Меч князя Буй-тура

До тех, которые рысили по долине, из детинца было не достать, зато по тем, кто избрал дорогу, со стен ударили самострелы, разом выпустив несколько стрел длиной и толщиной с оглоблю, которые в мгновение ока сшибли с десяток всадников вместе с конями. Громко заржали раненые кони, взвыли половцы, не ожидавшие такого «радушного приема». В образовавшиеся заторы со стен детинца густо сыпанули стрелами из луков. Половцы, завизжав, кубарем покатились с дороги в долину.

— Что, не нравится хлеб-соль? — закричали возбужденно курчане. — Подходите ближе, еще угостим! Нам не жалко для гостей дорогих.

Однако первый шок прошел, половцы опомнились и тоже ответили градом стрел из своих дальнобойных луков.

— Берегись! — Пронеслось предупреждающе по стенам детинца, заставив даже самые горячие головы отпрянуть от бойниц под защиту заборола. — Берегись!

Осада и защита Курска началась.

Господь, спаси и сохрани курчан!

Не взяв градский посад со стороны относительно пологого склона путивльско-рыльской дороги, половецкие ханы попытались найти более удобный подход. Но склоны холма, вдоль которого со стороны Кура шла стена, были круты и отвесны почти так же, как и со стороны Тускура, и не очень сподручны для нападения. Пришлось забирать далеко на полночь, чтобы, взобравшись на более пологий склон, пройдя сквозь дубраву, подойти к посаду со стороны дороги, шедшей из града Ратска на реке Рати.

Да, с этой стороны место было ровное, без обрывистых склонов и рвов, и посад прикрывался только дубовой стеной, довольно продолжительной — до самого берега Тускура. Вот сюда, как поняли княгиня Ольга, посадник Яровит и воевода Любомир, отслеживая действия степняков, и нацелили ханы основные силы, верно выбрав самое уязвимое место в обороне града. А, поняв, также направили сюда побольше защитников, подтянули с других мест пороки и насады, с которых метали во врагов горшки с горящими углями, камни, бревна — все то, что имело тяжесть и могло убавлять силы ворога. И сами оружно и в светлых доспехах, прикрытых сверху епанчицами, у княгини — черной, в знак траура, у посадника и воеводы — зеленоватыми, находились чуть ли не целыми сутками рядом с курчанами у стен посада.

Половцы, мастера лучного боя, попытались поджечь стену и избы посадского люда с помощью горящей пакли на наконечниках стрел, чтобы вызвать пожары и панику. Но защитники успевали вовремя гасить пламя водой в самом зародыше, не позволяя заняться огненному смерчу.

Запасы воды пополняли ночной порой, спускаясь по тайному поземному ходу к «Святому колодцу», открытому, по слухам, еще отроком Феодосием, будущим игуменом Печерским, у подошвы белокаменного склона холма со стороны Тускура. И за это благодеяние не раз благодарили своего первого святого, прося в кратких своих молитвах заступничества.

Не раз половецкие батыры-смельчаки, подскакав к стене, встав на лошадиные крупы, кошками цеплялись за верхушки бревен, пытаясь перелезть через стену. Их чем попало били по рукам. Если мечом, то, оставшись без кисти, они падали назад, на головы своих же соплеменников, если палицей или просто дубиной, то падали уже с раздробленной рукой. Их кололи копьями и сулицами, ошпаривали варом из деревянных бадей, молотили цепами, как по осени снопы жита в ригах да овинах.

Некоторым все же удавалось перемахнуть через стену, и тогда завязывался бой уже по эту сторону. Большинство таких отчаянных степняков безжалостно убивали, но некоторых брали в плен и отводили, связав накрепко руки, по указанию княгини в узилище. Все понимали: нужны пленные половцы, чтобы произвести обмен. Потому не роптали.

