Мечта

Пашок поймал себя на мысли, что Ева никогда не врала — ни единого слова лжи. Недавно гуляла в каком-то клубе, так вся испереживалась за него… Особенно из-за женщины, похожей на его мать. Он, конечно, молодец — завернул историю, заставив бедную девчонку уйти домой, так и не досидев до конца какого-то там показа. Уже из дома она пожаловалась ему, что все больше и больше разочаровывается в своих друзьях, в «нелепой пустой реальности». Секрет на самом деле прост, Пашок сразу прочухал — совесть ее замучила, вот и разочаровалась.

Кстати, проницательность подарил ему Интернет. Зависая в Сети, он научился манипулировать слабым полом, поступками всех этих дамочек, даже мыслями. И случай с клубом был тому примером. Он, Пашок, гордился собой. Имел право! И гордость эта была не поддельной, не сиюминутной. Правда, сейчас он чувствовал себя немного не в своей тарелке. Нехорошо чувствовал. Но… он все исправит. Должен исправить. Он еще с утра принял решение отдать Ирке деньги, признав свое поражение, и подготовиться к встрече с Евой. Она обязательно все поймет. Правильно поймет. Он объяснит… все, что между ними было, — «просто так», идиотский спор с дурой-сестрой. Перешагнув через это, они, Паша и Ева, станут близкими людьми, а может, даже… больше чем близкими. Все так и будет, он не сомневался. И косяки его забудутся… Ева — добрый человек… Она не осудит.

Ева продолжала писать, спросила о каком-то дежурстве, а он никак не мог сообразить, что именно ее интересует. На расстоянии вытянутой руки она стала неприступной — между ними словно стена выросла. Он робел, терялся, не понимая, что происходит, злился на себя и на весь мир.

Девушка стала проталкиваться к выходу. Через мгновение она всем телом прижалась к нему, и Пашок услышал, как бьется ее сердце… Он много бы дал, чтобы время остановилось или хотя бы отменили остановку. Но проклятый автобус начал тормозить, и Ева, вскинув на него свои глазищи, тихонько произнесла: «Будьте любезны!» Глаза! Вот что в ней было необычным — абсолютно разные глаза: один зеленый, а другой — в рыжую крапинку. Она повторила чуть настойчивей, и Пашок, вздрогнув, пробормотал: «Да-да, конечно, пожалуйста». Кончики ее волос коснулись его шеи, и у него случилась полная парализация конечностей, сознания и еще черт знает чего. Ева сбежала по ступенькам, а он так и стоял столбом, провожая ее долгим тяжелым взглядом.

«Я ведь могу сейчас за ней… — мелькнуло в голове, — и никто, ни один человек в этом гребаном мире не догадается, что она в моих руках. — Пашок скосил глаза на побелевшие костяшки пальцев, впившихся в металлический поручень. — Я ведь могу ее напугать или убить…» В висках замолотило, и он закрыл глаза. Раз он может, значит, и другой… дурочка беззащитная, вся как на ладони. Отогнав идиотскую мысль, Пашок бросился к двери, но плотная масса не пускала его к выходу, напирая и заталкивая вглубь. Он прилип к широкому окну, чувствуя себя раздавленным червяком.

Нет!.. Так дальше нельзя. Нужно встретится с ней в реале и все объяснить.

Ева должна принадлежать только ему.

@

С Ириной он встретился в чебуречной, напротив ее дома. Сестрица сидела за покоцанным столиком и быстро писала что-то в телефоне.

«Опять кого-то подцепила, — подумал Пашок, — как только почует запах бабок, ляжет под него с легкостью, и начнется новая песня».

— Ну чё, новенького словила? — Не снимая куртку, он сел напротив.

— А тебе что за дело? — Ирка вскинула накрашенные синей тушью ресницы. — Ну, что скажешь, Казанова? Пашок достал мятую зеленую купюру, разгладил ее и положил на середину стола.

