Меч князя Буй-тура

Но стоит хотя бы одной гусенице, хотя бы одним своим траком, «нащупать» плотный грунт, какую-либо твердь, как начинается подвижка всей махины — и через минуту этому трактору или бронетранспортеру опять нет удержу. Пошел подминать под себя километры пространства, да и агрегаты, прицепленные к нему, потащил. Вот так и с милицейской машиной: буксовала-буксовала, но раз — и ухватилась за «прочный грунт», и пошло дело!

В этот же самый понедельник, после планерки у редактора, едва войдя в служебную комнатку-пенал, даже не опустив свой зад в кресло-вертушку, Санечка, поигрывая глазами-бесенятами, не спросила, а как станковый пулемет «Максим» выдала целую очередь вопросов:

— И как поездка в музей?.. Много ли чего нарыл-накопал?.. Будет ли журналистское расследование?.. Или только небольшая заметка?.. Может, совсем ничего не клеится?..

Был первый день недели. Работать Санечке, после успешно проведенных выходных, с пользой для тела и дела, явно не хотелось.

От работы, как давно на Святой Руси известно, лошади дохнут, тем паче по понедельникам. Не зря же во время плановой экономики такими продвинутыми, как Санечка, был придуман девиз: «Пусть работает Иван — он выполняет план, а Светлана проживет и без плана».

Теперь же была рыночная экономика, планы отсутствовали, но работать все так же не хотелось. Впрочем, время как-то убить было надо, вот она и выдала очередь вопросов.

— Ну, накопал, не накопал… — довольно неопределенно пожал плечами Тимур, — а кое-что все же накропал. И фотки есть. Думаю, что со временем на приличную статью вполне хватит. Пока же небольшой заметкой в ближайшем номере отметимся…

— Ага, — перебила коллега, не дослушав, — понятно: «если долго мучиться, то что-нибудь получится!»

— Возможно, что и так, — не обиделся Любимов.

— Кстати, — встрепенулась Санечка, по-видимому, вспомнив, что это именно она «навела» криминального хроникера на нужный след, — скажи, что хоть там похитили. Или на криминальном жаргоне — сперли, слямзили, сбондили, свели, стащили, сдули, свистнули, спионерили, скоммуниздили…

— …А еще экспроприировали, приватизировали, увели, утащили, приделали ноги и так далее и тому подобное, — засмеялся Любимов. — Но похитили там как раз меч князя Всеволода Святославича, с легкой руки неизвестного автора «Слова» получившего «погоняло» Буй-тура. Помнишь ли такого?

— Помню ли я Буй-тура? Помню — не дура, — срифмовала ответ Санечка, колыхнув для убедительности бюстом, почти как звезда эстрады и шоу-бизнеса красотка Семинович. Вообще, если Санечке вдруг не хватало слов или аргументов, в дело вступал ее пышный бюст, возможно, одна из главнейших частей ее сущности. — И всё что ли?

— Нет, не все. Похитили по мелочи многое, причем из экспонатов Трубчевского музея. Склярик, ведущий специалист музея и научный работник, шепнул по секрету — ущерб будет в кругленькую сумму… Бедный Склярик! Как он переживает случившееся!..

— Неужели?

— Да.

— Ну и глупо… Нервные клетки, как известно, не восстанавливаются…

— Говорит, что хищение из музея — это такой позор, словно и его, и коллектив музейщиков, и весь город в дерьмо макнули, толстым слоем вонючей грязи обмазали, которую нелегко отмыть будет, — пропустил мимо ушей реплику Санечки Любимов.

— Он бы еще сказал, что «ворота дегтем, как у гулящей девки» обмазали, — блеснув остроумием, ехидно добавила шустрая обозревательница молодежной политики, откровенно насмехаясь над допотопными, если не пещерными, «совковыми» переживаниями сотрудника музея.

— Но главное даже не в самом хищении… — продолжил рассказ Любимов, не отреагировав и на этот выпад коллеги.

