Меч всевластья

Путь по берегу Шумной был медленным и нелёгким, через три дня поток реки превратился в бешеную круговерть, и река действительно стала очень шумной. Вода с грохотом проносилась через узкие проходы между валунами, она с яростью грызла камни, мешавшие ей нести свои воды в море.

Князь был весел и всеми способами демонстрировал свои романтические отношения с Региной. Они всегда были вместе, держались за руки и время от времени, никого не стесняясь, целовались у всех на глазах. Кабы не мое дурное предчувствие и привычка доверять своей чуйке, я бы всерьёз поверила во влюблённость северянина. Но ни я, ни Лиран, ни Анжелика ни на минуту не сомневались, князь плохой актёр. Иногда, когда он думал, что на него никто ни смотрит, он срывался и начинал что-то зло нашёптывать Регине, и та бледнела от страха.

Я хотела верить, что Регина не предаст меня, думала, она стала жертвой умелого интригана, даже стала искать способ убраться подальше от северянина.

На пятый день пути я устроилась поесть на солнышке, на огромном валуне, в надежде, что меня никто не потревожит, и я хоть на короткое время смогу погрузиться в иллюзию мирного покоя. Но уже через минуту после того, как я взялась за еду, рядом со мной появилась Регина. Она села рядом со мной и заявила:

— Я хочу домой!

— С чего это? — с набитым ртом спросила я.

— С того. Он использует меня, это я сегодня утром поняла. Он наорал на меня из-за того, что ты даже есть с нами перестала. Сказал, будто бы это я виновата.

— Регина, милые бранятся — только тешатся. — Попыталась я успокоить подругу и даже почти поверила в серьёзность их отношений. Регина выглядела по-настоящему расстроенной, и мне стало ее жаль. Она шмыгнула носом, и я протянула ей носовой платок.

— Успокойся, — тихо сказала я, — у него вспыльчивый характер, вот он сегодня и вспылил. Вот увидишь, сейчас он успокоится и ещё извиняться прибежит.

— Ты так думаешь? — робко спросила Регина, вытирая слёзы.

— Вот, выпей воды и успокойся, — я протянула Регине свою кружку и она сделала небольшой глоток.

— Ты настоящая подруга, — улыбнувшись, прошептала она и протянула мне мою кружку.

— Спасибо. — также шёпотом произнесла я и, улыбнувшись ей, тут же сделала пару глотков из кружки. Лиран что-то закричал, но я уже не разобрала его слов. Он остался в моей палатке, и я вдруг почувствовала, как удаляется его присутствие в моём разуме. Мир вокруг меня поплыл и подёрнулся поволокой… Только Регина оставалась какое-то время реальной и чёткой, она торжествующе улыбалась.

— Дело сделано, — сказала она кому-то за моей спиной. — Я же говорила, слёзы всегда работают.

Я попыталась встать на ноги и увидеть, с кем она разговаривает, но ни руки, ни ноги меня не слушались, и я поняла, что соскальзываю с валуна. Кто-то попытался схватить меня за руку, но я дёрнулась, и последнее, что я увидела перед падением в воду, это Регина и князь, пытающиеся остановить моё падение.

Затем вода захлестнула меня и началась бешеная борьба с водой и камнями. Ослабшие руки не могли удержаться на камнях, за которые я пыталась ухватиться, поток все дальше и дальше уносил меня. Несколько раз я уходила под воду и мне казалось, я уже не выберусь из воды, но поток, как будто издеваясь, выталкивал меня на поверхность, и я снова начинала бороться за свою жизнь. Было несколько ударов о камни, голова, живот, снова голова и плечо. Боль была жуткая, я пыталась дышать, но захлёбывалась и, наконец, мой желудок вывернуло наизнанку, я окончательно ослабла и медленно погрузилась в липкую тьму.

