Мечты о прошлом

Алкоголь

Алкоголь внедрялся в мою жизнь медленно. Очень медленно. Но неуклонно. А начиналось всё, как и у всех: с желания новых ощущений, баловства и подражания старшим. Странно, но выпивая с начала 80-х до конца 90-х всё чаще и больше, я никак не мог сделаться алкоголиком. То есть не умел тогда контролировать количество выпитого. Я терял от водки ум с памятью, и меня тошнило даже от небольших доз яда. Я так тяжело переносил похмелье, что несколько недель, а то и месяцев после возлияния от одной только мысли об алкоголе бросало в дрожь и передёргивало. По этой причине перерывы между выпивками были довольно большими. Выпивал, как говорится, редко, но метко. Страшно вспомнить, сколько зла причинил мне алкоголь, в какие тёмные закоулки бытия он иногда меня заводил! Какие только безумные мысли и идеи ни приходили в одурманенную алкоголем голову! Проснувшись утром, я ужасался вчерашним мыслям и был рад, что не воплощал их в жизнь. Кто удерживал меня от этого? Не знаю. Есть, должно быть, у меня ангел-хранитель, благодаря которому я всё ещё жив и относительно здоров.

Но вот наступил XXI век, и кто-то из нас – то ли алкоголь меня, то ли я алкоголь – наконец победил! Два десятилетия упорных и мучительных тренировок не пропали даром. Я научился «знать свою меру», меня перестало тошнить. Память, ум, честь и совесть почти в целости оставались при мне даже после небольшого перебора (большого перебора я научился себе не позволять), а похмелье превратилось в лёгкое недомогание, которое я наловчился ликвидировать той же водочкой или коньячком. Причём похмеляться стал без отвращения и не морщась!

Эти способности открыли для нас с алкоголем возможность почти безнаказанной дружбы и мирного сосуществования. Мы стали друзьями, как говорится, не разлить водой. Хотя какая уж тут вода?

Последние пять-шесть лет я выпивал часто. Не каждый день, но часто, очень часто. Иногда пятьдесят граммчиков за день, а иногда и все триста! Я даже придумал способ открыто выпивать в общественных местах. Всё гениально просто: берём двести пятьдесят грамм водки и пол-литра какого-нибудь, желательно несладкого, газированного напитка, половину которого выливаем или выпиваем, потом заливаем в освободившееся пространство водку и… всё! Можно ходить по улице или сидеть где-нибудь на скамеечке, спокойно отхлёбывая из безобидной бутылочки «лимонад». И всё прекрасно! И всё замечательно! Но как-то незаметно появилась проблема: если когда-то я мог пить, а мог и не пить, то перейдя какую-то невидимую границу, мог уже только пить.

С некоторых пор каждое утро после вчерашнего пития стал говорить себе: «Хватит. С сегодняшнего дня выпивать буду только по праздникам». Но проходил день, два, три, и я начинал искать себе причину выпить. Основная причина – «сегодня последний раз, а уж с завтрашнего дня…»

После непродолжительного – с неделю – воздержания словно какой-то бес заставлял меня зайти в винный отдел какого-нибудь супермаркета. А там сверкали и переливались на полках разноцветные бутылочки и бутылки вин, водок, коньяков и прочих опьяняющих напитков. И на этих дивных стеллажах я мог с закрытыми глазами найти мою любимую водочку и коньячок в удобных для ношения в кармане плоских стеклянных фляжечках по двести пятьдесят граммчиков!

Потом я шёл к месту ночлега и, отхлёбывая на ходу вожделенный напиток, проклинал своё безволие.

А Любовь моя… А что Любовь? Любушка вся в медицине. Она не то что трудится фельдшером на скорой помощи, она живёт своей работой. От неё пахнет лекарствами, а от меня алкоголем. И что? Почему мы не перевоспитываем друг друга? Могу слово в слово повторить то, что сказал про это когда-то Алевтине: это молодые ссорятся из-за несбыточного желания перевоспитать спутника жизни, а мы с Любушкой давно такие, какие есть, и перевоспитывать друг друга поздно. Я даже спросил однажды у жены, не мешает ли ей моя дружба с алкоголем, и она сильно удивила меня ответом. Сказала, что я, если выпью, не похож ни на одно животное, сходством с которыми общественное мнение награждает алкоголиков.

