Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26

– Мы продолжим беседовать в коридоре или все же в более приватной обстановке? – прервал его Горин, обрадованный еще больше Мономаха.

Поколебавшись несколько мгновений, Курпатов сделал им знак следовать за собой.

Через пять минут они сидели в пустой ординаторской.

– Итак, что вы хотите узнать? – спросил Курпатов, и Мономах понял, что победил: доктору совершенно не нужны неприятности.

Если он и помог «бедной женщине» по имени Тамара Челищева, то, скорее всего, не безвозмездно. А это – должностное преступление, за которое можно не только лишиться места, но и загреметь за решетку.

– Мы хотели бы знать, как именно вы «помогли» племяннице Рукояткина, – спокойно пояснил Мономах. – Я так понимаю, она вам что-то сказала? Нечто, из-за чего вы решили, что операцию по замене сустава лучше не проводить?

– Она не просто сказала, а предоставила справку!

– Какую справку, простите? – встрял адвокат.

– О том, что у пациента болезнь Альцгеймера.

– Что-о-о?!

– Справку из «Скворечника» [27] , все официально!

– И вы поверили?! – возмутился Горин. – Неужели вы не поняли, что справка – откровенная липа?

27

«Скворечник» – народное название психиатрической больницы № 3 имени И. И. Скворцова-Степанова.

– Я не психиатр, знаете ли, и привык доверять документам от других врачей! – буркнул Курпатов.

«Ну да, – подумал Мономах, – особенно если документ подкреплен денежными знаками!»

– Кроме того, дедушка и в самом деле заговаривался! – добавил врач. – Не каждый раз, но случалось…

Мономах и Горин обменялись быстрыми взглядами.

– А его племянница, Тамара, сказала, что совсем замучилась с ним: он уходит из дома, теряется, и потом ей приходится искать его при помощи работников МЧС. Она боялась оставить его одного в квартире, так как он путал плиту с краном, мог включить газовую конфорку и уйти…

– Но у Аркадия электрическая плита! – пробормотал Горин так тихо, что его мог слышать только сидящий рядом Мономах.

– Она даже плакала и просила меня не делать операцию, потому что в лежачем положении за ним легче ухаживать и он не сможет нанести себе вреда! – закончил Курпатов.

– Да как же вы могли так поступить?! – взвился Горин. – Обречь человека на медленное умирание, руководствуясь лишь словами какого-то родственника?! А если эта самая племянница спала и видела, как бы избавиться от богатого дядюшки?

– Так он богатый? А она говорила, что у них нет денег на операцию! Правда, я предупредил, что на эти операции в больнице есть квоты, и ничего платить не потребуется…

– Значит, вы признаете, что подделали диагноз? – уточнил Мономах. – Написали, что пациент страдает хронической сердечной недостаточностью и поэтому операция ему противопоказана?

– Это – не подделка! – упрямо замотал головой врач. – Я лишь пошел навстречу родственнице!

– Аркадий Рукояткин проходил полное обследование каждые полгода, – сказал Горин. – Последнее – незадолго до происшествия, и ни разу ему не ставили такой диагноз. Что это, как не подделка? Возможно, из-за вас человек умер, это-то хоть до вас дошло?! Сколько вам заплатила Тамара Челищева за откровенную липу?

– Я взяток не беру! – воспылал праведным гневом Курпатов. – За кого вы меня принимаете?!

– За человека, который легко меняет диагнозы ради собственной выгоды! – бушевал адвокат. – Вы у меня врачом работать не будете – вас вообще не подпустят близко ни к одному лечебному учреждению…

Мономах мягко положил руку на его локоть, останавливая лившуюся потоком сбивчивую речь.

– Послушайте, Василий Орестович, – сказал он, обращаясь к коллеге, – нас не интересует, получили ли вы мзду за свою услугу – я даже допускаю, что вы сделали это бесплатно, из жалости…

– А так все и было! – перебил Курпатов, но Мономах прервал его властным взмахом руки.

– Нам важнее выяснить детали пребывания Рукояткина в больнице. У вас есть что нам рассказать?

– Да нет, ничего такого… Ну, разве что одну вещь: ваш приятель по большей части спал. Его диагноз не предполагал такого состояния, но племянница заверила меня, что все нормально и что ей приходится давать дяде успокоительные, чтобы он не буянил – вроде бы такое с ним частенько случается. А мне, знаете ли, не нужны в палате эксцессы!

– Она даже не отрицала, что кормит Аркашу наркотиками! – простонал Горин, беспомощно глядя на Мономаха, которому показалось, что адвокат готов разрыдаться от гнева и бессилия.

– Как часто приходила Тамара? – спросил Мономах, сочтя за лучшее проигнорировать всплеск эмоций напарника.

– Каждый день, иногда по два раза, – ответил Курпатов. – Я удивлялся такой заботе, ведь она ему даже не дочь!

– Да уж, заботливая… – пробормотал себе под нос адвокат, взявший себя в руки.

– На самом деле, Рукояткин пролежал у нас всего четыре дня, – добавил ортопед. – Я был против того, чтобы его выписывать, да еще и так поздно вечером – уговаривал оставить хотя бы до утра. Я как раз дежурил, с утра проверил бы его, осмотрел как следует… Не знаю, к чему было горячку пороть! В целом состоянию здоровья ничто не угрожало, но, вы же понимаете, пожилой человек… Однако племянница настаивала, мотивируя свое решение тем, что дома, при хорошем уходе, он скорее пойдет на поправку.

Прежде чем адвокат снова сорвется, возмущенный лицемерием лечащего врача его приятеля, Мономах поспешил задать следующий вопрос:

– Она просила вас порекомендовать сиделку?

– Откуда вы знаете?

– Ну, сами же сказали, что выписали его раньше времени! Тамара не из тех, кто стал бы сам выносить за дядей утку: ей требовалась опытная медсестра!

– Вы правы, она обратилась ко мне с этой просьбой, и я предложил нескольким нашим девчонкам работу. Но они как-то без восторга восприняли предложение: молодежь, знаете ли, не очень любит пахать! Племянница Рукояткина обещала неплохую зарплату, но им показалось, что этого недостаточно. Только одна согласилась, Евгения Цимбалист. У нее тяжелое семейное положение, двое детей, а мужа нет.

– Она сейчас в больнице?

– Должна быть где-то в отделении.

– Поможете нам ее найти?

* * *

Алла ожидала увидеть большого, откормленного мужчину с лоснящейся физиономией и какой-нибудь дорогущей цацкой на запястье – часами или браслетом.

Ее отношение к чиновничеству всегда было настороженным, и дифирамбы, которые пел депутату Леонид Пегов, не могли изменить мнения Аллы: она по-прежнему считала, что депутаты похожи на кровососущих насекомых на теле государства. Имея доступ к государственным средствам, они, кто потихоньку, а кто и в наглую, распиливают их на доли. Маленькая толика иногда достается нуждающимся, а все остальное утекает между пальцев по месту назначения – в широкие карманы депутатов.

Алла слышала, что есть среди них и те, кто честно исполняет свой долг перед выбравшим их населением, но не слишком верила в правдивость этих слухов. Сама она, к примеру, понятия не имела, кто ее депутат, так как ни разу в глаза не видела этого деятеля! На выборы ходила из чувства противоречия, но каждый раз терялась, видя в листке список фамилий, которые ей ни о чем не говорили: ни один из кандидатов не вызывал у Аллы теплых чувств по причине того, что она слыхом не слыхивала о его добрых деяниях, если таковые и имели место быть, а сам кандидат никогда не пытался доказать ей ее неправоту.