Мечта
Шрифт:
На следующий день он закрыл страницу «Face Off».
ГЛАВА 9
«Повиновение Велесу»
Исчезновение Близнеца поставило меня в тупик своей внезапностью. Напрасно я ждала его, не выключая компьютер сутками. Вначале переживала, подозревая нехорошее, даже фатальное, а потом растерялась. Я успела привыкнуть к нему. В любом случае, некомфортно и больно чувствовать себя брошенной, пусть это и случилось в другом мире и с другим привкусом — какая разница! Страдания ощутимы, где бы ты ни находился. Я хотела бы ему помочь. Но как? Страшно сказать, я не знала даже, как его зовут.
Впечатления от общения с этим человеком переполняли меня, цепляясь за сознание и мешая
@
Почтовый сервис выкинул два письма, перевязанных голубыми ленточками, одно от Алмазова, другое — официальное приглашение на закрытую выставку-аукцион.
Алмазов довольно живописно расписывал участников экспозиции постмодернизма в новой, только что открывшейся галерее современного искусства. Некий таинственный холдинг, по его словам, организовал выставку работ трансавангарда — явление редкое, даже для избалованных столичных гурманов. Далее настроение его письма изменилось — красным жирным шрифтом с гигантским межстрочным интервалом Авдей взвывал к моему сознанию. «Ева, — писал он, — ты обязана (подчеркнуто) прийти на эту несчастную выставку, потому как там болтаются ДВЕ ТВОИ работы, неопознанные мной! Я лично держал в руках каталог, в котором белым по черному написано: L'Ange cine'tique / „Кинетический ангел“, автор Дарецкая Е. Ю. и L'obe'issance de Velesou / „Повиновение Велесу“, автор, между прочим, тот же!» Завершалось его гневное послание возмущенными восклицательными знаками. Я рассмеялась — мой агент в очередной раз удивил огненным темпераментом, полыхавшим вечным денежным эквивалентом. «Ева! — взвывал он к моему сознанию в постскриптуме. — Я пребываю в тяжелейшем шоке. КАКИМ образом эти две работы могли прошмыгнуть мимо меня? И ПОЧЕМУ я не знаю о них ровным счетом НИЧЕГО?!! Ответь на эти вопросы, иначе…» В конце он угрожал неминуемой расправой, если сию же минуту не получит ответа. Расправа — это а) немедленная встреча и б) выяснение отношений между ним, агентом, и мной, его нанимателем. Кошмар, только склоки не хватало!
Любые ультимативные заключения отвратительны, но еще более отвратительны подозрения в сомнительных сделках, поэтому пришлось подробно отчитываться: «„Ангела“ действительно писала я. Он был продан еще до твоего появления в творческой биографии Дарецкой Е. Ю., а вот „Повиновение Велесу“ — не помню… но даже если это моя работа, вероятно, она относится к тому же периоду».
На второе письмо я ответила согласием, решив посетить экспозицию с целью повидать своего «Велеса».
Вечером я получила мрачный каталог с приклеенным к обложке пригласительным. В нетерпении открыв журнал, без труда нашла свою фамилию напротив крошечных превьюшек, даты создания и размеров.
«Ангела» я узнала сразу, а «Велес»… задумка моя, а исполнение чужое. Все что угодно — реверс сюжета, ошибка, галлюцинация, но не то, что я абсолютно четко помнила.
Велес — языческий бог славян, воплощающий животные инстинкты человека. Небольшое полотно посвящалось внутренней борьбе человека с собственными химерами. Велес занимал центральное место в композиции и выступал в образе классического славянского змея. На каждом его когте висел один и тот же человек в разных эмоциональных состояниях. Картина была написана в лучших традициях оп-арта, смешанной техникой с использованием фотографии и элементами импрессионизма. Это я помнила хорошо, но дальше — черная дыра.