— Поня-я-я-тно, — насмешливо протянула сестрица, — значит, я была права. Втюрился? Правильно мамка говорила: «Пропадет наш Пашок! Влюбчивый он». Чего молчишь, влюбчивый ты мой? — Пашок сидел, упрямо сжав губы. Сеструха без зазрения совести сгребла деньги и сунула в сумку. — Сказать нечего, да? Или, может, я виновата в том, что эта сука тебя развела? Когда шесть тыщ мне вернешь?

— С получки, не боись. Она хороший человек в отличие от тебя — добрый и… талантливый. Ясно? А ты так и будешь спать с кем попало.

— Вот оно что! О-хре-неть! Я?! Да на ней самой пробы негде ставить! Ты бы пригляделся. Порядочные девушки не выставляют свои фотки на всеобщее обозрение.

— Ладно, хватит.

— Нет, не хватит! В реале решил с ней покувыркаться? — Ирка хрипло рассмеялась.

— Тебе что за дело?

— Ничего у тебя не получится, братик. Даже не надейся.

— Это почему еще?

— Потому что, как только пойму, что ты с ней мутишь, шепну ей, скольких баб ты развел в Сети… и что красная цена ей — сто баксов. Ясно?

Вот сейчас он готов был ее убить, раскроить голову так, чтобы мозги разлетелись по стенам… Но он сдержался и, опустив глаза, прошептал:

— Ясно.

— Это я, конечно, продешевила… — не унималась Ирка, — денег пожалела. Думала, тебе раз плюнуть — влюбить ее… А ты… — Она усмехнулась, раздув ноздри. — Слабачок ты.

Его телефон вдруг ожил сигналом сообщения. Пашок точно знал, что это Ева. У-ууу… как же не вовремя.

— Какая же ты тварь, Ирка! Уродливая тварюга. Не будет тебе счастья! Вот посмотришь!

— Я?! — взревела она, побагровев. — Я — тварь, я — уродина?! Да ты на себя посмотри! — Ирка достала зеркало и сунула Пашку под нос.

Он выбил его, и зеркальце разлетелось вдребезги.

— Сволочь, — прошипела сестрица, поднимаясь. — Заплатишь за меня. И завтра чтоб шесть тысяч принес. Понял?

— Да пошла ты… — коротко бросил он.

Ирка хотела еще что-то добавить, открыв ярко накрашенный рот, но потом плюнула и помчалась к выходу. Пашок уставился на телефон, и тот откликнулся вторым сообщением. На экране появились первые строчки: «Я почему-то подумала, что близкие люди не способны друг другу лгать. Это, должно быть, хуже смерти, Близнец. Я испытала какое-то непонятное беспокойство, словно внутри меня что-то оборвалось. Странно, но такое же ощущение было, когда…»

Он не дыша открыл следующую страницу:

«Прости. Это я под впечатлением от общения с одним замечательным художником и НАСТОЯЩИМ ЧЕЛОВЕКОМ. Придешь сегодня?»

Пашок почувствовал головокружение. С висков мелкой свинцовой крошкой оседала муть, скапливаясь под языком тяжелым комом. Ему срочно понадобился воздух, и он махнул рукой официантке. Неопрятного вида тетка принесла жеваный листок в жирных пятнах и встала за его спиной. На чеке корявыми буквами было выписано: «Чай — 80 рублей». Пашок вздохнул и полез за деньгами. У него оставалось несколько мелких купюр и мелочь. Еще не хватало, чтобы эти убогие навешали ему лещей за неоплаченный счет. Он перевел дух — денег хватило. Официантка висела над ним, презрительно ухмыляясь.

— Чё лыбишься, сука прыщавая? Тебя тоже, кроме бабла, ничего не интересует? — выкрикнул он, зафиксировав краем глаза, как из-за стойки высунулся потный лупоглазый кавказец. Злость впрыскивала в каждую клетку адреналин, ее было столько, что хватило бы на свору таких вот тупых хомяков.

Его, конечно, выкинули, пригрозив вызвать полицию.

Он сел на ступеньки соседней забегаловки и, отдышавшись, выплюнул прямо в спешащую московскую суету:

— Пошли вы все… все! Ур-р-роды… быдло… Ненавижу вас…