Меченая
Шрифт:
Но Жанна уже не слушает Галиотт. Она бежит к себе в комнату и запирается внутри. Меченая вдруг вспомнила, что забыла взять и выбросить последний обломок. Ее охватывает ненависть к этому обломку статуи, которому следует находиться на дне Мальну. Она сует руку под матрас и едва сдерживает крик боли. Молния, наверное коснулась камня. Он обжигает, как пламя.
Вокруг старой церкви теснятся могилы, повернутые к реке. Некоторые из них соединены густой травой и разросшимся кустарником. Без могильщика, который ухаживает за кладбищем, дорожки уже давно покрылись бы жадной растительностью, питающейся мертвой плотью. За крепкой рыжей стеной в зеленых пятнах стоит запах подгнившего дерева, сопревших цветов и сожженной травы. Тяжелая дубовая створка ворот открывается на скрипучих петлях. Вторая уже давно вросла в землю. Ее петли проржавели от старости. Ни усилия людей, ни ласка масла не могут вернуть их к жизни.
Удары размеренно следуют один за другим. Жанна смотрит в сторону, откуда они доносятся. И видит то появляющиеся, то исчезающие голову и спину. Девушка идет туда и слышит учащенное дыхание человека. Могила уже глубока. Могильщик не слышал, как она подошла. Серая пыль припушила пот. Жанна зовет могильщика. Тот вздрагивает и выпрямляется. Он стар. Лицо его побагровело от усилий.
— А! — вздыхает он и спрашивает: — Что тебе надо, девица?
Еще за мгновение до этого она сама не знала, зачем явилась сюда. Но теперь ее подгоняет нетерпение.
— Где лежит Моарк'х из Лану? Это мой отец…
Могильщику не надо вспоминать. Смерть бретонца наделала слишком много шума, так что он не мог не запомнить. Кроме того, он знает своих постояльцев. Каждое имя напоминает ему о безмятежности или лице, истощенном лихорадкой, или о чертах, искаженных невыносимой болью. Могильщик внимательно оглядывает девушку.
— Значит, ты и есть Меченая, — наконец произносит он. — Иди вон туда налево и считай до девятой могилы. Она и есть та самая…
И могильщик плюет себе на ладони, согнув их, чтобы не пропало ни капли слюны. Он снова нарушает тишину и продолжает терзать землю, в которую будет брошена ненужная горсть праха, — быть может, она даст жизнь нескольким цветкам. Жанна отсчитывает поросшие травой холмики. Девятый холмик — могила ее отца. Она накрыта длинной плитой. Надпись заросла мхом. И вырубленные в камне знаки стали выпуклыми. Меченая смотрит вначале на даты, 1857–1897 гг., затем на дубовый крест, наклонившийся так, что вот-вот упадет. Дерево разбухло от влаги. Ветер и время тоже потрудились. Ветер раскачивал крест, прижимая его к острому ребру плиты. А время ободрало дерево до того, что обнажило волокна, похожие на нервы. Взгляд девушки снова падает на плиту. Она больше ушла в землю в изножии. А в изголовье, рядом с крестом, приподнята, будто из-под нее недавно пытались выбраться. Здесь трава сильно примята. Жанна невольно наклоняется. Словно чья-то сильная рука схватила ее за затылок и прижала голову к самой плите. Меченая вдруг замечает, что угол плиты выщерблен. Свежая молочно-белая трещина сверкает на темной и как бы вязкой поверхности камня. Исчез кусок размером с кулак. Жанну охватывает ощущение неуверенности. Она отступает и бежит к могильщику. Трогает его за плечо. Тот снова вздрагивает и останавливается.
— Не нашла? — спрашивает могильщик.
И тут же замечает страх девушки.
— Ты что… видела призрак? — смеется он, хотя не помнит, когда смеялся в последний раз.
— Пошли… пошли, — умоляет Жанна.
Старик с трудом вылезает из могилы. Словно она очень удобна для него и ему не хочется выходить и куда-то тащиться. Девушка спешит. Могильщик медленно нагоняет ее. Жанна нетерпеливо показывает ему на расколотую плиту. Он наклоняется, чтобы рассмотреть получше. Его толстые неповоротливые пальцы, как бы держащие лопату, бегут по излому. Могильщик тоже оглядывается в поисках недостающего куска. Наконец он поворачивается к девушке и выпрямляется.
— Утром я поправил здесь крест… Наверное, от грозы его так раскачало, что он наклонился к изгороди…
Но Меченой не до креста. Ей хочется знать, кто пытался приподнять плиту и откуда появилась трещина. Могильщик начинает говорить, и его слова проясняют пока неясные мысли Жанны.
— Похоже… кто-то пытался приподнять плиту, и кусок остался у него в руке… Наверное, малышка, ты именно об этом и думаешь?
Жанна не отвечает. Она, кажется, понимает, почему оказалась на кладбище. Она должна была увидеть излом. Иначе ноги не привели бы ее в мир смерти. Девушку угнетает, что она поддалась этой силе. Могильщик проводит ладонью по рыжей колючей щетине. Он решает, что ему пора вернуться к работе ради мертвых, которые требуют заботы живых, хотя сами уже лежат бездыханные. Его губы трогает непонятная улыбка, похожая на лохмотья драной ткани. Он что-то бормочет… Жанна слышит его. Могильщик пытается отшутиться.