Идти на выставку расхотелось… да и какой смысл? Опять разочарование? Виртуальность казалась более безопасной зоной.
И все же я заставила себя пойти. Нужно было наконец разобраться с
этим «Велесом» и проклятой амнезией.@
Основная масса приглашенных собралась у фуршетных столов в полукруглом просторном вестибюле, загораживая подиум, на котором демонстрировалась инсталляция. Что именно, увидеть не было никакой возможности — однородная масса, состоящая из любителей постмодерна и околобомонда, с аппетитом поедала тарталетки, запивая несколькими сортами вина. Приглаженные официанты с подносами сновали между высоких столиков, щедро предлагая напитки. Стараясь не привлекать к себе внимания, я прошмыгнула в зал западноевропейских художников-авангардистов, использующих в своих работах фотографии. О, это была моя тема, которой я посвятила три года напряженной работы, тема, косвенно причастная к моей утрате. Пробуя различные техники смешения фотографии и живописи, я искала ключ к неординарному самовыражению. В какой-то момент у меня получилось, и если бы не трагедия… кто знает, возможно, мои поиски завершились бы открытием нового жанра… Но техника — это всего лишь способ выразить мысль, и увлекаться ею опасно.
В первом зале устроители явно демонстрировали разнообразие техник. Стены пестрели буйством неона, затасканными рекламными постерами, наполненными противоположным оригиналу содержанием, комбинацией компьютерной графики и постмодернизма. Короткая ода Энди Уорхолу и его последователям — ничего нового… и поэтому скучно.
Несколько разочарованная, я прошла в «русский» зал. Помещение кишело иностранцами и прессой. Лавируя между посетителями и фотографами, я пробежала глазами по периметру зала в поисках злосчастного «Велеса», но, не найдя его, решила не торопить события.
У выхода меня привлекло небольшое полотно под названием «Весна». Ласковые теплые руки плели венок из сухого чертополоха и свежих майских лютиков. Прошлое и настоящее, умершее и вновь рожденное сплеталось в единую животворную косу. Ода жизни, во имя и ради!.. Может быть, так и нужно? Не зацикливаться на потерях, пусть страшных и невосполнимых? Не плакать, проклиная случай, а жить… ведь вокруг столько тепла и любви!
Не в силах оторваться от света, исходящего от изображения, я стояла, не замечая ничего вокруг.
— Les Russes arrivent a obtenir cela d'une maniere organique bien que… / У русских это получается органично… хотя… — произнесли над моим ухом.
Рядом со мной любовались картиной два француза — высокий старик с орлиным носом, изможденный излишней худобой, и второй — моложавый светловолосый крепыш в нелепом кургузом костюмчике, усыпанном перхотью.
— Cа commence seulement `a arriver! Notez — ca commence / Стало получаться! Заметьте, стало, — высокомерно процедил молодой.
— Ils apprennent en Europe, c'est pourquoi leur niveau devient… / Они учатся в Европе, поэтому их уровень становится…
Последняя фраза меня возмутила. Не удержавшись, я заметила:
— Excusez-moi! Que se passerait-il `a la culture europ'eenne sans 'emigration russe? / Что было бы с европейской культурой, если бы не русская эмиграция?
— Pardonnez-moi! Vous dites? / Что, простите? — Старик в изумлении уставился на меня, подняв лохматые брови.
— La culture russe ne perdrait rien, mais vous perdriez S'er'ebriakova, Chagall, Diaghilev… La liste est sans fin… / Русская культура не потеряла бы ничего, но вы потеряли бы Серебрякову, Шагала, Дягилева… перечислять можно бесконечно… — Я насмешливо подмигнула брюзге.
— Pourquoi d'efendez-vous les Russes? / Почему вы защищаете русских? — удивился кургузый.
Мне захотелось выставить их из зала, немедленно, сейчас же. Топнуть ногой и заставить покинуть страну. Скрестив руки на груди, я издевательски улыбнулась: