Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26

Занятая своими мыслями, я не заметила, как вокруг собралась целая толпа ребятни. Круглыми, широко раскрытыми блестящими глазенками они смотрели на меня, улыбаясь и щебеча что-то на своем языке. Ручонки тянулись к моей голове, и я поняла, что их заинтересовали мои светлые волосы. Их коснулось такое количество детских ладошек и пальчиков, что, будь кудри длинными, точно пришлось бы несколько часов отмокать в душе. К счастью, я со школьной скамьи ношу короткую стрижку, а натуральный блондинистый цвет привлекал темнокожее маленькое население, как мух липовый мед.

– Вы пользуетесь популярностью, – услышала я голос сверху и подняла глаза. Надо мной, уперев руки в бока, стоял Тахир. Он был чисто выбрит, густые волосы с блестящими в них каплями воды зачесаны назад – в целом выглядел он посвежевшим, несмотря на тяжелый рабочий день и потрясение, вызванное гибелью Марселя. Он что-то сказал детям, и они с явной неохотой поднялись с корточек и удалились, с любопытством оглядываясь через плечо.

– У малагасийцев очаровательные дети, – заметила я. – И их так много!

– Это правда, – согласился он. – Когда у малагасийца четырнадцать детей, это дает ему право на переход в благородную касту.

– Я думала, касты есть только в Индии!

– Местные касты похожи на индийские. К примеру, андриана, или благородные – что-то типа индийских раджпутов. Между прочим, о кастах тут говорить не принято, но даже в фамилиях, по приставкам «андриана», «рандриана» или «ра», можно определить таких людей. А еще есть хува, или свободные, и андеву.

– А почему не принято говорить о кастах? – поинтересовалась я.

– Потому что их как бы уничтожили при колониальном режиме.

– Но они существуют?

– Отчасти. Здесь не поощряются неравные браки, а выходцы из низших каст редко получают хорошие должности, будь они хоть семи пядей во лбу. Поэтому для мальгашей так важно «облагородить» собственные корни. На постоянном месте жительства сделать это невозможно, ведь они знают всех своих предков до седьмого колена и соседи осведомлены об их родословной, так что никого не обманешь. Зато при переезде ситуация меняется.

– Или при наличии четырнадцати детей! – пробормотала я.

– Верно. Но даже при появлении седьмого ребенка отец получает право на всеобщее уважение.

– Семеро! Боже мой…

– Экстремально, особенно для женского здоровья. Но не забывайте, что детская смертность составляет здесь больше десяти процентов, так что желание малагасийцев иметь как можно больше детей вполне объяснимо. Они обожают своих ребятишек и многое им позволяют… Хотя, должен сказать, в былые времена некоторым маленьким мальгашам пришлось вдоволь натерпеться от суеверных взрослых. Считалось, что будущее ребенка сложится удачно, если его не угораздит родиться в полночь. По поверьям, на грани уходящего и приходящего дня появлялись люди, которым суждено стать злыми колдунами. И не приведи господь родиться в первые два дня сентября, когда чрево матери покидал тот, кому суждено стать богохульником! Одного этого было достаточно, чтобы новорожденного похоронили заживо или подложили в муравейник. Правда, позже стали применять более гуманные методы.

– Гуманные?! – пробормотала я, потрясенная. – Интересно какие?

– Новорожденного клали перед загоном для коров. Если его не затаптывали зебу, то малышу оставляли жизнь. Но на этом злоключения рожденных первого и второго сентября не заканчивались. Матерям запрещали кормить детей, так как «чудовища», появившиеся на свет в начале осени, недостойны материнского молока. Мать клала ребенка на дорогу, начинала причитать и плакать. Если кто-нибудь усыновлял несчастное дитя, то для него это считалось лучшим исходом.

– Вы, наверное, шутите?

– Нельзя шутить с жизнью и смертью, – покачал головой Тахир, и его серьезный вид не оставлял места сомнениям.

– Еще один малагасийский фади?

– Нет, этот фади – кашмирский.

Его лицо помрачнело.

– Я чем-то вас обидела? – обескураженно поинтересовалась я. – Если так, прошу прощения…

– Вы меня не обидели, – прервал Тахир, но глубокая складка, залегшая между его бровями, говорила об обратном. – Смотрите, представление начинается!

Удовольствие я, несомненно, получила – не столько от того, что вытворяли артисты, сколько от реакции публики. Она в полной мере являлась участником происходящего на сцене, скакала, кричала, улюлюкала, пела и плясала вместе с выступающими. Народ, включая детей, бурно выражал удовлетворение или недовольство мастерством музыкантов, и даже мы с Тахиром не остались равнодушными, включившись в процесс. Уже минут через сорок я обнаружила, что подпрыгиваю рядом с ним и выкрикиваю французские и русские фразы, которые, впрочем, все равно потонули в общем гуле. Особенно мне понравился инструмент под названием марувани. Он представлял собой деревянный ящик с натянутыми внутри струнами, а его звучание оказалось сродни губной гармошке. Оказывается, у россиян есть нечто общее с малагасийцами!

Ночь обещала быть долгой.

* * *

Ив остановился перед высотным зданием и вскинул голову, глядя вверх, – так непривычно вновь оказаться среди домов из стекла и бетона, среди людей, внешне похожих на тебя самого. За последние десять лет Иву приходилось бывать во Франции от силы раз пять, да и то недолго. Скучал ли он? Вряд ли. Ив отлично ощущал себя в любом месте, куда забрасывали его судьба и работа, это было тем бесценным качеством, которое больше всего ценило в нем начальство. И все же каждый раз, приезжая в столицу своей родины, он испытывал странное щемящее чувство.

И как его угораздило вляпаться в детективную историю? Все благодаря этой русской, Тамаре… Иван был его другом, но Иву и в голову не пришло бы самолично расследовать его гибель, он удовольствовался бы сухим полицейским отчетом. Когда Амели пропала, он поискал ее и перестал, решив, что она сама не желает быть найденной, но эта русская… Она непременно хотела во всем разобраться и тем самым заставила тоненький голосок совести, почти заглохший внутри его, зазвучать в полную силу. «Как же ты можешь так? – говорил этот голос. – Твой друг мертв, твоя бывшая девушка, возможно, тоже, а ты даже не хочешь узнать почему? Да у женщины больше храбрости, чем у тебя!» Тамара действительно оказалась смелее и настойчивее Ива. Она не побоялась приехать в такую даль, ничего не зная о стране, где погиб дорогой ей человек. Она не испугалась, когда ее похитили террористы и когда едва не переехала машина… А что же он, Ив?

Глубоко вдохнув ноздрями прохладный воздух и еще раз взглянув на затянутое тучами дождливое небо, Ив вошел в двери, услужливо открывшиеся перед ним благодаря фотоэлементам. Кабинет главного редактора газеты, в которой трудилась Амели, выглядел аскетично, если не считать парочки разномастных безделушек, явно подаренных, и фотографии семьи – моложавой блондинки и двух симпатичных подростков, мальчика и девочки в спортивной форме какого-то школьного футбольного клуба. Бернар Курсель оказался невысоким, полным мужчиной с аккуратной бородкой, которой он определенно уделял большое внимание.