— Наверное, здесь лежит душа, чьи дела не дали ей возможности попасть в рай… Может, она пыталась выбраться из своей могилы…
Он сухо
хохочет.Жанна закрыла глаза. Стиснула пальцами шею. Старик не видит, что ногти девушки врезаются в кожу. Ему кажется, что Меченая охвачена печалью, хотя она всего-навсего напугана.
— Ну ладно, малышка, не огорчайся, не пытайся понять то, чего не понимает даже такой старый друг мертвецов, как я…
— Но хотели… — начинает Жанна.
— Оставь это, малышка, ты никогда ничего не узнаешь. С покойниками всегда так… Может, твой покойный отец хотел сегодня ночью размять ноги! Такое бывает… Многое становится понятным, когда живешь на кладбище… Я уже давно не переживаю по этому поводу… Мертвецы могут делать все, что им заблагорассудится, они у себя дома…
И снова тишину разрывает его скрипучий смех.
Жанна уходит с кладбища, которое охраняет старый костлявый копатель могил, бросающий вызов мертвецам. Спокойствие возвращается к ней только на пути к Лану.
Ночь свежа. С Берри дует влажный ветер. Он бежит вслед за грозой и тащит с собой несколько отбеленных луной тучек. Словно ободрал шерсть с овец и рассыпал ее по небу. Ветер стонет, ударяясь о грудь Солони. Лес Крул царапает ему брюхо. Жанна никак не может заснуть. Ветер отгоняет сон. Она отворачивается к стене. Может быть, удастся заснуть, накрыв голову подушкой. Она хочет, чтобы в ее голове воцарилась ночь. Но ссора, которая разгорелась за ужином между Антуаном и Люка, когда она вернулась с кладбища, не выходит у нее из головы.
Антуан копил злобу весь день. Он никак не мог забыть слова Люка, готового обвинить девушку. И злился не только за то, что слуга приволок мешок с камнями в Лану, но и за слова, которые разбухают и разрастаются у него в голове, ища выход, как из бутылки с узеньким горлышком. И наступает то мгновение, когда корни напрягаются и разрывают стеклянный панцирь. Слова парня проникли в его сознание, вначале не причинив ни малейшего вреда. Но постепенно, подгоняемые злобными мыслями, они, как корни сорняков, взрываются в голове Антуана.
— После того, что ты сказал про Жанну, тебе надо уйти, — произносит Антуан.
— Это не твоя дочь, — возражает Люка.
Антуан влепляет ему сильнейшую пощечину, словно пытаясь доказать, что Жанна — его дочь. На этот раз Люка защищается. Он бросился на Антуана. И они подрались по-настоящему, нанося друг другу удары кулаками и ногами. Галиотт и Граттбуа с трудом расцепили их. Жанна не произнесла ни слова. Она только отодвинулась в сторону, чтобы лучше видеть, как мужчины дерутся из-за нее. Надо было дать им подраться до крови. Тогда она получила бы большее удовольствие. Меченая чувствовала себя гордой и даже счастливой. В конце концов Люка покинул Лану с угрозами. Он бросил на Жанну злой взгляд, но ничего не сказал. Итак, все закончилось как нельзя лучше. Остальные еще долго обсуждали драку. Антуан молча сидел в углу за столом. Иногда поглядывал на Жанну и словно расслаблялся. Она легла спать рано — день, наполненный переплетением любви и страха, утомил ее.
Тело Жанны охватывает дрожь, словно по коже бегут пальцы Блеза. И все же она засыпает. Но через некоторое время Меченая вздыхает и просыпается. Ей кажется, что она проспала несколько часов. Ветер стих. И вдруг вдали яростным лаем залились собаки Ангийона. «Наверное, все разлаялись, — думает Жанна, — такой шум подняли». Вот-вот начнет заниматься заря. Девушка спешит покинуть надоевшую постель.
Лай приближается. Он доносится от подножия холмов. Это три пса с фермы Маладрери. Они вторят своим собратьям из города. Ночную тишину рвет их яростный лай, он то стихает, то возобновляется на мрачной ноте, переходящей в тоскливый вой. Жанна проклинает владельцев Маладрери за то, что они завели таких злобных псов. Наконец вой становится жалобным и затихает. Ночная тишина вновь вступает в свои права.
Эта тишина подстегивает мысли Жанны. Не зная почему, Меченая вдруг представляет себя в Маладрери, откуда ей надо добраться до Лану. Игра захватывает ее настолько, что она принимается считать шаги. Мышцы ее ног напрягаются, словно она решила идти напрямик. Почему по тропинке, а не по дороге? Жанна не пытается узнать.
Первые две сотни шагов позади. Она должна находиться над Маладрери, в том месте, где тропинка круто лезет вверх, чтобы перевалить через узкий холм. Девушка продолжает идти. Двести, триста шагов… Ноги устают, Меченая замедляет ход. Путь труден и утомителен, но она не может бросить счет. Безмолвие как бы подталкивает ее. Силы уходят, и Жанна на мгновение останавливается. Если она правильно рассчитала, то должна очутиться рядом с хижиной Дровосека. И там есть собака. Жанна сжимается в комок в своей постели и с опаской вслушивается в тишину. И вот пес поденщика начинает коротко и отрывисто лаять. Потом выть, как псы Ангийона и Маладрери. По ночам собаки не лают по пустякам. Жанна вслушивается в ночные звуки, ей хочется, чтобы поскорее пришел день и отогнал липучую ночь, похожую на топкое болото. Пес Дровосека воет в смертельной тоске.