятье на ней, — судачили челядинцы тишком, смешивая в кучу быль и небыль. — Говорят, боярин Кучка, казненный Юрием Суздальским из-за жены своей, полюбовницы Юрия, перед смертью весь род князя проклял. Перепало, видать, и Елене Юрьевне…

Всеволоду доводилось слышать эти разговоры, но брату Олегу их не передавал. Зачем? Брату легче не станет, а на чужой роток не набросишь моток. Мот проще на шею набросить… Но не за бабий же треп, у которых язык, что чертово помело — впереди их короткого умишка бежит, из стороны в сторону мотается…

Следом за бедной Еленой Юрьевной покинула этот свет и матушка, Мария Петриловна. Покинула, не перенеся тугу-печаль по супругу своему Святославу Ольговичу, без которого весь мир ей стал не мил. Покинула, сгорая гневом за причиненную ей и ее роду обиду. Покинула, так и не дождавшись Божьего наказания святителю Антонию, ежедневно проклинаемому ею. Случились сии прискорбные дела в лето 6674 от сотворения мира или в 1166 год по рождеству Христову.

Елену Юрьевну похоронили в Новограде Северском. А княгиню-матушку — в Чернигове, рядом с батюшкой. Всеволодовичи — и Святослав, и Ярослав, и их меньшой брат, вечно больной и хилый Владимир, далекий от княжеских дел и докук — тому не воспротивились. Наоборот, всячески хлопотали по поводу погребения и тризны, высказывали соболезнование. Возможно, тихонько радовались, что избавились, наконец, от столь могучего супротивника, всегда мечтавшего о возвращении черниговского стола своим детям. Шила-то в мешке не утаишь. Да и княгиня, царство ей Небесное, не скрывала того — открыто говорила, что желает видеть черниговский стол за детьми своими. Но Бог им судья…

Похоронив Елену, Олег долго не вдовствовал — в том же году, 29 дня июля месяца, венчан был с дочерью великого князя Ростислава Мстиславича — Агафьей Ростиславовной, ровесницей их сестре Марии.

– Видать, в бабку Христину пошла, — отметив светлый цвет волос, румянец лика и стройность стана новой супруги Олега, во время свадебного пиршества шепнул Игорь.

— А нам-то что? — уплетая изрядный кус жареного лебедя, отозвался тогда он, Всеволод, князь курский и трубчевский.

— Если в бабку не только ликом, но и плодовитостью, то сынов братцу много нарожает… — пригубив чару с пенником, вновь молвил Игорь, и в этот миг был похож на покойную матушку: такой же строгий да рассудительный.

— А пусть… Чем в нашем роду мужей станет больше, тем род будет крепче…

— Пусть-то пусть, да всем уделы надобны…

— У нас уже имеются, — беспечно отозвался Всеволод, искренне радуясь за старшего брата и не очень-то задумываясь о будущем.

А будущее не заставило себя ждать. Уже в следующем году во Вщиже умер Святослав Владимирович, единственный сын покойного Владимира Давыдовича Черниговского. И тут же из-за этого удела возникла рознь между Олегом и Всеволодовичами. Олег просил удел для Игоря, а Всеволодовичи уступать не желали.