Конечно, это успокоило меня, но …будь ты «под мухой» хоть ангелом во плоти, всё равно алкоголь – это то, чем поливают хлипкие ростки маленьких неприятностей, чтобы вырастали из них кряжистые деревья бед. Трезвая жизнь не обязательно будет залогом счастья, а вот алкоголизм всегда или почти всегда – путь в никуда.

Неужели нужно было бестолково прожить шестьдесят лет, чтобы понять, от чего необходимо отказаться? Истина, открытая слишком поздно, бесполезна. Хотя и не перестаёт быть истиной.

Тут надо признать, что я несколько преувеличил свои алкогольные «подвиги», но это для усиления эффекта. Чтобы порок выглядел мрачнее, нужно описать все его гнусности как можно ярче.

Мечта вторая

1979 год. 14 апреля, суббота. Полдень. Мы встречаемся на станции метро «Площадь Мужества». Лариса ведёт меня знакомить со своими родителями! Три трамвайных остановки до их дома я предлагаю пройти пешком. Она соглашается.

Солнце приканчивает остатки снега на газонах, сушит тротуары и греет сквозь одежду наши тела. И так хорошо шагать рядом с ней по этой весне! И так прекрасны эти подсыхающие лужи, и так певуче гудят трамваи, и так чудесно предвкушение лета.

– Хорошо, правда? – говорю я, не глядя на свою спутницу.

А зачем смотреть? Я и так знаю, что она тоже щурится от яркого света и радуется ему так же, как и я. Она так же, как и я, наслаждается тем же шумом весенней улицы и дышит тем же воздухом. Она чувствует то же, что и я! И я доволен. И рад. И счастлив. И влюблён.

Да, да! И ничего с этим не поделаешь. Потому что без любви не спасёшь даже воробья.

Лариса медленно, с наслаждением вдыхает в себя этот чудесный воздух и выдыхает: «Хорошо». Тут я не могу сдержаться и, глядя прямо перед собой, медленно, разделяя слова, говорю: «Я тебя люблю». Она ничего не говорит, только на секундочку сжимает пальцы на моей руке чуть повыше локтя. Мы проходим немного молча, а потом я слышу, как она, словно эхо, так же разделяя слова, повторяет: «Я тебя люблю». Теперь молчу я, а Лариса говорит:

– То, что ты сказал, могу сказать и я, и… у нас всё будет хорошо.

– Всё будет хорошо, – повторяю за ней я.

Она задумчиво улыбается и с какой-то особенной нежностью произносит:

– Да.

Нам остаётся идти минут пятнадцать, а если делать это медленно, то и все двадцать. Время есть. И я решаю поговорить с Ларисой об алкоголе.

– Надо поговорить на очень серьёзную тему.

– Про паруса и встречный ветер?

– Мне сейчас нравится всё! И ирония твоя тоже. Но я хочу сделать тебе предложение. Вернее, я хочу попросить тебя кое о чём… вернее…

– Андрюш, ты сейчас запутаешься. Говори, а там… вместе разберёмся.

– Ты знаешь, что такое «подшиться»?

– Н-нет… Хотя, кажется, что-то об этом слышала.

– Алкоголикам, пожелавшим избавиться от пьянки, вшивают под кожу маленькую ампулу, которая очень медленно растворяется в крови. Не знаю точно сколько – два или три года… не важно. Вещество, попадающее при этом в кровь, безвредно или почти безвредно. Но как только в крови появляется хоть немного алкоголя, человеку становится плохо. Очень плохо. Его так колбасит, что он может даже умереть. Дело это добровольное, человек знает, на что соглашается, и даже, может быть, расписывается в том, что ознакомлен с последствиями приёма алкоголя.

Лариса прислонилась к моему плечу.

– Откуда такие познания? Ты что, готовился к этому свиданию в читальном зале библиотеки Академии наук?

* * *

Ах, дорогая, милая Чайка! Ты идёшь под руку с молодым человеком, прожившим на свете шестьдесят лет! А жизнь – самый лучший читальный зал.

* * *

– Я хочу подшиться.

– Чего ещё я про тебя не знаю? Но… когда ты успел?

– Успокойся, я не алкоголик. Пока. И подшиться я хочу не ампулой, а… тобой.