Мечи Эглотаура. Книга 1
Шрифт:
Лем немного подумал.
— А кто так постарался?
— Двое. В том числе один дракон.
— Хм. Вроде бы Станс сюда не наведывался, я бы услышал. Неужто Серот?
Лем повернулся к Сероту. Дракоша упер кончик хвоста в пол и скромно пытался досверлиться им до подвала.
— Ага, ну я, — нехотя признался он. — Потанцевал малость…
— Ты потанцевал?! — Лем изумленно покачал головой. — Наверное, то еще зрелище. Жаль, я не видел. У меня одна просьба: не танцуй так на моей свадьбе, ладно?
— Ты собираешься жениться? — это уже я интересуюсь.
— Нет пока. Это на
— А!
Серот пошарил голодным взглядом по комнате, направился в дальний угол, походя сметя остатки целой мебели. Порылся в осколках стеклопосуды, издал радостный вопль и вернулся к нам, сжимая в лапе целую бутыль, да еще и наполовину полную.
— Ага, продолжим?
— Чего, блин, продолжать, — взвыл я, но это оказалось бесполезно.
В течение получаса мы усиленно поглощали самогон, стремясь унять жажду. Не помогло. Сползая в конце концов под стол и устраиваясь поудобнее — левая нога на стуле, правая на ноздре дракона, руки в разные стороны — я уплыл в небытие с отвратительным ощущением во рту. Боже, как же мне обрести разум с такими-то приключениями?!
Глава 6. Попытки понимания
— А вот ты мне скажи, Ося, ежели тебя, к примеру, на фронт возьмут, ты за кого воевать будешь — за наших или за немцев?
— Мне, Кузьма Матвеич, на фронт идтить никак невозможно.
— Почему же это тебе невозможно? — вкрадчиво спросил Гладышев.
— А потому, — рассердился мерин, — что мне на спусковой курок нажимать нечем. У меня пальцев нет.
И спал я, и видел сон…
Лирически получилось, да? Ха-ха.
В общем, дрых я, как цуцик, смотрю — мужик идет. Колоритный такой мужик, весь в белом. И сам белый, как статуя. Идет и меня взглядом сверлит.
— Ты кто, — говорю, — такой? — Ноль эмоций. Идет, таращится на меня как на новые ворота и ничего не говорит.
— Ты кто такой? — это снова я. — Что ты делаешь в моем сне?
Бесполезно. Мужик приблизился, миновал меня стоящего и дальше пошел, как будто никого здесь и нету. Я ему вслед:
— Ты кто такой?!! — И тишина…
Такой вот сон. Единственной реакцией на все призывы оказалась вода в морду. Ай… Буль… Тьфу! Это ж меня будят…
Я отпер глазки и с трудом сфокусировал взгляд на благодетеле. Жуля со странным выражением лица вглядывалась в меня. В руке держала мокрое ведро. По тому, как оно покачивалось, я понял, что вода там еще имеется. По дальнейшему движению девушки я понял, что недолго ей, то бишь воде, осталось там пробыть. И в самом деле…
— Буль… Тьфу! Хватит!
Я зашевелился и, придерживаясь за ножку стола, с некотрыми затруднениями привел себя в сидячее положение. Огляделся. Кроме Жули вокруг был еще народ, разумеется местный. Люди сидели за столами в реставрированном пивном помещении и поглощали утренние порции старинного напитка. И как один пялились на меня. Ну конечно, еще бы, такое-то зрелище. Бодунчатый демиург.
— Проснулся раз Антор после обширного возлияния, но проснулся не сам, разбудили его бесцеремонно, нахально, безо всякого к
персоне столь важной уважения…Это Лем. Как может он столько пить, оставаться трезвым, да еще с утра всякие байки рассказывать?
— Сидит Антор на земле сырой, сидит, за голову держится. Страдает образом особенным своим, странничьим. Чувствует, невмоготу уже, смягчить надо чем-то болезнь хроническую, неизлечимую…
Я вытянул руку, схватил за ногу ближайший стул и притянул поближе. Потом с помощью Жули перебрался на него. Ох, тяжело…
— И р-раз — видит Антор в руке своей сосуд божественный с амброзией небесною, пузырится, пенится, чрез края пролиться угрожает, облагородить землю недостойную каплями напитка избранных…
Мне чуть плохо не стало.
— Поднес Антор кубок ко рту своему, воздел его, осушил чашу за единый глоток, каплю последнюю на землю сбросил и отшвырнул сосуд опустошенный далеко-далеко, никто не сумел дабы его достать и вторично воспользоваться после Антора великого, судьбою своею гордящегося и деяниями жизнь восхваляющего…
А мысли путаются, путаются…
— Поднял взор после сего свершения Антор великий, смотрит — перед ним человек стоит, в одежды немыслимых цветов одетый. Да не постоянные эти цвета, переливаются, меняются согласно некоему странному узору, что плетется в неведомых краях двумя древними старухами, впервые самогон когда-то приготовившими из собственного перебродившего млека…
Да, сейчас мне точно надо выйти.
— Ты кто, спрашивает Антор. Я — Бодун, отвечает человек. А это все вокруг — Похмелье, край великий, благодатный и могутный, посещаемый каждым, кто достоин этого. Смотрит Антор, простирается вокруг земля мрачная и бесплодная, резкими пропастями, скалами и зловонно жидкими болотцами обезображенная, покуда достанет взор. А зачем я здесь, спрашивает Антор. А затем, отвечает Бодун, что мне скучно, и хочу поговорить с тобой, поговорить и выпить самых разных сортов вин, пива, эля и коньяка, водки домашней и городской, сельской и горской. Но более всего мне по душе самогон, как питие, благодаря которому пришел ты, о Анторище, в эту обитель страждущих…
Я вскочил на ноги и, не обращая внимания на окружающих и жуткие боли в голове, бросился наружу. Завернув за ближайший угол, я со скоростью, греков достойною, избавился ото всех могущих причинить неприятности шлаков. К сожалению, требования организма заставили еще четырежды провести попытку повторить процедуру, но безуспешно.
Рассказать бы все это Лему, именно в таких тонах, и посмотреть на его стихоплетское лицо…
— Ага, че, худо?
Я слегка скосил глаза. Серот, злорадно осклабившись, наблюдал за мной.
— Слышь, братан… Скажи, и чего я столько пил?
— Ага, не знаю. Вон Лема спроси, вы с ним всю ночь бухали.
Ай, назюзюкался… Я согнулся в очередном вежливом поклоне Земле.
— Постой, ты же тоже был с нами. — Я смутно припомнил последнюю бутыль.
— Ага, но не все время. Я-то дрыхнуть ушел.
— Спровоцировал, рептилия…
— Че обзываешьси? Я тя обзывал? Ща дыхну, погоришь ярким пламенем на радость пацанам…
— А ты не лыбься. Ишь, радостный какой. Иди вон, Лема послушай.