Механизм влияния

Он почувствовал себя слепым. Безоружным. Неспособным предсказать то, что должно было быть очевидным. Это был первый случай, когда он по-настоящему испугался не того, что знает слишком много — а того, чего он не знал совсем.

На улице уже стояли офицеры, и эвакуационные машины медленно ползли вдоль тротуаров. Улицы шумели, но всё казалось странно глухим, будто мир стал ватным. Внутри что-то переворачивалось — и не только от новостей.

Август должен был идти на собеседование в MIT. Прямо сейчас. Через два квартала. Всё было спланировано: встреча с профессором, разговор, финальный этап. И вот теперь — всё вокруг разваливается. Как будто сама реальность решила ударить в ответ.

Он чувствовал, как в теле пульсирует не страх, а что-то хуже — осознание собственной уязвимости. Он думал, что контролирует контекст. А контекст — показал зубы.

Как будто реальность говорила: «Ты слишком далеко зашёл. Не забывай, у кого последние карты».

В таком полубреду он дошел до места проведения собеседования и встретился с интервьюером.

— Готов? — мягкий голос отвлёк его от мыслей. Профессор, в тёмном твидовом пиджаке, с задумчивыми глазами.

— Да, Мистер Цукерман — Август узнал его сразу, хотя раньше видел только в записях. Эксперт по цифровым структурам, свободным медиа и социотехнологиям. Именно он должен был проводить закрытое интервью.

— Итан, — улыбнулся тот. — Без формальностей. Пойдём? У нас сегодня странный день, но… странные дни иногда дают лучшие разговоры.

Разговор длился больше часа. Цукерман задавал не вопросы — он бросал мысли, проверял, как Август их ловит. Они говорили о будущем цифровых автономий, об интерфейсах нового поколения, об этике алгоритмов, которые принимают решения. И в какой-то момент — Итан замолчал. Долго смотрел на него. А потом сказал:

— Вы не похожи на типичного абитуриента. Скорее на кого-то, кто давно играет в свою игру, — произнёс Цукерман, прищурившись. — Я не буду лукавить: вы заинтересовали меня. Если поступите, я хочу пригласить вас в одну из исследовательских групп. Мы только формируем ядро, фокус — на алгоритмах доверия и распределённых автономиях.

Он сделал паузу и добавил:

— Никаких гарантий, конечно. Но, думаю, вы сможете удивить многих.

Август ничего не ответил. Просто кивнул. Внутри уже пульсировала мысль: это — один из тех людей, которых нельзя терять. Он должен быть в его команде по разработке ИИ.

Тем временем Савва просматривал карту активностей Spectra — не географическую, а структурную, отражающую цифровые движения, совпадения сигналов, перекрёстные доступы. Протоколы отмечали рост активности по множеству направлений: Лондон, Бостон, Сан-Франциско. В MIT — странная загрузка через академические VPN, будто кто-то изнутри начал тестировать неочевидные подходы к обходу сетевых ограничений. В Англии фиксировался всплеск поисковых запросов, связанных с Clearsignal — базовые принципы, архитектура, даже старые имена, фигурировавшие в ранней разработке. Всё указывало на одно: кто-то начал подбирать ключи. Не напрямую, но методично. Пробовали собирать свои платформы — криво, шумно, но с заметными следами протечек. Это были не конкуренты. Это были — подражатели.

Первые сигналы о клонировании ClearSignal поступили из университетских сетей США и Великобритании. Сначала — странные повторяющиеся поисковые запросы, затем — схожие архитектурные подходы к построению связей в малых закрытых форумах. Spectra зафиксировала код, в котором отчётливо угадывались принципы ранней версии Clearsignal: структура трафика, типы взаимодействий, даже терминология в комментариях совпадала. Это не могло быть случайностью. Некоторые элементы выглядели настолько идентично, что Савва сразу предположил — утечка.