Глава тринадцатая

Первое, что я почувствовала — это боль. А боль означает, что я жива. Потом нечто тёплое и вкусное полилось мне в рот, и я с жадностью стала пить. Чувство голода и жажды — второй признак того, что я жива. Кто-то заботливо укрыл меня тёплым одеялом, и я подумала, что это мой любимый дядюшка: «Наверное, заболела и он, как всегда, заботится обо мне». Я снова заснула, и боли уже не чувствовала, только кто-то постоянно звал меня по имени, кричал, просил откликнуться. Назойливый голос не давал мне покоя даже во сне и поэтому я резко проснулась. Мышцы заныли, голова болела так, как будто в нее всадили огромный гвоздь, что-то было не так. Я была не в своей комнате и не в больнице. Укрыта я была вовсе не одеялом, а старым дорожным плащом, подбитым мехом. Рядом потрескивал костёр, была ночь, и мириады звёзд подмигивали мне с неба.

У костра сидел старик, он курил трубку и что-то бормотал себе под нос. Мне был знаком этот голос, неожиданно в памяти возникло имя Титус, но, к сожалению, это был не он. Старик Титус погиб, то был другой человек. Его я встретила в пещере, подсказала мне память, и я сморщилась от боли, воспоминания всплывали медленно и болезненно, как будто медленно выбирались из той липкой темноты, в которой они спрятались от меня.

Тело ломило, но уже не так сильно, я чувствовала, как быстро затягиваются раны, магия действовала безотказно. Какая магия?

Магия меча! Я застонала и ухватилась за голову, старик по-прежнему не обращал на меня внимание. Мысли о мече пробили какую-то преграду и воспоминания хлынули в моё сознание таким же бурным потоком, как тот, из которого я каким-то чудом сумела выбраться.

Навязчивый голос, что преследовал меня все это время, стал сильнее, и я смогла разобрать смысл слов.

— Он зовёт тебя, кричит, надрывается. Никогда не видел, чтоб он так привязался к кому-то из хранителей. А я видел много хранителей и знаю, как он умеет их предавать, — произнёс старик и повернулся ко мне. — Я знал, что ты особенная, есть в тебе какая-то скрытая сила, заставившая его полюбить тебя.

— Дух, — произнесла я, наконец-то вспомнив его имя. — Что ты тут делаешь?

— Ничего, сижу, курю, наблюдаю за тем, как ты меняешь мир. Странная ты, рыжая, очень странная. Они тебя сильнейшим ядом напоили, от него, если не умирают, то сума сходят, а ты даже памяти не потеряла. Они меч твой забрали, и обычно в такой ситуации он начинал искать себе нового хранителя, ты ведь не справилась, а он кричит, зовёт тебя. Как будто у родной сестры помощи просит. Странная ты, — тихо ответил Дух и выпустил из ноздрей дым.

— Ты тоже странный, Дух. — Кряхтя и морщась, я переползла поближе к огню, и старик протянул мне котелок с кашей.

— Я туда травок полезных добавил, так быстрей поправишься. Поешь и спать, утром меня здесь уже не будет. Оставлю тебе кое-что в дорогу, а куда пойдёшь, сама решай.

Больше он ни слова не сказал, свернулся комочком под попоной у самого костра и сделал вид, что спит.

— Спасибо тебе, Дух, — тихо произнесла я и взялась за кашу.

Старик спас меня, вытащил меня из воды, согрел, обработал раны и заботился обо мне три дня. Почему он это сделал? Не знаю, сам же он никогда не расскажет. Поэтому я не стала приставать с расспросами, и после того, как осилила кашу, сразу же улеглась спать. Сил не было даже «мяу» сказать, не то, чтобы думать.

Утром старик действительно ушёл, не попрощавшись. Он оставил мне коня и сумку с провизией, а ещё небольшую шкатулку из черного дерева. Я её открыла и от удивления чуть не выронила, в ней лежало три предмета и записка. Первой была карта с проложенным путём в Драконьи горы. Вторым был тот самый матерчатый мешочек Титуса. Я его развязала и медленно вытянула за золотую цепочку его содержимое. Раньше я никогда не позволяла себе достать на свет божий «Сердце мира». Это был прекрасный кроваво-красный энергокристалл, и как только он коснулся моей ладони, голос в моей голове умолк. Я почувствовала, как Лиран облегчённо вздохнул и немного расслабился. Он ждал меня, и я всем сердцем рвалась к нему.