Порой казалось, что все, не удержат уставшие защитники тот или иной участок стены — слишком большие потери, а ворог бросает все новые и новые лавы. Но тут, в последний момент, прибывал запас — отряд княжича Святослава. И опытные гридни, действуя мечами и копьями, восстанавливали пошатнувшееся положение. Это воевода Любомир, отслеживая ратную обстановку, вовремя замечал опасность и направлял в место прорыва летучий резерв.

Ворог, не добившись успеха в дневных нападениях, ночами предпочитал отдыхать, набираться сил. Располагались половцы у кромки леса и на таком расстоянии, чтобы стрелы, выпущенные из града, не могли достать. Отдыхали прямо на земле у костров. Благо, что ночи были сухие и теплые.

А вот защитникам града приходилось большей частью бодрствовать, спать же — дорывками и по очереди. Иначе можно было оказаться захваченными коварным врагом врасплох. Ибо Бог, как сказывают бывалые люди, на стороне бдящих, а не спящих.

— А не совершить ли нам вылазку, пользуясь тьмой ночной, да и потревожить ворога, — заметив такую закономерность в поведении половцев, предложил посадник Яровит.

— Мысль хорошая, но не до конца верная, — отметил воевода. — Вылазка — дело полезное, но через врата воев не пустишь — можно не успеть запереть их перед врагом… Да и завалены они бревнами да дровнями с телегами… Значит, придется спускать через стену. Но много ли спустишь?.. И как им возвратиться — половцы ведь не дурни, в единый миг сообразят — и отрежут от стен. Погибнут вои…

Воевода Любомир так и не оклемался до конца от прежних ран, которые, несмотря на старания костоправа Якимши, неотступно находившегося при нем, временами вновь кровоточили, заставляя Любомира морщиться и, остановившись, переводить дыхание.

— Да, не подумал… — сконфузился посадник: княгиня Ольга была при сем разговоре и внимательно слушала обоих. — А ты что предлагаешь? — тут же продолжил он. — Ведь сам говоришь, что мысль дельная…

— А я предлагаю послать гонца в Ратск к тамошнему посаднику — половцы, надо полагать, до града того, стоящего за лесами, еще не дошли — да и попросить его десятка три-четыре молодцов, владеющих луками и мечами, лесом к нам направить. Пусть они и шугнут ворога на утренней зорьке, когда сон особо сладок.

— Добре, добре, — одобрила такое решение Любомира княгиня. — А есть ли такой смышленый отрок? Я бы и Святослава своего послала, да он-то дорог и тропок не знает… еще заблудится да в руки к поганым угодит, — добавила она с сожалением.

— Парочку смельчаков из охотников найдем, — заверили княгиню посадник и воевода почти в один голос.

Только Яровит довольно громко и отчетливо, а Любомир — тихо, едва слышно: сказывалась хворь.

— Загвоздка в том, согласится ли ратский посадник Мирослав воев на это дело дать?.. — высказал вслед за тем сомнение Любомир. — Не попридержит ли для себя? В такое время каждый вой на счеты.

— Не придержит, — опровергла сомнения воеводы княгиня. — Я с молодцем грамотку посаднику пошлю. Мыслю, прочтя грамотку, мне не откажет в малом.

— Так тому и быть, — решили уже вместе.

Княгиня, видя, как стойко переносит свою телесную немощь воевода, стараясь хоть чем-то быть полезным ей и граду, еще подумала: «Как хорошо, что Любомир, хоть и хворый, и израненный, но присутствует… Без него, без его опыта воеводы, куда как труднее было бы мне и всем защитникам града. Даже тому же посаднику…»

На следующую ночь, ближе к утру, когда Заря-Заряница только начинает выводить под уздцы из небесной конюшни золотогривого коня Световита, среди вражеского стана начался переполох.

«Действует княжеская грамотка», — отметил с внутренним удовлетворением воевода Любомир данное обстоятельство, обходя стену и проверяя, не сморил ли сон усталых ратников.

Вскоре лязг оружия и крики половцев также внезапно прекратились, как и начались — ратские вои, сделав свое дело, укрылись в лесной глуши до следующей вылазки.