— А в чем? — Мазнула собеседника ленивым взглядом Санечка, кукольно хлопнув удлиненными тушью фирмы «Эйвон» ресницами.

— А в том, что при этом там подстрелили сотрудника вневедомственной охраны, — понижая, словно опытный заговорщик, голос, сообщил Тимур коллеге важную подробность криминального происшествия. — Лежит бедный мент в реанимации. Так-то… Вот и выходит, что это не заурядная кража, а, на мой взгляд, дерзкий, спланированный заранее разбой. Совсем другая история, совсем другой коленкор, совсем другая статья. И, естественно, совсем другая реакция общественности и правоохранительных органов, — со знанием знатока уголовного кодекса и уголовно-процессуальных реалий, съевшего не один пуд соли на этом деле, сыпанув скороговоркой, подвел итог Любимов.

— И в какое же место его ранили? — с прежней ленцой в голосе, даже не подумав придать ему некоторую эмоциональность от услышанного, поинтересовалась Санечка, роясь на ощупь в своей дамской сумочке в поисках пачки сигарет и зажигалки. — Где же они, черт их возьми, подевались…

— В голову. Я же сказал, что в реанимации лежит, — с некоторым раздражением на непонятливость, а то и легкомысленное отношение коллеги к беседе и важным фактам криминального происшествия повторил Тимур.

— Ну, если в голову, — цинично оскалилась Санечка, обнажив белый жемчуг зубов, не потускневший еще от никотина, — то будет жить! Главное, что не в зад-седалище, — съязвила-пошутила, — иначе не на чем было бы сидеть, а это в их работе — наипервейшее место.

Выудив, наконец, из «бездонных кладовых» так необходимого женщинам аксессуара сигареты и зажигалку, привычно манипулируя ими, закурила. Сделав глубокую затяжку и сложив губки в трубочку, мастерски пустила дым колечками.

— Почему?

— Что «почему»?

— Почему будет жить… при ранении в голову? — уточнил Любимов вопрос.

— Да потому, что у всех ментов головы деревянные, — усмехнулась с небрежным цинизмом Санечка. — Им такие раны, что укус комара слону. Даже не почувствуют. Мозгов-то нет. Одна кость. Да и та проспиртованная на халяву… А что кости без мозгов будет? Да ничего! Как деревяшке. Вот и твой мент, глядишь, завтра-послезавтра снова будет вахту нести… если не в музее, то в ином каком месте, сидя в кресле. У них важно не служить, а где-нибудь сидеть, а еще — «держать» и «не пущать».

Высказавшись, небрежно сунула сигаретку в напомаженные губки и сделала очередную глубокую затяжку.

— Ну, коллега, не скажи, — неожиданно даже для себя самого вдруг встал на защиту затравленных прессой ментов — их не бранил и не обливал потоками помоев и грязи разве что ленивый — Любимов. — У некоторых не только головы для ношения фуражек имеются, не только извилины от околышей этих фуражек, но еще и мозги в головах, и извилины в мозгах. Да-да! — Подчеркнул твердо. — И серого вещества, отвечающего за мыслительные процессы, не меньше чем у нас будет… Зуб даю! — Шутя, но в то же время вполне по-зэковски проманипулировал он большим пальцем у собственного рта, правда, не касаясь предмета шутки.

— Да брось ты, — прячась за дымовой завесой, выпущенной из недр стройного тела через аккуратный ротик и губки, перебила Санечка, оборвав эмоциональную тираду обозревателя криминальных новостей, словно выстрел полет птицы. — Мозги имеются в головах только у людей творческих, таких как мы… только в головах людей, занятых интеллектуальным трудом. А у тех, кто только и умеет, что догонять да ловить, «держать» и «не пущать», мозгов нет. Одни рефлексы. Как у охотничьих собак. Академик Павлов давно это доказал, — приплела она на всякий случай для пущей убедительности или, чтобы блеснуть лишний раз своей эрудицией, имя великого русского физиолога.