Меч князя Буй-тура

Во время осмотра места происшествия применялась служебная собака-овчарка. Но разве мог курский Мухтар взять след после того, как на месте происшествия прошло стадо бизонов в лице «ответственных работников УВД города и области, после которых остались целые облака всевозможных запахов одеколонов?.. Конечно, не мог. Что и оставалось ему, бедному курскому Мухтару, так, выбежав вместе со своим вожатым-кинологом из помещения музея, отметить ближайшее дерево, что он с видимым облегчением и сделал. А потом только преданно глядел на своего старшего собрата умными и все понимающими глазами.

Словом, за два истекших дня продвинуться вперед в раскрытии преступления не удалось. Что удалось, так это уломать прокуратуру не затягивать с возбуждением уголовного дела. Дежурный следователь прокуратуры, очень недовольный, что его «побеспокоили» в выходной день — «разве нельзя было потерпеть до понедельника» — возбудил по материалам, собранным милицией, дело и дал поручение уголовному розыску на поиск «лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого». И, посчитав на этом свою роль исполненной полностью, укатил в родные пенаты, по-барски бросив: «В понедельник мой шеф кому-нибудь из наших следователей, возможно и мне, отпишет. Тогда и начнем взаимодействовать. А пока, извините. Сами занимайтесь. Поручение мною дано. Ищите».

Так что, куда ни кинь — сплошной клин.

Вынув из сейфа документы и разложив их перед собой на полированной поверхности стола, Реутов нажал кнопку оперативной связи с дежурной частью:

— Начальника розыска и всех оперов с центральной зоны ко мне! — Помедлив, дополнил: — И участковых этой зоны тоже… Да поживее!

Когда вызванные им сотрудники, оставив за дверьми кабинета разговоры, споры, шутки и прибаутки, так свойственные молодым представителям правоохранительных органов, а начальник уголовного розыска майор Ветров — крепкие словца, без которых он уже не мог обходиться, собрались и, присмирев, расселись у стола, Реутов, усмехнувшись и сверкнув сталью глаз, почти по-гоголевски произнес:

— Я пригласил вас, господа-товарищи, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие…

Что поделать, любил, любил Реутов блеснуть знанием отечественной классики.

— …К нам едет ревизор, — тут же подхватил с некоторой долей ерничества Ветров, когда остальные состроили кислые мины.

— Не ревизор, а ревизоры, кстати, тоже едут, — чуть поморщившись, что его перебили, продолжил начальник КМ. — Но дело пока что не в них, а в том, что уже идет третий день, а мы все не можем раскрыть разбой. Все топчемся и топчемся на месте, почти ни на йоту не продвинувшись вперед. Должен предупредить — нам никто не позволит это преступление оставить в категории висяков! А потому, уважаемые коллеги, готовьтесь работать дни и ночи, без отдыха и выходных. До тех пор, пока не раскроем. Какие будут соображения?

Соображения, конечно, были, только каждый из собравшихся в кабинете начальника КМ предпочитал держать их при себе, хорошо зная, что в милиции, как нигде в иных учреждениях, любая инициатива наказуема. Сотрудники хмурились, искоса посматривали на засиженный мухами портрет Феликса Дзержинского, висевший за спиной начальника КМ, несмотря на новые демократические веяния в стране, где прежним героям, в том числе революционерам, таким как Дзержинский, уже места не было, и помалкивали. Так что молчание стало ответом Реутову на его последнюю фразу.

— Хорошо, — выдержав паузу, усмехнулся Реутов, — я ценю вашу гипертрофированную скромность. А потому спрошу каждого персонально. И начнем, пожалуй, со старшего опера. Так, каковы ваши соображения, товарищ капитан?

Капитан милиции с тихой для милиционера фамилией Шорохов встал.

— Да ты сиди, сиди… — сделал соответствующий жест рукой Реутов. — Можно и сидя довести свои соображения, если они есть, конечно. Мы поймем… до маразма еще не дожили, — пошутил жестко, на грани цинизма. — Хотя с такой работой и нашими успехами вполне возможно…

— Я по-прежнему считаю, что надо отрабатывать связи сержанта Петрова, — вновь усаживаясь на глухо скрипнувший стул, поделился «своими соображениями» старший оперуполномоченный. — И не только служебные и родственные, что нам в какой-то мере удалось за выходные дни, но и личные, возможно, любовные…

— Ты прямо, как моя жена, — перебил старшего опера Реутов, — где бы что ни случилось с мужиком, сразу же говорит: «Ищите любовницу»…