Анализ логов показал: речь шла о раннем прототипе, ещё до интеграции с Spectra. Код, по всей видимости, ускользнул во время тестирования в одной из лабораторий-партнёров, возможно через недокументированный доступ, открытый в рамках тогдашней академической программы.

Системы показали, что отрыв от оригинала уже достиг почти полутора лет в разработке. Их попытки собрать нечто работающее были очевидны — интерфейсы не выдерживали нагрузки, алгоритмы плохо масштабировались, архитектура сыпалась под натиском живых пользователей. Но сами попытки становились всё более системными, а значит — за ними стояли ресурсы.

Савва передал это Августу с короткой пометкой:

«Вероятно: утечки из прототипа Clear до интеграции Spectra. Проверяем, кто. Один след — американский аналитик, разработчик из Sandstone Group. Имя — Сара Эллис. Связи с университетской сетью в Принстоне и DARPA».

— Нам нужна она и её команда, — сказал Август, не поднимая глаз от экрана. — Они работают вслепую, без понимания настоящей архитектуры. Только реверс, только догадки. Но даже так — они добрались до вещей, которые не лежат на поверхности.

Он сделал паузу и добавил:

— Конечно, они отстают. Лет на десять, если говорить прямо. У них нет доступа ни к Spectra, ни к нашим каналам, ни к интеграциям через Facebook, Google Ads, LinkedIn, MySpace. У них даже нет базовой инфраструктуры. Но их подходы полезны. Их ошибки — показательны. Они, как ни странно, видят то, что мы уже не замечаем.

Савва кивнул:

— Завербовать всех?

— Да. Сделай им предложение, от которого трудно отказаться. Высокие зарплаты, но с жёсткими условиями. Полная конфиденциальность, погружение и изоляция. Если согласятся — пусть работают под нашим куполом. Если нет — Spectra сама найдёт, как их выключить из уравнения.

Через два дня Сара получила предложение. Зарплата — в пять раз выше текущей. Условия — жёсткие, без оговорок. Работа — строго изолированная: без внешних связей, без упоминания проекта даже на уровне названия. Каждый участник команды должен был пройти многоуровневую проверку, включая анализ цифрового следа и скрытых связей. Отныне они работали под псевдонимами, в замкнутом сегменте сети, без возможности удалённого подключения и с постоянным мониторингом со стороны внутреннего отдела Fortinbras.

Старую команду не распускали. Её оставили — в параллельной среде. Оригинальные участники продолжали симулировать разработку под видом самостоятельного проекта, чтобы отвлекать внимание и дезинформировать конкурентов. А новая команда Сары погружалась в реальную архитектуру Clearsignal+Spectra, изучала слои, в которых не работал ни один из их прежних прототипов, и под контролем Саввы тестировала модули, которые даже внутри Fortinbras ещё не считались готовыми к применению.

Перед переходом в Fortinbras команда Сары выполнила последнюю и самую деликатную часть операции: они удалили все следы своей прежней работы. Исходный код, документация, внутренние ветки разработки — всё было стёрто подчистую, включая доступы, резервные копии и журналы изменений. Это не было предательством, это было условием. Савва дал им чёткий выбор: или полный разрыв с прошлым — с теми, кто не понял масштаб их потенциала, — или никакого перехода не будет.

С юридической стороны это выглядело рискованно — контрактные штрафы, возможные иски, финансовые последствия. Но Fortinbras взял всё на себя. Они выплатят неустойки, закроют возможные претензии через анонимные фонды и обёрнутые транзакции, не оставив ни единого следа связи.

После перехода команда была жёстко разграничена. Каждый участник подписал многоуровневое соглашение: запрет на личные устройства, ежедневная сверка активности, работа в полностью изолированной цифровой среде. Раз в неделю их отключали от внешнего мира полностью, включая даже локальную почту и внутренние форумы — чтобы проверить, как работает их мышление в вакууме. Им разрешалось говорить только внутри собственной группы, а результаты их разработки знали всего два человека: Савва и куратор из отдела интеграций Clearsignal.