— Вот-вот, — тут же вклинился начальник уголовного розыска, пользуясь тем, что он не только самый «старый», но и самый опытный «волкодав», — пришла, значит, любимая к нему за сексуальными утехами, а он, находясь на государственной службе, весь поиздержался, поистрепался и не смог предоставить этих утех. Очень уж сложная да напряженная у овошников служба, особенно у тех, которые музеи охраняют — сон, как в песне, «дни и ночи». Видимо, от пересыпа его собственный «ствол» в брюках заржавел, с предохранителя не снимался, чтобы встать на боевую изготовку. Тогда она ему говорит: А давай, любимый, твоим табельным стволом попробуем меня ублажить». Сержант то ли сдуру, то ли от большого ума расстегнул кобуру и подал ей ПМ, на, мол, любимая, занимайся, а я посмотрю, что получится… Она взяла ствол — и бац, то ли не туда сунула, то ли не так сунула — подстрелила любимого из-за большой любви к нему. А чтобы хоть как-то компенсировать крушение сексуальных надежд, прихватила с собой из музея металлома кило так на десять. Не впустую же ей бить ноги туда-сюда…

Начальник уголовного розыска, конечно, ерничал, цинично представляя версию преступления, но в чем-то он был прав: не должен нормальный сотрудник милиции передавать свое табельное оружие в чужие руки. Не должен… Но мало ли было случаев, когда передавали, когда, забыв об осторожности, балуясь с оружием, подстреливали себя или убивали товарищей. Взять хотя бы случай по третьему отделу милиции, когда один опер прострелил ногу другому. Или такой, который случился в опорном пункте милиции поселка резинщиков, когда участковый уполномоченный, балуясь, пристрелил насмерть внештатного сотрудника. Да мало ли еще…

— Ну, Сан Саныч, — сократив имя и отчество начальника ОУР, прервал поток сарказма Реутов, — прямо сочинитель любовно-криминальных романов. С такими данными тебе не жуликов и убийц ловить, а детективы писать. Загнул так, что любой писатель-детективщик тебе позавидует. Если тебя вовремя не остановить, то и Данила Корецкого, и Николая Леонова, и Иванова с Рубиным — авторов знаменитых «Ментов» с улиц разбитых фонарей — за пояс заткнешь. Но если серьезно, то вижу, имеешь иную версию…

— Имею, — тут же отозвался Ветров. — Думаю, что преступника надо искать не только и не столько среди любовниц сержанта, но и среди лиц, ранее судимых за разбои и грабежи, за насильственные действия в отношении сотрудников милиции и кражи артефактов. Еще та, знаете, категория… А еще и среди приверженцев различных исторических клубов и объединений, где холодное оружие и всякие атрибуты средневековья стали модны. Фаны таких клубов, особенно если подвергнуты мистике, как наркоманы, пойдут на что угодно, лишь бы завладеть древним оружием. Этому оружию, насмотревшись всяких фильмов, они приписывают, черт знает, какие магические свойства.

— Верно, фанаты на все способны, — вроде бы соглашаясь с ним, произнес Реутов. — Но как ты объяснишь проникновение фаната на объект? Как?!

— Возможно, знакомый… — неуверенно начал Сан Саныч. — Да мало ли как! — добавил запальчиво. — В жизни такие чудеса случаются, что ахнешь.

— Только чудес нам и не доставало, — усмехнулся со злой иронией Реутов. — Но, как вижу, и твой расклад ситуации, вопреки твоим же утверждениям, указывает на наличие круга знакомых. А потому, участковые проводят дополнительный поквартирный обход: может, по прошествии времени, кто-то что-то да вспомнит… работают с судимыми и по известным связям потерпевшего. Все, можете идти, — отпустил блюстителей общественного порядка.

Участковые уполномоченные, зашумев отодвигаемыми стульями, гуськом тронулись к выходу из кабинета. Проводив их взглядом до двери, пока та не захлопнулась за последним, Реутов продолжил:

— Опера же приналягут на версии Шорохова и твою, Сан Саныч. А чтобы эти версии как следует отработать, необходимо установить операторов связи, услугами которых пользовался Петров — как сотовых, так и его домашнего стационара… На всякий случай.

— Не забыть и музейный вахтенный телефон, с которого он тоже мог звонить, — вставил Сан Саныч. — Да и станции «Скорой помощи»: вдруг да пытался кто-то вызвать потерпевшему медиков.